— Ему положено. Да и опыт у него большой.
— Случай уж очень… неординарный… — осторожно заметил чекист.
Ага, прощупывает настроение первого секретаря.
Они оба, несмотря на порцию улыбок и добрых пожеланий Коноплёва, которые выдал тот матери «вундеркинда» (чекист специально удалялся на эти 10 минут…) только что закончили обсуждать перипетии разговора.
Вот только неясно было — какое решение принимать?
Вариантов было два. И первый, как ни странно, казался самым простым и лёгким.
Вундеркинд, претендующий на что-то большее, очевидно, уже и сам был не рад своей «проделке». По крайней мере, растущее безразличие и уныние в его тоне они подметили оба.
«Всё, забудьте, что было…»
— А ведь он, может, и действительно, больше никому не будет ничего писать… — словно подслушав мысли первого секретаря обкома, заметил генерал —…но можем ли мы забыть всё им сказанное?
Похоже, сам начальник облуправления, несмотря на только что высказанное сомнение, склоняется ко второму варианту, но хочет получить на него добро от первого секретаря.
Ну, ему положено. Такого, что наслушались и начитались они, самый прожжённый и матёрый антисоветчик не насочиняет. Только кого тут крутить для дела?
— Родственников трясти? Мы же сами с ним говорили… — выговорил вслух Борис Всеволодович — из него это… прёт.
— Сколько думал уже, так и не нашёл разумного объяснения. Он ведь прав насчёт того, что ни один 5-летний не может так себя вести и столько знать. Просто физически не может! Пусть гений, пусть читал бы с двух лет, пусть родители наседали бы на него день за днём. Но мы то с ним сами разговаривали, и никто ему не подсказывал. Меня, его эти издевательские намёки… про то, что по женской части он… ходок давний, больше всего шокировали. Ну не мог он за два-три года заучить такую уйму, даже если бы с двух лет его натаскивали. Тем более, все говорят, что у него это летом прорезалось. Я думал уже… может подменили того Вяткина?
— И все вокруг ничего не заметили?
— Да, нельзя такое провернуть. Да и другого… 5-летнего где такого возьмёшь? Получается, что Вяткин тот же самый, только летом изменился… в мгновение ока!
— А в заявление его… насчёт сознания взрослого из будущего… верить сложно.
— Сам уж голову сломал… — согласился генерал. — ни одной версии, объясняющей все странности, в голову не идёт. Он же буквально насмехался, когда предлагал говорить с ним, как со взрослым и был готов к любым вопросам. 5-летнего на такое не натаскаешь. Такую легенду и такое поведение и взрослому то одному из 20 под силу выучить. Он вон, как фамилиями шпарил про жизненные этапы якобы свои.
— Готов принять, что внутри его взрослый? — задал прямой вопрос Борис Всеволодович.
— Мы же сами видели. Пичугин с ним общался. А… пожалуй, и готов! — воскликнул Щербинин. — но в то будущее верить, наотрез отказываюсь.
— А насчёт его заявления про предателей как?
— Соблазнительно. Он ведь явно нам под нос морковку суёт. Я, мол, знаю много чего такого…
— Ну так признаем ему мы его взрослость. И разговор продолжим.
— Думаете, просто обещание между нами сойдёт?
— Не знаю, явно ведь простым честным словом не удовлетворится. Смотрите, Николай Иванович, как он заявил, про «наш ход, способ общения с ним, способ скрытия»…
— Что он может потребовать ещё?
— Может и такое вылезти.
— Меня, не считая его взрослости этой, которой он нас завлекает и признания которой он требует, тревожит, сколько намёков он нам рассыпал. И про распад СССР, и про конституцию… да даже все эти описания устройств… одними марками техники и способами конфликта военного интригует. Откуда всё это? Как сам смог выдумать, где вычитал, кто подсказал ему?
Первый секретарь снова извлёк из папочки с письмами уже неоднократно рассмотренный рисунок… одного из трёх, что он выпросил у польщённой матери «вундеркинда».
— И фразы его эти насчёт танка из головы не идут… ну откуда, мимоходом так высыпать нам в ответ столько слов про рисунок? Даже взрослому заучить такое нельзя. Я про НИИ Стали этот, который у нас есть, один раз всего слышал ранее. Откуда про него 5-летнему знать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Первый секретарь снова пошёл глазами по любовно выведенным обычным карандашом линиям рисунка танка.
— Хорош, определённо хорош. Если бы не всё, чем он нас в довесок накормил, я бы только гордился, что у нас в области такой 5-летний есть. Рисует вон как, талант же… а этот… только смеётся — всего лишь «набил руку, да кое-чем интересовался плотно с детства». Ишшь какой! Этот, говорит, Т-90, будет только такой… Т-72 есть, а этого нет пока. И про коробочки эти, которым башня усеяна, как загнул, а? «В НИИ Стали про динамическую броню поинтересуйтесь, её и наши и Израиловка первые сделают, в 1982-м, в Ливане те испробуют…»… ну вот откуда ребёнку такое… да просто придумать?. Знаете что, Николай Иванович, может, по своей линии отработаете, местный уполномоченный ваш там в районе справится? Должен всю обстановку знать, что вокруг ребёнка творится, с кем родители якшаются? Аккуратно, быстро и с выводами к вам, а?
— Я понял установку, товарищ первый секретарь… — мгновенно подтвердил Щербинин, уловивший интонации первого секретаря.
Партия определилась. Комитет принялся выполнять…
* * *
Поздний вечер 14 декабря 1978. Вяткин И.Ю.
…Напряжение между родителями росло всю неделю. И происходящее было очень неожиданным для меня. Из «первого раза» я не помнил каких-либо конфликтов и даже споров между ними в это время.
Конечно, может, что-то «тогда» и прошло мимо моих глаз и ушей, но тут… как стало ясно почти сразу — причиной тут оказался «вундеркиндизм» и мои хитровыделанные махинации.
Мать и отец всегда были лояльны «в целом» к Советской власти. Некоторые глухие намёки (про репрессии в отношении старообрядческого духовенства и просто верующих) более старшего поколения, особенно со стороны чёткой и прошаренной старообрядки — бабушки (со стороны мамы), и в 70-е точно пролетали мимо их ушей. Советская школа и идеологическое давление государства нормально так отрабатывали ан-масс и конкретно на них ранее.
А вот конкретных «партачей» (в обеих смыслах), до которых можно было, при желании и причине, дотянуться словом и кулаком, мой папаша, как представитель «элиты рабочего класса», очень даже недолюбливал.
Особенно руководителя «первички» завода, «освобождённого» от обычной работы Кузьму Ивановича Нагорного.
Из «первой жизни» я запомнил лишь фамилию Нагорный и ощущение того, что мои родители почему-то отзываются про него с насмешкой.
А во «второй жизни», развешивая уши по всем поводам, я успел за полгода наслушаться много такого, чего пролетало мимо них в первой.
Короче, Кузька Нагорный — был гад, бездельник и (это я уже от себя добавляю…) долбо№б.
Возможно, на интересе большого пермского партийного начальника, вкупе с фундаментом и кучей причин недовольства моего отца этим Нагорным, папашу слегка и переклинило.
«Наврут с три короба!»
Эту коронную фразу я помнил давно, ещё и с «того раза»…
Тут она была произнесена в первый же вечер после визита к Коноплёву. Может, ещё и заревновал непонятно к чему…
Как я предположил, его отношение вошло в клинч с наивным восторгом и восприятием «приятной, хотя и неожиданной ситуации с сыном-вундеркиндом», моей мамы, которую в 1978-м ни разу ещё по настоящему не обидела жизнь.
Вот, думаю тут и сыграло! Мама была очарована лестью, похвалами и «раскрывшимися перспективами сыну— вундеркинду» со стороны главреда и САМОГО товарища Коноплёва (даром что он ей всего 10 минут уделил…), а вот отец настроен к этому скептически.
Они меньше чем за неделю успели разругаться пару раз, обсуждая поездку в обком.
А, как я предположил днём спустя — в пятницу, 15-го, к этому приложились ещё и «ограниченное воображение высокопоставленного советских чекистского служивого» и «корявые руки и тупое чего изволите?» местного гэбешного уполномоченного, вылезшего после пинка по чекистской линии из Перми, из своего стандартного для подобных типов кабинета в райкоме КПСС.