Читать интересную книгу Император открывает глаза - Дмитрий Колосов

– Повезло, – пробормотал непослушными губами принц.

Тумань пожевал губами, жирное лицо его изобразило задумчивость.

– Я так и думал. Так уж случилось, что мне пришлось напасть на этих юэчжи. Но я не желал тебе зла. Жизнь…

– Я понимаю, – ответил Модэ, тщательно тая во взоре ненависть.

– Вот и хорошо. Тогда ты вновь мой наследник. И еще я даю тебе под начало воинов. Принц должен рассчитывать на свой лук, а не на удачу. Быть может, настанет день, и ты заменишь меня.

– Быть может, – согласился Модэ, и двусмысленность была в этих словах. Двусмысленность, не ускользнувшая от шаньюя. Тот нахмурил брови.

– Ступай. Когда понадобишься, я призову тебя!

Модэ ушел. Он получил под начало десять тысяч воинов. Собрав их, он дал каждому по стреле, издававшей при полете зловещий свист. Такие стрелы он видел у юэчжей. Модэ приказал воинам стрелять в то, во что пустит стрелу он.

– Кто не исполнит приказа, лишится головы! – предупредил принц.

Затем он выстрелил в любимого коня, и не все последовали его примеру. И этим не всем отрубили головы. Затем он выстрелил в свою жену, и вновь не все последовали его примеру. И они – эти не все – тоже лишились голов. А прочие, устрашенные участью нерешительных, отныне готовы были пустить стрелу в любого, в кого прикажет их господин. В любого…

Оставалось лишь дождаться охоты, когда отец, Величайший Тумань призовет к себе нелюбого сына…

«Отец Ганнибала»

Жизнь и смерть Гамилькара Барки, мечтавшего о погибели Рима[33]

(Восток)

«…величайшим вождем того времени по уму и отваге должен быть признан Гамилькар, по прозванию Барка…».

Полибий «Всеобщая история»

На стол ставилось лучшее вино, и Гамилькар угощал сердечного друга.

– Пей, друг!

– Твое здоровье, друг!

И друзья опрокидывали массивные кубки. Потом царек жадно пожирал жирное перченое мясо, и в густой нечесаной бороде его застревали кусочки пищи. Был он дик и неотесан, но предан дружбе, и потому Гамилькар привечал его, оказывая достойный прием.

Царек громко благодарил за почести, каких не удостаивался ни один из иберских вождей.

– Скажи только слово, и все мое племя станет под знамена великого Гамилькара! – кричал он. – Только скажи!

– Все – не надо, – подумав, отвечал Гамилькар. – Мне нужны лишь несколько сот крепких воинов, какие обеспечили б доставку провианта. Я собираюсь в поход.

– Против кого? – спросил царек и прибавил, хитро подмигнув:

– Если не секрет?!

– Для тебя – нет, – ответил Гамилькар, демонстрируя полное доверие к гостю. – Меня занимает Гелика, город, отказывающий в повиновении. Я не испытываю ненависти к этим людям. Они просто мешают мне исполнить мечту. Мешают собрать все силы и обрушиться на Рим!

– О, эта Гелика покорится, как только услышит грозную поступь твоих воинов!

– Возможно, – не стал спорить пун, не желая выражать сомненье.

– Я дам тебе все, что хочешь – воинов, быков, жену! Хочешь мою жену?

– Нет, спасибо, друг. У меня есть и жена, и дети.

– Я знаю. Три отважных львенка. Ты готовишь их к войне с Римом!

– Может быть, – не стал спорить Гамилькар. Все его три сына, поклявшиеся в ненависти к Риму, были при войске, закаливая характер и тело. – Может быть…

Царек восхищенно округлил глаза и влил в глотку очередной кубок…

История не сохранила точной даты рождения Гамилькара, как и достоверных свидетельств о первой, большей части его жизни. Известно лишь, что происходил Гамилькар из знатного рода, одного из лучших родов Карфагена.

В те времена Карфаген был первым по славе и богатству городом мира. Предприимчивость и удачливость пунов вызывали зависть и опасения соседей, не столь удачливых и предприимчивых, прежде всего Рима, который, подчинив своей власти Италию, зарился теперь и на земли вблизи Апеннин – на Сицилию.

Этот остров боги создали словно специально для раздоров меж теми, кто претендовал владеть западной частью Великого моря. Для обитателей Италии он был ключом к Африке, дли жителей североафриканского побережья – воротами на Апеннины. Если прибавить к тому необычайное плодородие сикелийских равнин, нетрудно понять, что владеть благословенным куском суши желали очень многие. Сицилия издавна была ареной борьбы между племенами и народами, стремившимися владеть ею. Сначала это были дикие местные племена и пришедшие с востока греки, покорившие большую часть острова и основавшие здесь цветущие города Сиракузы, Акрагант, Гимеру. Затем появились пуны, сыны вознесшегося над Африкой Карфагена. Сицилия являлась идеальным плацдармом для прыжка в Европу, и пуны решили обустроиться здесь. Греки же не хотели видеть на этой земле смуглокожих семитов, и между двумя столь схожими в энергичной натуре своей народами разразилась вражда. В тот памятный год, когда материковые эллины сражались с персами при Фермопилах и Саламине, их сицилийские собратья дали грандиозную битву карфагенскому войску, в какой карфагеняне претерпели разгром.

Но пуны не ушли с острова, а возвращались сюда вновь и вновь, возводя укрепленные города, становившиеся опорными пунктами карфагенской экспансии. Грекам, как они не старались, так и не удалось полностью очистить Сицилию от пучеглазых преемников финикиян. Не удалось это ни Гелону. ни Дионисию, ни Тимолеонту, ни Пирру, ни Гиерону. Сокрушаемые натиском тяжело ступающих по благодатной земле гоплитов, карфагеняне откатывались к северо-западу, но затем вновь и вновь подступали к стенам греческих городов, разрушая их стены и выжигая окрестные нивы. Грекам так и не удалось вытеснить карфагенян с Сицилии, и с уходом Пирра, прельстившегося лаврами новых побед, пуны были сильны, как никогда.

Но тут объявился Рим, выросший из пеленок Италии. Латины не могли равнодушно взирать на то, как прыткие торгаши прибирают к рукам Сикелию. Ведь Мессану отделяет от Регия пролив – коварный, недаром прозванный Харибдой, но который можно переплюнуть хорошим плевком. Рим вмешался в конфликт вокруг Мессаны, которую захватили воинственные наемники-мамертинцы.

Набранные в Кампании, эти наемники верой и правдой служили своему хозяину – тирану Агафоклу. Когда же тиран скончался, наемников поставили пред фактом неминуемого возвращения на родину, жестоко угнетаемую Римом. Меж тем наемники привыкли к жизни сладкой и беззаботной и не горели желаньем возвращаться к плугу или наковальне. Потому кондотьеры решились на отчаянную авантюру. Они проникли в Мессану, перебили мужчин, вплоть до отроков, и заняли место мужей и отцов. Гордые своей силой и доблестью, наемники прозвали себя мамертинцами – сынами Марса.

Мамертинцы оказались людьми доблестными и сведущими в военном деле. Попивая славное мессанское винцо, они сумели отразить штурм армии Пирра, пытавшегося завоевать Сицилию, а потом успешно противостояли атакам Гиерона, желавшего вернуть Мессану под контроль Сиракуз. Но затяжное противостояние истощило силы мамертинцев, город понес большие потери в защитниках, стала остро ощущаться нехватка припасов и оружия. Возникла реальная угроза падения Мессаны. Тогда мамертинцы, не желавшие ни сдаваться в плен, ни терять столь неожиданно обретенный достаток, решили обратиться за помощью к одному из влиятельных соседей – Риму или Карфагену. После некоторых колебаний наемники отправили послов в Рим.

Отцы-сенаторы думали ненадолго. Предложение было слишком заманчивым, чтобы долго раздумывать. Рим получал реальную возможность на вполне законных основаниях выйти за пределы Италии и закрепиться в обильной Сицилии. Сенат дал согласие поддержать мамертинцев, римляне начали собирать войска. На это ушло время, а когда римские корабли были готовы выйти из Регия. вдруг пришло известие, что Мессана уже занята карфагенянами. Но римляне не стали уступать и разбили карфагенян, утвердив свой контроль над Мессаной. Гиерон, отличавшийся прагматичным умом, поспешно заключил мир с Римом.

– Зачем ягненку ссориться с волком?

Но карфагеняне упорно пытались вернуть свое. Они продолжали войну. Тогда римляне осадили Акрагант, главную опорную базу карфагенян на Сицилии. После долгой осады город пал, и римляне на пару с Гиероном, возлюбившим своих новых союзников столь же страстно, как прежде карфагенян, установили контроль над всей Сицилией.

Карфагеняне озлобились. На суше они были бессильны против испытанных в боях с италиками легионов, зато на море все козыри были на их стороне. Хоть римляне и соорудили наскоро с сотню кораблей, подобных пунийским пентерам, но в морском деле сыны Ромула были профанами. Карфагеняне не преминули этим воспользоваться. В битве у Липарских островов римский флот потерпел полное поражение. Карфагенянам удалось захватить несколько десятков кораблей, в плен попал командовавший флотом консул. Карфагеняне ликовали, а римляне не унывали.