десять ей, наверное. Только-только в пионеры приняли.
— Конечно, Ниночка, — старшая пионервожатая снова покивала. Любит она кивать, как я посмотрю.
— А может он нечаянно? — сказала она, и все засмеялись. Девочка смутилась и замолчала.
— Товарищи, соблюдайте тишину! — прикрикнула Марина Климовна. — У всех будет право высказаться в свою очередь. Продолжай, Ниночка!
— Я хотела только сказать, что может ему дать право загладить свою вину. Показать, что он хороший пионер. Может, он просто не подумал, что это такое уж страшное дело… Думал, что шутка. Он выглядит хорошим мальчиком…
Все снова засмеялись, Ниночка села. Зато вскочила дылда с короткой стрижкой и в красно-белой футболке «Спартака».
— А я не согласна! Нечаянно можно на ногу наступить, а чтобы устроить такое — нужно готовиться, — противным голосом Откуда-то же он взял эти шашки. И спички. Пронес их, поджог… Я считаю, его нужно исключить из пионеров с позором!
Я заскучал. Члены совета дружины продолжали клеймить меня позором за безответственность и безалаберность, за то, что я опозорил звание пионера, за несмываемое пятно на чести отряда, за ужасное выражение лица, потому что если бы я хоть чуть-чуть стыдился своего проступка, я бы даже глаз от пола не поднимал, а я тут по сторонам глазею, как будто вообще не слушаю, что мне говорят.
А я и правда не очень внимательно слушал. Говорить мне было нельзя, кроме того, сказать в свое оправдание я пока что мог только одно — я этого не делал, и эти шашки несчастные мне кто-то подбросил в рюкзак. А глядя на их лица, я понимал, что вряд ли они мне поверят.
Совет дружины сходился на том, что меня необходимо исключить из лагеря и отправить домой. В какой-то момент Анна Сергеевна подошла к старшей пионервожатой и что-то прошептала ей на ухо. Та покивала. Ну, естественно.
— Так, товарищи! — сказала она, когда поток стыдящих речей закончился. — По независящим от нас обстоятельствам исключить его из лагеря мы не можем.
Совет дружины разочарованно загудел. Среди всей этой публики у меня, похоже, был только один союзник. Точнее, была. Маленькая Ниночка. Которая слушала высказывания коллег, больше в разговор не встревала, зато несколько раз бросала на меня сочувственные взгляды.
— Крамской! — взгляд Марины Климовны уперся в мое лицо. — Теперь мы даем слово тебе. Объясни нам свой поступок, пожалуйста!
— Товарищи, — я закашлялся на этом пафосном обращении, потому что посмотрел на портрет вождя, висящий над головой старшей пионервожатой. И в голове сами собой начали всплывать всякие шутеечки, про которые мне в моей ситуации даже и думать-то не следовало. «Сиськимасиськи», «Нагавно…», поцелуи взасос с политиками. — Товарищи… Я сказал это на отрядном собрании и повторю сейчас. Я понятия не имею, чьи это шашки в моем рюкзаке, и кто мне их туда подбросил. В зале, когда это случилось, я сидел вдалеке от сцены рядом с нашим председателем совета отряда. Вы можете меня наказать, исключить из пионеров, что вы там еще говорили? Отправить на весь сезон к поварам картошку чистить. Особого выбора у меня нет, так что дерзайте, выдумывайте наказание поизощреннее. Но помните, что настоящий виновник останется безнаказанным.
— Смотри-ка, врет и не краснеет, как настоящий фашист!
— Брось заливать-то!
— Да как у тебя совести хватает?
Мда, похоже, я их не убедил… Анна Сергеевна смотрела на меня непонятно. С досадой. Устало. Взгляд ее как будто говорил что-то вроде: «Да откуда ты взялся на мою голову вообще?!»
В принципе, я даже мог ее понять. Сначала я вмешиваюсь, когда она почти отправила домой непредсказуемого парня Мамонова. И теперь вот опять. Если сейчас Марина Климовна решит, что мои слова все-таки имеет смысл хотя бы проверить, то проблемы будут, опять же, у Анна Сергеевны. Потому что дело тогда будет касаться не одного какого-то случайного хулигана, в чьем тихом омуте она, воспитатель с огромным педагогическим опытом, не рассмотрела чертей. А всего отряда. Потому что виновный где-то там. И мало того, что устроил весь этот серный переполох, так еще и свалил вину на другого. И вот он-то, скорее всего, не новочок вовсе. А тот, кого она давно и хорошо знает. А значит — ее недосмотр и ее ответственность. Ей опять устроят выволочку, а она потом опять будет срывать зло на нас.
Замкнутый круг какой-то. С презумпцией виновности.
— Товарищи, — сказал я и снова закашлялся, потому что в голове опять всплыло словечко «сиськимасиськи». — У меня есть одно конструктивное предложение. Раз уж других подозреваемых у вас нет, то я готов понести наказание и даже, если хотите, повиниться перед всей дружиной, в том, что такой вот я плохой пионер…
— Ага, значит ты все-таки признаешься! — толстячок снова дернул галстук, прикрывая пятно на футболке.
— Я этого не сказал, — спокойно продолжил я. — Я готов соврать перед всеми, чтобы не пострадала честь совета дружины и вожатых. У вас будет виновный, вы его справедливо наказали чисткой картошки, все довольны. Но есть только одна просьба. Дайте мне неделю. Если через неделю я не найду настоящего виновника, я выйду перед дружиной и признаюсь. И сделаю все остальное, что вы сейчас решите.
Все молча смотрели на меня. Я сломал совет дружины своим странным предложением? Честно говоря, я еще не знал, как буду все это воплощать, но кандидатов на крысу на самом деле было не так уж и много. И если напрячь немного свои взрослые мозги, внимательно присмотреться и прислушаться к тому, что происходит в отряде, то у меня есть все шансы узнать, кто это сделал. Кроме того, у меня все-таки есть два союзника, несмотря на объявленный бойкот.
Марина Климовна встала.
— Ты меня немного удивил и огорошил, Крамской, — сказала она. — Не могу пока сказать, приятно или нет. Единолично я таких решений не принимаю, так что поднимаю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы принять предложение Крамского и дать ему неделю, которую он просит?
Глава 17
«Некоторые вещи не меняются, — думал я, по очереди разглядывая лица совета дружины. — Они ведь даже не пытаются выяснить правду. Им сказали, что я виновен, и никто из них почему-то даже не пытается узнать доказательства. Зато вершить суд готовы все…»
— Ильин, что ты тянешь руку, ты голосуешь за то, чтобы дать Крамскому неделю, которую он просит? — Марина Климовна смотрела на одного из вожатых, парня.
— Нет, Марина Климовна, — он опустил руку и встал. — Я просто вспомнил кое-что. Я стоял рядом со вторым входом на открытии и видел этого