Читать интересную книгу «Третья сила» - Иван Дорба

После ухода Майковского Олег недоуменно остановился посреди комнаты:

— Скажи, Николай, неужели Эбелингу понадобилось послать меня в красный тыл? И зачем ты завел провокационный разговор о ведущихся якобы переговорах НТС с англичанами? Майковский вроде завидует, что гауптштурмфюрер уделил мне так много внимания.

Похлопав Олега по плечу, тот многозначительно поднял палец:

— Все это пока на воде вилами писано. Однако учти — немецкие генералы прозревают! Германии не сокрушить Советы без сепаратного мира с Англией и Америкой! Эбелинг умен, а Майковский хитер и коварен: то выдает себя за русского фашиста, то за украинского националиста. И не будь я в родстве с Эбелингом, наш киевский отдел НТС вместе со мной полетел бы в тартарары!

В эту минуту раздался телефонный звонок. Шитц поднял трубку. Потом, закрыв ее рукою, тихо предупредил:

— Вызывает Эбелинг, — осторожно положил трубку телефона, засуетился, схватил плащ, фуражку. — Ухожу, Таня, бегу… Прости, Олег Дмитриевич, оставляю вас…

— Скоро комендантский час, мне тоже пора. Увидимся, когда приеду из Елизаветграда. — И Олег поднялся, но Николай уже захлопнул за собой дверь.

— Подожди, — шепнула Таня, — я провожу тебя.

На улице она крепко ухватила его под руку и зашагала рядом, время от времени тревожно вглядываясь в его лицо.

— Ты изменился, Олежек… Таким ты нравишься мне еще больше… Как ты попал в наше страшное логово? Неужели и ты с ними? — Она не назвала, с кем, и ласково погладила по руке. — У меня тут родственники, подружки, с которыми я еще ребенком играла на днепровских кручах. Я рада, что вернулась в Киев из Югославии. Помню наши с тобой беседы о Родине, близких мне людях… Я плакала первые дни у развалин Крещатика и Киевской Великой церкви в лавре… Сейчас люди здесь шепчут: «Наша Красная армия»… Ее ждут…

Олег, с любопытством поглядев на нее, кивнул головой.

— Почему молчишь? — Она нетерпеливо повела бровью. — Ты прочти приказы на стенах, афишных тумбах, погляди на этих толстомордых, наглых и кичливых «сверхчеловеков», как они бесцеремонно расталкивают прохожих, прислушайся к громкому стуку их сапог, каждый шаг их отдается молотом у меня в голове и словно наступает на сердце… Тебе не жалко изможденных подростков у двери магазина «только для немцев»? Они выпрашивают корочку хлеба… Их матери и отцы погибли на войне или замучены в лагерях…

У магазина два мальчика в телогрейках перемигивались, заглядывая в окно, по-видимому, намереваясь что-то стащить.

— Рада, что тебя встретила. Мне еще в Белграде было ясно, что ты не с фашистами. Молчишь? — Татьяна затеребила его рукав. — Но ты мне поможешь? — и она остановилась.

«Слезы на глазах: ко мне когда-то была сильно привязана; вряд ли сейчас играет… Иметь своего человека в этом "страшном", как она говорит, логове неплохо. Рискну?!» — промелькнуло в голове у Олега.

— В чем ты нуждаешься, Танюша?

— Эбелинг спит и видит, как бы уехать из Киева, боится, что его убьют партизаны: уже было покушение. Его обещали с повышением перевести в Берлин, но для этого надо отличиться, провести какую-то крупную или сенсационную операцию; нужен бум, громкий политико-шпионский процесс! Сначала он носился с мыслью изобличить бандеровцев, но его правая рука Вадим Майковский — махровый националист — отговорил и переключил на НТС. А чем тут отличишься? Вот Эбелинг и кидается на каждого энтээсовца. А ты для него — особа, овеянная славой, вот тобой и заинтересовался…

— Но ты не сказала о своей просьбе? — напомнил Олег.

Она потупилась, потом страстно произнесла:

— Муж дружит с Эбелингом, сотрудничает с немцами… Красная армия наступает, скоро возьмет Киев… Нам придется бежать… Но это моя Родина!… Куда я побегу?!

Олег остановился, задумался…

— Да… Побывал я в Смоленске, видел, что там вытворяют энтээсовцы, особенно Околов, Алферчик: грабят население под стать немцам… Твой муж, надеюсь, не из таких.

Она приблизилась к нему, почти уткнувшись ему лицом в грудь:

— Что мне делать? Подскажи! Ты когда-то любил меня…

— Помогу, милая, обязательно! — Он отступил от нее на шаг. В мозгу его уже зрел еще не вполне ясный план. — Но и ты мне помоги, а? Околов — страшный враг. Намекни при случае, когда встретишься с Эбелингом, что, мол, Чегодов ненавидит Околова.

— Это для тебя не опасно?

— Нет, — засмеялся он. — Тянет меня съездить на родину, через недельку вернусь, мы встретимся и обо всем потолкуем…

— Где? — оживилась она. — Только не в нашей квартире. Кто знает, что они с тобой задумают сделать? Эбелинг хитрый… Ты мне дорог, Олежек, сам знаешь… Сначала я все разведаю, расспрошу у своего… постылого…

— Давай в следующую субботу после вечерни в ограде Владимирского собора, в самой глубине.

— Буду, милый, в первую же субботу… И дай я тебя поцелую! — Она крепко его обняла и поцеловала в губы. — Счастливого тебе пути, береги себя, и храни тебя Бог! Я так счастлива! Так счастлива!… Еще вчера видела тебя во сне: мы летали… Значит, все будет хорошо! — И обняла его снова.

Мимо проходящая старуха сердито прошамкала что-то, плюнула и побрела дальше, загребая ногами опавшие с тополей листья.

Олег помахал Татьяне рукой, перешел на другую сторону улицы, шмыгнул в заранее изученный им проходной двор и заспешил переулками в сторону Щекавицы. Перед глазами промелькнула их первая встреча: как нежданно-негаданно, точно внезапно вспыхнувший пожар, бешеным хмельным вихрем закружила их любовь… И кто знает, чем бы кончился их роман, если бы Таня не колеблясь пошла бы тогда на разрыв с мужем, а самолюбивый Олег не прочел бы в ее глазах секундную нерешительность…

«Баба она славная, но не забывай, Олег, о долге!» Уже перед самым комендантским часом он вернулся домой, оставив в «почтовом ящике» подробный отчет о «встрече».

3

Елизаветград показался Чегодову маленьким, невзрачным и захолустным. Он бродил по улицам, которые стали почему-то уже, а дома на них ниже. Казалось, это был не город его детства: все представилось другим, не таким, каким запечатлела его детская память. И родной дом, запомнившийся ему великолепным особняком со сверкающими чистотой огромными окнами, импозантным подъездом и отливающими глазурью стенами, стоял обшарпанный, жалкий, неприглядный.

«Нельзя возвращаться в прошлое… Ты создал в своем воображении иной мир и теперь разрушил эту сказку. Ты видел минареты Стамбула, палаццо и церкви Рима, дворцы и соборы Парижа… Глупец!»

В Киев он вернулся утром. Спустя два дня отправился на Щекавицу, где в «почтовом ящике» его ждала пространная депеша с рядом пунктов:

«1. Даем фамилии и адреса жителей Смоленска, готовых подтвердить, что Околов, угрожая арестами, вымогал у них деньги и ценные вещи. В связи с вышеуказанным в Управление безопасности (РСХА) поступил рапорт о потере бдительности и нечистой игре резидента "Зондерштаба Р" Околова.

2. Предлагаем рассказать Эбелингу о подобных же фактах, свидетелем которых вы были во время своего пребывания в Смоленске, отметив особо, что в доме Околова долгое время проживала большевистский агент Соколова, убившая ценного секретного сотрудника гестапо.

3. Указать на то, что ваш друг, председатель берлинского отдела НТС А. Граков, убежденный германофил и восторженный поклонник фюрера, в курсе переговоров Байдалакова с англичанами. Однако, зная о разногласиях в верхах берлинских разведок, молчит, боясь попасть впросак, но, если Эбелинг даст известные гарантии, вы можете на него повлиять, и он заговорит.

4. Согласиться с предложением поступить в разведшколу, по возможности дать точный адрес школы, фамилии или клички преподавателей и учеников, характер учебы. В случае срочной переброски в наши тылы дайте о себе знать.

5. В Витебске оберштурмфюрером Герхардом Бременкампфом арестован и погиб Алексей Денисенко. Группе полковника Тищенко и врача Ксении Околовой с медсестрами Любой Леоновой и Тамарой Бигус удалось уйти.

6. Будьте осторожны. Желаем удачи. Сергей».

Олег долго сидел неподалеку от высокой стены Покровской женской обители, среди глубокой тишины, задумчиво глядя, как поблескивает листва дубов, как в хрустальном воздухе отливают серебром нити паутины, в отблесках солнца золотится ствол могучей сосны, каким-то чудом оказавшейся среди чернолесья…

Безвозвратно ушло время юности: кадетский корпус с надеждами на скорое возвращение на Родину, Алексей Алексеевич Хованский, Белградский университет, первые увлечения, женитьба, НТСНП и снова Хованский… Горячая вера в доброе, справедливое, страстные споры за бутылкой доброго вина… и надежда… надежда… надежда… Все то чистое, светлое, присущее лишь молодости, еще не опаленное тем, что называется жизнь, не вывалявшееся в грязи…