развалились неряшливой кучей.
– Тетя Хельга. А можно нам горячего шоколада? Пожалуйста.
«Нельзя, ребята», – хотела ответить она, но разве так можно? – Хотя бы одну кружку, нам на всех хватит, – мальчик глянул на нее щенячьими глазами. Его шапочка съехала набок, он был похож на взъерошенного метелью воробья.
Ну одну кружку-то можно? Только одну.
Приняв решение, Хельга загадочно подмигнула ребятам.
– Знаете что? Я сделаю каждому по порции, просто так. Бесплатно. Только вы никому об этом не рассказывайте, хорошо?
В магазине поднялся галдеж – ребята защебетали, закивали и стали слушать и наблюдать, как по залу разлетается аромат горячего шоколада. Они жадно прихлебывали из своих кружек, укутанных в «свитера», обжигали языки и переглядывались с таким восторгом, который возможен, только если ты маленький.
Когда дети ушли, клятвенно пообещав никому не проронить ни слова о такой вольности, на сердце у Хельги потеплело. Какие бы дураки или негодяи ни сидели в Министерстве сезонов, у них не выйдет отнять вот этого. Как бы ни зависели мы от решений властных и далеких, всё, что можем мы сами, – оставаться добрыми людьми.
Но осторожная радость, наполнившая было магазинчик Хельги, вскоре угасла. Как-то утром она обнаружила, что одна из стен в торговом зале дала трещину. Небольшую, едва заметную, но трещину. А в другом углу сверху поползла гнусная плесень, которой отродясь там не водилось.
«Нехорошо», – только и подумала Хельга, заподозрив неладное. Она наспех оделась, поплотнее укутав шею шерстяным шарфом, и вышла за порог. Ее сразу же подхватил зимний ветерок и бросил в лицо пригоршню ледяных игл. С неба смотрело тусклое солнце, и иногда иглы и снежинки искрились в его тощих лучах. Это даже было бы красиво, не будь мысли Хельги заняты самыми скверными подозрениями.
Она пошла вдоль набережной, бросая пристальные взгляды на другие дома. Да, так и есть: трещины появились и тут и там. Местами щетинилась облупившаяся краска, ей под ноги попалось даже несколько треснувших булыжников мостовой. Пока что повреждения были едва заметны, но Хельга знала: это ненадолго. Город заболел, город начал умирать. А быть может, и весь мир вместе с ним.
И вовсе не от морозов.
Хельга провела рукой по одной из трещин. Ее гармония с миром была велика настолько, что позволяла ей видеть то, чего не видели другие, и делать то, чего больше никто не умел.
Что-то поколдовав (а иначе это и назвать было нельзя), Хельга заставила рану на теле одного из домов затянуться. Трещина в стене схлопнулась, да так, что не осталось ни следа повреждения. Ни следа болезни.
Прохожие ничего не заметили. Не замечали они и болячек на всем городе. Пока что. Хельга знала, что раны начнут расползаться повсеместно. Трещины разрастутся, покрошатся ступени и колонны, дома́ изойдут плесенью, облупится краска и штукатурка. Болезнь обнаружит себя рано или поздно, и, если не вернется гармония, спастись уже будет трудно. В Министерстве сезонов об этом, конечно же, не знали. Там перекладывали и штамповали бумажки, натужно совещались, обедали и совещались вновь.
Хельга задумалась. А ведь исправить все было так легко, одним простеньким указом. Нельзя жить вразрез с природной силой. Нет такой силы у человека, чтобы надстраивать что-то сверх.
Подойдя к растрескавшемуся булыжнику – его не так жалко, – Хельга снова поколдовала, и он с хлопком раскололся на две части. Можно ходить по городу и латать его раны, а можно разрушать все больше. Можно, но не нужно. Она предпочла не вмешиваться. Наблюдать – вот ее дело. Наблюдать и напоминать людям о маленьких радостях.
Вернувшись в магазинчик, она приметила, как прохожие заглядывают в окошко и улыбаются гирляндам. Они тоже знали, что торговать зимними товарами пока нельзя, – но смотреть-то можно? Только лишь смотреть и ничего не покупать.
Снежный робко шевелил веточками прохожим, как бы приглашая их зайти. Бедный, он так любил посетителей.
Нет, так нельзя. Если Министерство и может предать свое назначение, то Хельга – нет. Решено. И будь что будет.
Она взяла кисточку и на большой табличке, под словом «ОТКРЫТО», дописала: «ВСЕ БЕСПЛАТНО». Почему нет, в конце концов?
Сперва ничего не происходило. Прохожие все так же любовались гирляндами и снеговиками, но, увидев табличку, подозрительно щурились и уходили прочь. Но потом в магазинчик забрела старушка – Хельга как раз видела ее тогда в трамвае. Она всего-то угостила посетительницу кружкой глинтвейна. Согревшись, та поплыла по городу и понесла добрую весть, так же умело, как до того несла тревожный перешепот: «Действительно, все бесплатно, и не нужно никаких подозрений».
И дня не прошло, как люди стали стекаться со всего города. Хельга, смеясь, запаковывала им фигурки и подарки, украшения и имбирное печенье. Люди грели замерзшие руки об одетые мягкие кружки, прихлебывая кто шоколад, а кто и горячее вино со специями. Хельга неустанно заваривала и разливала, упаковывала и пекла. Торговый зал наполнился жизнью, забурлил улыбками и восторгами. Снежноягодник подергивал веточками и даже как будто танцевал.
Люди предлагали деньги, но Хельга решительно отказывалась – нельзя.
В разгар дня в магазинчик зашел ошарашенный Митя. Сперва он растерялся – его ясные глаза забегали по посетителям, по их довольным, хохочущим, счастливым даже лицам. Почти как у тех детей.
– Хельга Станиславовна! – опомнившись, забушевал Митя. – Ты что же это такое творишь? Ты хоть понимаешь, сколько штрафов я тебе сейчас выпишу? Тетя Хельга, ну зачем? Предупреждал же – нельзя. Боюсь, и вовсе придется закрыть магазин.
Хельга хитро сощурилась, наливая очередную порцию глинтвейна. Она с улыбкой протянула кружку племяннику. Полицейский или нет, но прежде всего – племянник.
– Держи, Митя. Согрейся. А сколько ты мне выпишешь штрафов, я и без тебя знаю. Ни одного. Я ничего не продаю, милый ты мой мальчик. Я все раздаю бесплатно, как и сказано на вывеске на двери.
Митя нахмурился. Подумал немного, прихлебнул горячего вина, подумал еще.
– Ну что ж. Раз не продаешь… Кажется, тогда ты ничего не нарушаешь. Но как же так? Ты ведь разоришься, и все равно придется закрываться.
Хельга лишь с улыбкой пожала плечами. Придется, не придется. Она – просто наблюдатель. Там видно будет.
Когда, наконец, пришел тот самый день, полки снова были пусты. Хельга точно так же сидела и куталась в плед, грела руки о кружку с травяным чаем и улыбалась этой пустоте. Только гирлянды еще весело мигали под потолком да бумажные снежинки свисали сверху. Люди забрали все радости – все санки и поделки, выпили все вино и весь шоколад, съели все печенье. Они взяли и унесли радость в свои дома.