но он меня даже не слушал.
В вопросе сладкого с ним спорить бесполезно. Лучше просто сдаться.
Вздохнул. Взял свое мороженое в белой глазури и пошел за нетерпеливым другом – он уже понесся в сторону каскадом установленных скамеек около фонтана. Плюхнулся с разбегу и начал похлопывать по месту рядом, поджидая меня.
И что прикажите мне с ним делать? Покорность и смирение. Впрочем, ему со мной тоже нелегко. Я знаю все про свой характер и излишнюю скрытность. Хотя предпочитаю называть это разумностью.
Спаси меня, я никому не скажу…
Просто разумные действия. Всегда есть слова, которые лучше не говорить.
Сделал пару шагов, а потом подумал и обернулся. Что-то не давало мне покоя, впивалось лезвием мне в спину и жгло, словно облизывая липким языком, оставляя на моей коже влажный след.
Что же там такое?
Мороженщик. Он смотрел на меня, не отрывая рыбьего взора. Его губы растянулись еще шире, болезненно перекосив лицо. Они начали трескаться и лопаться, но он совсем не обращал на это внимания. Миг и его глаза закатились, а изо рта начала капать белесая пена.
Я отступил еще на один шаг. Он рассмеялся. Постоял так немного, будто привыкая к позе, и резко подался вперед, облизав губы чрезмерно длинным языком, покрытым пузырями.
Зубы удлинились и заострились. Его челюсть выдвинулась вперед. Уже не рот, а пасть. Нос сморщился, руки вытянулись чуть ли не до земли.
Кто он, черт возьми?!
Форменная одежда разорвана в районе грудной клетки, обнажая покрытые гнилью кости.
Я видел такое? Дневники… Не помню! Ничего не помню.
Страшно. Сглотнул. Медленно отступил.
– Они… заинте-ресо…ваны. Он… ищет, – рвано выплюнул вместе с ошметками крови тот, кем стал мороженщик. – Идет по сле-ду, – захихикал, как гиена. – Ты никого не спасешь! – четко, ярко. – Никого! Все умрут! Все!
Кровь сливается в ручейки, стекает вниз, где образует бурлящую темную реку, взирающую на меня сотней слепых вырванных глаз.
Он согнулся пополам и заплакал, подобно ребенку. Почему никто не обращает внимания? Он же мертвый и громкий! Неужели…?
Огляделся. Люди по-прежнему шли по своим делам, находясь в своих мирах и ритме. Тоша хмурил брови. Он явно не понимал, чего это я застрял и топчусь на месте. Да и мороженое вот-вот начнет стекать у меня по рукам.
Я вновь посмотрел на мороженщика.
Что?
Веселый худой молодой парнишка отдавал сладость в руки маленькой девочки, неуверенно тянущейся к нему из-за спины своей серьезной мамы.
А где тот, одутловатый?
Опять привиделось?
Мне и правда, пора отдохнуть.
Резко ускорил шаг и безвольно опустился рядом с Тошей. Обмяк.
– Дружище, ты сегодня какой-то странный, дерганный весь, – заметил он. – Точно призрака увидел.
Как же он прав.
– Знаю.
– Похоже, ты все же заболел…
– Не отдам, даже не надейся, – вот же лисья натура! Своего сладкого что ли мало? Я фыркнул и демонстративно куснул эскимо.
– Ну, вот, – а, он уже все схомячил. – Простынешь, сам виноват.
– Кто бы говорил!
– Ладно, так и быть. Будем лежать в одной палате.
– Только если в психушке.
– Это уж точно.
Мы рассмеялись. Мы просто знаем больше, чем стоит говорить. Мы просто видели то, для чего нет, да и не будет объяснения.
Но может оно и к лучшему?
Кошусь на мороженщика. Обычный. Но вот за его спиной… Там стоит другой. Плачет и смеется, стараясь обнять парня.
***
После мороженного мы еще зашли в продуктовый и купили сладостей к чаю. Не с пустыми же руками являться. Соха, конечно, примет нас любыми, но все же совесть-то должна быть. Не радушно это, да и не по-дружески.
А так мы вместе попьем чай. Он у него хороший, северный и согревающий. Бодрит и настраивает на беседу. А что еще нужно? Люблю я наши посиделки втроем.
Нажал на потертый, висящий на проводах звонок. Звука не слышно, значит, Ларс опять его сломал.
Тоша саркастически поднял бровь, мол, гляди, ничего-то сам он не может, наш великий охотник. Как будто самого Тошку заботила бы такая мелочь, как звонок. Особенно когда в принципе и не ждешь гостей.
Я его проигнорировал и застучал в дверь. Где он ее только нашел? Она явно старше самого дома. Ржавая вся, погнутая, в потеках, сверху и вовсе гарь, а в центре в нее словно головой долбились. Вон и кровь засохшая есть.
Два спокойных удара, три быстрых, один спокойный. Раз, раз, три, раз. Так он сразу поймет, что это мы.
– Приперлись? – дверь резко распахнулась, заставив меня отскочить. Он что, караулил?
– Изображал из себя сторожевого пса? – я иронично усмехнулся. Но Соха вновь никак не среагировал.
– Спасался, – отрезал тот. Божечки, научите его говорить подробнее и нормальнее, а не этими рублеными фразами. Я даже готов заплатить тому, у кого это получится.
– От чего? – Тоша опять навалился на меня, словно собирался залезть ко мне на спину.
– От бедствия, – Ларс дернул меня за руку и затащил нас в квартиру, тут же захлопнув дверь, будто опасался, что мы сбежим.
В его узком коридорчике прибавилось обуви. Пара женских кроссовок. Позвал кого-то еще? Может, мы в следующий раз зайдем? Не будем мешать его свиданию. Вот так бывает, думаешь, что человек сухарь, а он уже личную жизнь устроил, пока ты там что-то предполагаешь. Покосился на дверь. Тоша синхронно повторил этот жест.
– Может, мы это… заколебался он между любопытством и подозрениями.
– У тебя гости, Ларси? – тут же раздалось из комнаты. Точно, женский голос. Я бы даже сказал девчоночий. Звонкий и несколько обиженный. – А мне сказать? Я же твоя…
Твоя? Я не ошибся? У Ларса теперь есть девушка? А она знает о том, кто он? Чем занимается?
– Заткнись, я тебя вообще не ждал, – рявкнул наш вечно спокойный Соха. Ого, он и так умеет. Неожиданно. Я думал, что ничто не способно выбить его из колеи. Он же просто олицетворение душевного равновесия. Да и почему он так с ней?
Нахмурился. Непонятно.
В комнате какой-то шум, писк, тихий смех. Я с любопытством заглянул внутрь, Тоша же не стал ждать и опять пихнул меня, заставив сделать еще пару шагов и оказаться в комнате, чуть ли не в самом центре. Соха вошел последним, сел на стул с одеждой и сжал виски, точно готовился произнести речь перед казнью.
Я же тем временем осмотрелся. Привычная берлога друга, только диван теперь расстелен, в правом углу чемоданы, а на полу одеяло. Ах, да. Самое главное. На диване и в кресле. Целых две представительницы прекрасного пола.
На диване, на