О первом в абсолютно спокойном ключе рассуждал в разговоре со мной Ринат Дасаев. Я спросил его, почему так выходило, что «Спартак» играл красивее, а киевляне выигрывали чаще. Голкипер ответил:
— Во-первых, Бесков в бытность главным тренером сборной не тащил туда всех спартаковцев без разбора. Будучи щепетильным, он брал туда только тех, кто, по его мнению, такой чести заслуживал. В результате половина команды в том же 80-м году играла на Олимпиаде, половина – простаивала. Возник дисбаланс, и после Игр мы растеряли все преимущество, которое у нас было.
А Лобановский, когда был тренером сборной, поступал иначе – брал туда все киевское «Динамо», и оно в плане подготовки оставалось единым целым. В 86-м году вообще был необъяснимый чемпионат. Киевляне в полном составе поехали в Мексику на первенство мира, и все матчи внутреннего календаря им перенесли. А из «Спартака» в сборной оказалось четверо – Родионов, Бубнов, Морозов и я, но в наше отсутствие команду заставляли играть встречи чемпионата! Естественно, без лидеров она теряла очки – к нам тогда отнеслись очень непорядочно. А киевляне потом приехали, все наверстали и стали чемпионами.
Может быть, где-то сказывались тактические промашки Константина Ивановича. И общий настрой, гораздо меньше сакцентированный на результат, нежели у киевского «Динамо». Лобановский подходил к турнирной стратегии по-научному, просчитывал, на каком отрезке первенства сколько очков нужно взять.
Мы все это считали ерундой, брали энтузиазмом и романтическим вдохновением. После некоторых поражений порой не расстраивались, потому что показали хороший футбол и порадовали публику. А Лобановский всегда говорил: «Пускай лучше хреново сыграем, зато победим». Ну и разговоры о том, что от украинских команд им заранее гарантированы 6—7очков, велись…
Вот Дасаев две вещи четко разделил. Разделим и мы. В конце концов, «выездная модель» могла вызывать (в том числе, признаюсь, и у меня) сугубо болельщицкое, эстетическое неудовольствие, но она не была и не могла быть чем-то запретным. В ту пору ФИФА еще не придумала отменить пасы назад вратарю (точнее, возможность для голкипера брать мяч в руки после этих передач), что произошло после предельно незрелищного ЧМ-90. Возможностей «сушить» игру более чем хватало – и в выездных встречах Лобановский ими на всех законных основаниях пользовался.
Леонид Буряк говорил мне:
— Многие ругали Лобановского за «выездную модель». Таков уж наш советский менталитет – любое явление, выделяющееся из общего ряда, нещадно раскритиковывалось. Киевское «Динамо» было тогда бельмом на глазу: все клубы жили более или менее одинаково, а мы – получше. И работали не так, как все: пользовались научными разработками, например. А то, что команда имеет в своем арсенале разные тактические варианты – домашний и выездной, — по-моему, говорит только в ее пользу.
Я бы тут высказал другую версию. Гнев вызывала не столько сама «выездная модель» Лобановского, сколько то, что тренер осмеливался говорить о ней вслух. Если бы на словах он «лил воду» о якобы стремлении играть зрелищно, а на деле выходило бы то, что выходило, — никто, уверен, и внимания бы на происходящее не обратил, и закономерности бы, скорее всего, не обнаружил. Но Валерий Васильевич сказал обо всем прямо и откровенно. Как привык.
Вот только в Советском Союзе с его, как выразился бы Джордж Оруэлл, «двоемыслием» и фарисейством, извечным стремлением делать хорошую мину при плохой игре, такой откровенности не поняли. Да что там СССР – разве сейчас в России дело обстоит иначе? Точно подметил главный правдоруб российского футбола Роман Широков, которого я на исходе прошлого года спросил:
— Почему у нас в стране так боятся лишнее слово сказать? И так третируют тех, кто его все-таки произнес?
— Потому что у нас для людей главное – не правильно поступать, а чтобы об их поступках потом никто не говорил и не писал, — ответил Широков. — Делать плохие вещи – можно, а вот критиковать их за это – нельзя. И таких обидчивых – очень много.
И все-таки кое в чем киевские тренеры, как мне кажется, перегнули палку.
Суперпрагматизм, категориями которого мыслили Лобановский и Базилевич, как можно сделать вывод из слов Рафалова (да и разве только из них?), дотла выжег в них применительно к футболу и его оценке духовные ценности в ущерб материальным. Очки – все, красота – ничто.
Александр Бубнов вспоминал, к примеру:
— Многое из того, что запрещал Бесков, Лобановским разрешалось, и наоборот. К примеру, Лобановский поощрял тактику мелкого фола, которую Бесков отвергал напрочь. С другой стороны, тренер сборной исключил из ее арсенала «стеночки», которые у Бескова были основой атаки. Не принимал Бесков и киевского прессинга.
Вопрос, однако, вот в чем: если все действительно было так печально, как утверждают радикальные неприятели киевского стиля, то почему у киевлян имелись миллионы болельщиков по всей стране и даже в Москве? Неужели только из соображений, как модно ныне говорить, «глорихантерства»?
О чем говорить, если Александр Мостовой, который рос в школе ЦСКА, а потом до отъезда за границу играл за «Спартак», признался мне, что в детстве переживал за киевское «Динамо»? Неужели все это – только из-за голого факта его побед?
Вряд ли. Киев в своих лучших матчах, каких было много, не только результата добивался, но и играл здорово. Вспомнить хотя бы финал Кубка кубков 1986 года против «Атлетико», где, забив, команда из столицы Украины не остановилась и оставила от мадридского клуба мокрое место – 3:0. Где ж он в том важнейшем матче оказался, прагматизм-то?
На деле возвращая к жизни все те термины абстрактно-зрелищного порядка, на словах Лобановский категорически их не признавал. Однако, полагаю, в душе он прекрасно понимал, что такой штуки, как красота и умение ею наслаждаться, из человеческой природы не вытравишь, как ни старайся. Но уже в определенной степени был заложником своей изначальной теории. Ввязался в игру – и негоже было не доиграть ее до конца.
Тот же Буряк утверждает:
— Мы искали пути, чтобы игра была эстетична и приятна глазу! Но ведь и при этой самой «выездной модели», главным в которой было достижение результата, мы никого не убивали и ноги не отрывали!
Сам Буряк, кстати, дай ему волю, всегда играл бы красиво и эстетично. Тот же Бесков нередко жалел, что игрок с таким пониманием футбола достался не ему, а Лобановскому. И после того, как «Динамо» с ним рассталось, одессит даже приезжал в расположение «Спартака» и разговаривал с Константином Ивановичем. Но все-таки не сложилось. Не решился Буряк переходить напрямую в стан главного конкурента. И отправился в «деревянное» на тот момент «Торпедо», где его замыслов большинство партнеров понять не могло…
Что же касается «договорняков», то математический склад характера Лобановского им способствовал (вспомните аналогию с шахматистами, приведенную Рафаловым), но, полагаю, все-таки не в такой степени, как сам уклад футбольной жизни СССР в целом и Украины в частности. Этот уклад, возникший еще до того, как Валерий Васильевич возглавил «Динамо», подробно описал все тот же Марк Рафалов:
«Игры с заведомо оговоренными результатами получили в истории отечественного футбола различные наименования. Одним из первых, кто отважился писать о них, окрестив их «странными играми», был мой добрый приятель, известный журналист Аркадий Галинский. Его расследования и публикации о них привели автора к 17-летней отлучке от любимой работы: по указанию агитпропа ЦК КПСС печатать работы Галинского было категорически запрещено.
Сегодня «странные игры» именуют договорными. Заметное место в их ряду занимали (да и сейчас еще продолжают занимать) активно пропагандирующие антифутбол так называемые сговоры по приказу. Особое развитие в течение ряда лет они получили на Украине.
В один из мартовских дней 1968 года, во время предсезонных сборов команд и судей в Сочи, мы с известным судьей Сергеем Алимовым решили навестить парнýю гостиницы «Интурист». Одновременно с нами туда пожаловали знаменитый тренер Олег Ошенков и харьковский арбитр Юрий Сергиенко. Видимо, хороший пар и последовавшее затем обильное застолье расслабляюще подействовали на наших друзей. Под большим секретом нам сообщили, что на днях в Киеве состоялось совещание тренеров украинских клубов, представленных в высшей лиге. От имени и по поручению одной из организаций, считавшей себя «умом, честью и совестью нашей эпохи», участникам «тайной вечери» было предписано безоговорочно при выездах в Киев жертвовать «старшим братьям» по два очка, а у себя дома дозволялось (и то только при благоприятных обстоятельствах) изобразить ничью. Став обладателями подобных секретов, мы с повышенной заинтересованностью ожидали дальнейшего хода событий. Нет, не обманул нас Олег Александрович. С «Черноморцем» киевляне сыграли 4:2 и 2:2, с «Шахтером» – 3:2 и 1:1, с «Зарей» – 2:0 и 1:1. Получалось, что еще в марте в сейфе киевлян уже лежало ДЕВЯТЬ очков!»