всегда отличался изрядной щепетильностью и деликатностью. Ну а его болезненное состояние… Я не медик, сударыня. Но при этом я просто не верю в то, что Карл способен вот так вот… сдаться. Давайте подождем, что скажет Климов.
Дитятева кивнула и неожиданно задала вопрос, который ее мучил со времени последнего разговора с мужем:
– Скажите, Марк Александрович, а почему Карл назвал вас… боюсь ошибиться… Агам… Нет, Аквали…
– Наверное, Аквилефером, сударыня? – Ивелич довольно рассмеялся. – Значит, Карл не забыл нашу юность! Видите ли, Ольга Владимировна, воинская служба, к которой мы с Ландсбергом приобщились с отрочества, совсем не такая радужная и во всем радостная стезя! Тем более – в гвардии! Это не только парадные мундиры, придворные балы, веселые попойки с друзьями. Чтобы иметь право носить мундир русского офицера, Ландсберг прошёл очень трудный путь. Выдержал суровую школу вольноопределяющихся, и сразу же после её окончания добился назначения в боевую часть, отправляющуюся в Туркестанский поход. Впрочем, он наверняка рассказывал вам обо всем этом?
Дитятева молча кивнула.
– Так вот, о тяготах службы… Наверное, от этих тягот мы с ним когда-то придумали игру в легионеров. Древние римские легионы, чтобы вы знали, до сих пор служат образцом для подражания в любой европейской армии. Солдаты Римской империи оставили победные следы своих сапог на огромном пространстве от Индии до нынешней Британии! А секрет побед римского оружия заключался в редком сочетании высочайшего боевого мастерства каждого легионера с умением сражаться в большом и малом количестве, сударыня. Эти воины, как никто из их противников, умели стремительно и чётко перестроиться прямо во время сражения – собраться воедино единым строем, а при изменении ситуации рассыпаться на мелкие подразделения. Закрыться в обороне и тут же, при первой возможности, перейти в яростную атаку. Каждый легионер не только превосходно воевал сам, но и был уверен в своём командире, в товарищах, чётко знал в каждом мгновении боя своё место. Да, это прекрасные образцы для подражания, поверьте, Ольга Владимировна!
– Слово «легионер» мне знакомо, – кивнула Дитятева, задумчиво глядя на дверь кабинета, где лежал её муж. – Карл часто называл себя легионером – как мне казалось, шутливо…
– О-о, сия игра затевалась шуточной, сударыня, но со временем стала очень серьезной! Она превратилась в некую жизненную философию и руководство к действию. Чтобы научиться воевать так, как легионеры, нужны были постоянные изнурительные тренировки. Знаете, что такое марш-бросок, сударыня? Это поход на много вёрст – с оружием и с полной боевой выкладкой. В нынешней русской армии вес боевой выкладки едва не дотягивает до двух с половиной пудов – кстати, как ни в одной другой европейской армии! А римские легионеры совершали быстрые марш-броски с тремя пудами боевой выкладки! По степям, по горам, через водные преграды! Просвещу уж вас ещё, Ольга Владимировна: в понятие тягот повседневной воинской службы легионеры вкладывали не только военную учёбу, манёвры, караульную службу – но и различные строительные работы. То есть сапёрные батальоны, в одном из которых мы с Карлом служили, по роду и объёму занятий оказались максимально близки к римским легионам!
– Теперь мне многое становится более понятным, – кивнула Дитятева. – На Сахалине, отбывая каторгу, Карл руководил строительными работами. И часто, выполнив какой-либо сложный заказ или найдя оригинальное решение трудной проблемы, приговаривал: «легионеры пройдут, всегда и везде!» Но вы мне так и не сказали – отчего всё-таки для вас было выбрано именно это имя – Аквилифер?
– Мы были младшими офицерами в батальоне, – пояснил Ивелич. – И, по аналогии с римскими легионерами, между собой именовали друг друга по римскому же образцу. Я был Аквилифером – «Несущим орла», знаменосцем. Карла, после его возвращения из Плевны в Санкт-Петербург, назначили заведывать финансовой частью лейб-гвардии батальона. По римской аналогии, это был Сигнифер – казначей, отвечающий за выплату жалованья солдатам и сохранность их сбережений. А в боевом походе Сигнифер нёс значок центурии – Signum. То бишь древко копья с медальонами.
– Вот отчего он заказал где-то и привёз в Петербург перстни с буквами «А» для вас и «S» для себя… Знаете, Марк Александрович, я уверена: если бы не преследование газетчиков, он наверняка попытался бы сам вас разыскать!
– Не сомневаюсь, сударыня! Кстати, – вспомнил Ивелич. – Кстати, Карл некогда был страшно возмущён, когда командир назначил его, боевого офицера, прошедшего Туркестан и Плевну, батальонным финансистом. И неоднократно пытался отказаться от сей должности. Однако с тогдашним командиром, полковником Кильдишевым, было не поспорить! К тому же, Карл всегда был превосходным математиком и при этом безукоризненно честен. Он примирился со своим назначением только тогда, когда мы с ним отправились в публичную библиотеку и прочитали о римском Сигнифере…
Граф помолчал, задумчиво вертя в руках подарок Стронского – раковину: Ольга Владимировна так и не решилась пристроить колючую «чудодейственную» диковину на ложе больного.
– Я не смею, сударыня, расспрашивать вас о жизни там, на Сахалине. Наверняка это были трудные и страшные годы…
– Да, Карлу было очень и очень трудно. Он был изгоем и для прочих каторжников, и для вольных чиновников, рядом с которыми работал. Он все время жил в напряжении, ожидая удара – даже тогда, когда каторга закончилась и он стал вольным поселенцем. Но вы правы, мне трудно сейчас говорить об этом, Марк Александрович. Может, как-нибудь позже… Господи, что же этот ваш Климов так долго сидит у Карла?
– Потерпите, сударыня! Доктор Климов весьма своеобразный человек, он «на ножах» со многими медицинскими корифеями нашего отечества – но это прекрасный специалист, уверяю вас! Это признают даже те власть имущие, кто запретил ему практиковать в России.
– Ему нельзя практиковать? Но как же тогда он поможет Карлу?
– Запрет практики – не «каинова печать» во лбу, – туманно отозвался Ивелич. – Давайте подождем – что он скажет… А-а, вот и Илья! Легок на помине!
Климов тщательно вымыл руки и немедленно закурил, не забыв поплотнее прикрыть дверь в кабинет.
– Он в сознании, доктор? Можно к нему? – вскочила с места Ольга Владимировна.
Доктор несколько раз пыхнул ароматным дымом, прищурился на Дитятеву:
– Разумеется, можно, сударыня.
Проводив глазами поспешившую к мужу женщину, Ивелич затеребил Климова:
– Ну, Илья Сергеич! Не тяни! Как он? Что?
– Тяни не тяни, разница невелика, Марк. Не буду скрывать – положение Карла весьма скверное, – сердито заговорил Климов. – Попросту говоря, твой друг умирает. И, исходя из общепринятой медицинской практики, поделать тут ничего нельзя! Вот так-с!
– Но ты сказал – «практики»! – немедленно ухватился за слово Ивелич. – Но ведь есть еще и теория!
– Статистика тоже не в его пользу. Кровь пациента