Мулаты, придя в себя от изумления, вступили в разговоры с мура на общепринятом здесь языке, исполняя роль переводчиков для Луша, который тотчас же надумал превратить мура в грозных союзников.
Краснокожие отозвались с полной готовностью на все сделанные им предложения: настолько был высок авторитет белой расы даже в глазах этих порочных и отверженных людей. Зная их нрав и обычаи, Луш, чтобы возбудить их алчность, стал расписывать богатства молодого француза и рассказывать, как легко все это может им достаться.
Мура слушали его, развесив уши, тем более, что они издавна знали про эту богатую плантацию и громадные запасы всяких товаров у молодого серингуеро, хозяйничавшего здесь многие годы.
Уже не раз они нападали на него, но каждый раз безуспешно, благодаря беспримерному мужеству защитников, в числе которых было несколько человек мундуруку — заклятых врагов их племени.
В конце концов они пришли к убеждению, что француза нельзя одолеть, и потому окончательно отказались от всяких покушений на его спокойствие.
Но вот люди той же белой расы вступают с ними в союз против ненавистного белого серингуеро. Там был один белый, а все остальные или индейцы, или чернокожие, тогда как здесь у них было четверо белых. Под предводительством этих белых мура могли теперь считать себя непобедимыми. Решив этот вопрос, они сразу сговорились со своими союзниками, не вдаваясь в подробности плана.
Условились, что каторжники поведут их в атаку на серингаль, а добычу они поделят между собой поровну. Мура поклялись беспрекословно повиноваться своим предводителям, обещавшим им свою помощь и поддержку. Чтобы скрыть присутствие столь многочисленного отряда и в то же время действовать без промедления, новые союзники рыскали по саванне в поисках коней.
Не прошло и недели, как у всех в отряде были превосходные полудикие кони, которых, однако, эти прирожденные объездчики очень скоро укротили, с присущей индейцам жестокостью и бесчеловечностью. Тогда они отважились мало-помалу подходить ближе к усадьбе, соблюдая всевозможные предосторожности. Учредили у себя отряд лазутчиков и стали выжидать, с терпением и выдержкой настоящих хищников, удобного момента для нападения.
Между тем владелец плантации, довольный уничтожением хищника-змея, весело и беспечно шагал по широкой просеке, не подозревая о готовившейся против него засаде и оживленно беседуя со своим спутником
— индейцем Пиражибой.
Чтобы зажечь сигару своего спутника, утерявшего кремень и огниво, Шарль на минуту остановился.
Человек двадцать мура притаились за деревьями.
Случай был слишком заманчив, чтобы его упустить, и один из них ловко пустил свое лассо, которое обхватило шею молодого переселенца с адской силой, и, не успев что-либо сообразить, он упал полузадушенный, потеряв сознание.
ГЛАВА XIII
Чтобы принудить пленника говорить. — Луч надежды. — Страшные угрозы. — Упорное молчание. — Возражение. — Поступок мулата. — Дикий конь. — Подобие охоты с помощью лассо. — Пытки. — Адское кольцо. — Порвавшаяся подпруга. — Всадник на земле. — Брешь. — По саванне. — Тщетное преследование. — Новый Мазепа. — Отчаяние. — Обморок. — Переправа через реку. — Действие воды на кожаный ремень. — Бессильное бешенство. — Близость спасения. — Нож. — Молниеносная смерть.
Можно себе представить ужас и изумление Шарля, когда после продолжительного и глубокого обморока, раскрыв глаза, он увидел перед собой Луша и его товарищей.
— Ну-с! — продолжал каторжник, отбросив сосуд с водой, которую он плескал прямо в лицо серингуеро. Ну-с, сударь, или вы совсем утратили дар слова? Надо попробовать разжать ему зубы! ..
Шарль молчал.
— Хм! .. Да вы упрямитесь! Хорошо, мы сейчас посмотрим, кто из нас кого переупрямит… Господин Луш знает приемы, которые могут заставить говорить даже немого, приемы совершенно безошибочные…
Тут Геркулес выступил вперед и сказал: «И я тоже знаю такое средство. Если ты предоставишь этого человека на несколько минут в полное мое распоряжение, то я ручаюсь, что сделаю его столь же болтливым, как целая стая попугаев! "
— Руки долой, увалень! Знаю я твои средства! Дай тебе волю, так ты его разом сплющишь прежде, чем мы добьемся от него хоть одного слова!
В продолжение этого разговора, из которого намерения разбойников совершенно прояснились, мысли с бешеной скоростью проносились в голове Шарля. Окинув все вокруг одним взглядом, он увидел, вместе с каторжниками и бразильскими мулатами, большое число мура, своих беспощадных врагов, а он был один, совершенно один. Табира не здесь, не в плену у негодяев; слабый луч надежды зародился в его душе, но весьма слабый, — увы! А все-таки, если мундуруку, ловкость, хитрость и сообразительность которого ему хорошо были известны, если он не задушен мурами, то, наверное, последовал по его следам, и тогда не подлежит сомнению, что он сделает все на свете, чтобы, при помощи смелых и мужественных защитников серингаля попытаться спасти хозяина.
Голос Луша прервал его мысли.
— Так вы не хотите говорить? .. Прекрасно! Я скажу тогда, чего хочу. И после того вы скажете «да» или будете действовать согласно моим намерениям. Это все, чего я требую от вас! Вы богаты, даже, можно сказать, до смешного богаты; так нам, видите ли, прежде всего нужно ваше состояние!
А так как Шарль и на это только презрительно усмехнулся, то негодяй продолжал:
— Да! Я знаю, что казна ваша хорошо охраняется; знаю, что там постоянно находятся человек тридцать, которые встретили бы нас ружейным огнем, не считая тех молодцов, которые попотчевали бы нас своими отравленными спичками… Неправда ли, это кажется вам очень забавным? .. Но мы не так глупы, голубчик, и тоже умеем дорожить своей шкурой! Оборудуем это дело, не получив ни одной царапины, понимаете ли? Вот почему я рассчитываю на вас, что вы облегчите нам это дело! Так вот, вы проводите нас к дому, как будто мы ваши старые друзья, и введете в казнохранилище, а тогда мы решим, какой взять с вас выкуп. Но смотрите, не пробуйте нас обмануть: я имею привычку принимать свои меры предосторожности. Знайте, что если только вы шевельнетесь, если сделаете хоть малейший жест, мы выпустим из вас все потроха! Теперь вы знаете, господинчик, чем вы можете выкупить свою жизнь!
Во время этой пространной тирады Шарль продолжал хранить упорное молчание, как бы не видя и не слыша ничего из того, что происходило вокруг него.
Это презрительное спокойствие вывело Луша из себя, и он дал волю приступу бешеной злобы.
Товарищи его разразились целым градом ругани и проклятий; даже мура, до того невозмутимые и, по-видимому, совершенно равнодушные, огласили воздух дикими звуками.