крики и аплодисменты, когда полковник Велвит, этакий предельно изможденный и нервный библейский пророк в бойскаутской форме, вывел на пыльную площадь своих коротышек. Они поприветствовали монарха, затем, повинуясь отданной писклявым, задыхающимся голосом команде полковника, забегали в разные стороны и, перестроившись, изобразили греческий флаг. Бурю приветственных возгласов и аплодисментов, которыми их наградили, наверно, было слышно в самых отдаленных уголках албанского нагорья на материке. Исполнив несколько гимнастических номеров, бойскауты прошагали к двум белым линиям, изображающим берега реки. Половина отряда живо сбегала за досками для строительства понтонного моста, а другая половина тем временем перебрасывала канат через коварные воды. Увлеченные этими маневрами, зрители подступали все ближе к «реке», тесня полицейских, коим надлежало сдерживать натиск толпы.
В рекордный срок бойскауты, старшему из которых было не более восьми лет, навели переправу через воображаемую реку, после чего во главе с юным трубачом, извлекавшим громкие нестройные звуки из своего горна, пробежали трусцой через мост и приняли положение «смирно» на другой стороне. Восхищенная толпа рукоплескала, кричала «ура!», свистела и топала ногами. Полковник Велвит позволил себе по-военному сдержанно чуть улыбнуться и бросил гордый взгляд в нашу сторону. Затем он рявкнул короткую команду, три пухлых бойскаутика отделились от общего строя и направились к мосту, неся детонаторы, взрывную машинку и прочие принадлежности. Закончив приготовления, они вернулись в строй, на ходу разматывая провод, и вытянулись в струнку, ожидая следующей команды. Полковник Велвит упивался великой минутой. Посмотрел кругом, удостоверяясь, что всеобщее внимание сосредоточено на нем. Царила полная тишина.
— Подорвать мост! — гаркнул полковник, и тотчас один из бойскаутов крутнул рукоятку подрывной машинки.
Что тут было! Последовал мощный взрыв, в облаке пыли в воздух взлетели обломки моста и камни, которые затем градом посыпались на публику. Первые три ряда зрителей вкупе с полицейскими и полковником Велвитом упали навзничь. Взрывная волна поразила кузов нашей машины пулеметной очередью щепок и камешков и сорвала шляпу с маминой головы.
— Господи! — воскликнул Ларри. — Что за игру придумал этот дурень Велвит?
— Моя шляпа, — выдохнула мама. — Кто-нибудь, найдите мою шляпу!
— Я найти ее, миссисы Дарреллы, вам не беспокоить! — крикнул Спиро.
— Огорчительно, весьма, — произнес Кралевский, зажмурив глаза и вытирая лоб носовым платком. — Чересчур воинственно для маленьких мальчиков.
— Маленькие мальчики! Маленькие изверги, черт бы их побрал! — яростно крикнул Ларри, вытряхивая мусор из волос.
— Я чувствовал, что должно еще что-то произойти, — удовлетворенно объявил Теодор, радуясь, что Корфу оправдал свою буйную репутацию.
— Видно, у них там была настоящая взрывчатка, — сказал Лесли. — Не понимаю, как полковник Велвит мог решиться на такое. Чертовски опасная затея.
Очень скоро выяснилось, что полковник тут ни при чем. С дрожащими коленями он построил своих бойскаутов и увел их с площади, после чего вернулся на поле боя, чтобы извиниться перед мамой.
— Я так унижен, так унижен, миссис Даррелл, — говорил он со слезами на глазах. — Эти маленькие, негодяи добыли динамит у рыбаков. Заверяю вас, я ничего об этом не знал, ничего.
В помятой шляпе и пыльной форме он выглядел очень несчастным.
— Ну, что вы, полковник, не огорчайтесь, — ответила мама, поднося дрожащей рукой к губам стаканчик с разбавленным бренди. — С кем не случается.
— В Англии сплошь и рядом, — подхватил Ларри. — Дня не проходит…
— Поедем-ка с нами обедать, — перебила мама, наградив Ларри уничтожающим взглядом.
— Благодарю, любезная леди, вы слишком добры, — отозвался полковник. — Только я сперва должен переодеться.
— Меня очень заинтересовала реакция публики, — сообщил Теодор, верный своей исследовательской жилке. — Ну, словом… э… тех, кого сбило с ног.
— Полагаю, они чертовски злились, — сказал Лесли.
— А вот и нет, — гордо произнес Теодор. — Корфу есть Корфу. Они все… словом… помогли друг другу подняться и смахнуть пыль и говорили, как здорово все получилось… э… как реалистично. И похоже, никого не удивило, что у бойскаутов оказался динамит.
— Да, поживешь достаточно долго на Корфу, вообще перестанешь чему-либо удивляться, — убежденно заключила мама.
Посте продолжительного изысканного обеда в городе, во время которого мы старались убедить полковника Велвита, что его номер с подрывом моста был гвоздем всей программы, Спиро повез нас домой сквозь прохладную бархатистую ночь. Мелодично перекликались сплюшки — словно диковинные колокола звенели среди деревьев; белая пыль клубилась за машиной, застывая летним облачком в тихом воздухе; в соборном мраке оливковых рощ мерцал зеленый пунктир светлячков. День выдался хороший, но утомительный, и мы радовались возвращению к домашнему очагу.
— Ну так, — сказала мама, подавляя зевок и направляясь с лампой к лестнице. — Король не король, а меня завтра раньше двенадцати не будите.
— О-о, — сокрушенно вымолвил Ларри. — Разве я тебе не сказал?
Мама остановилась на полпути наверх и воззрилась на Ларри; колеблющийся свет керосиновой лампы заставил ее тень метаться на белой стене.
— Что именно? — подозрительно осведомилась она.
— Да насчет короля, — ответил Ларри. — Извини, я должен был раньше предупредить тебя.
— О чем предупредить? — Мама встревожилась не на шутку.
— Я пригласил его на ленч, — сказал Ларри.
— Ларри! Не может быть! Право же, это неосмотрительно… — начала было мама, но тут же сообразила, что ее разыгрывают.
— Не вижу в этом ничего смешного, — холодно произнесла она, выпрямившись во весь свой малый рост. — И к тому же не я, а он был бы в смешном положении, потому что в доме, кроме яиц, ничего нет.
С великим достоинством, игнорируя наш смех, мама удалилась в спальню.
Глава седьмая
Пути любви
Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.
Песнь песней Соломона, 2–5
Лето выдалось такое неистовое, иссушающее и жгучее, что от зноя даже небо выцвело, приняв предосенний блекло-голубой оттенок, а теплое, как парное молоко, море уподобилось огромному тихому синему пруду. Ночью можно было слышать, как полы, ставни и балки стонут, кряхтят и потрескивают от высасывающего последние соки жара. Полная луна раскаленным углем таращилась с знойного бархатно-черного неба, а десять минут спустя после восхода солнца уже нечем было дышать. Царило безветрие, и зной тяжелой крышкой давил на остров. Цветы и травы на склонах гор жухли и погибали от засухи, оставались ломкие, как белесая стружка, стебли. Дни стояли такие жаркие, что цикады начинали петь раньше обычного, делая перерыв среди дня, а земля накалялась так, что невозможно ходить босиком.
Наш дом был для местной фауны чем-то вроде комплекса больших деревянных пещер, где было примерно на полградуса прохладнее, чем в ближайших оливковых, апельсиновых