Василиса обернулась, и Гаврил тут же сунул ей в одну руку стаканчик, в другую – горячую пышку в салфетке.
– Наконец-то догнал, – бормотал Гаврил, перехватывая второй стакан и ещё одну пышку. – Ну у тебя и скорость, так и не скажешь, что нога… э…
– Да ладно, чего там. – В другое время Василиса бы нашла, что ответить, но сейчас на колкости не осталось сил. Она кивнула на булочку и чай: – А это откуда?
– Из монастырской трапезной. Повезло, очереди почти совсем не было.
– Спасибо. – Василиса отпила чаю. Тот оказался необычным – мягким, с ароматом трав. – Что-то знакомое.
– Это иван-чай со смородиной. Монахи сами собирают. Мы его у них для кафе заказываем.
– Здо́рово, – похвалила Василиса, откусывая пышку. Хрустящая корочка, посыпанная сахарной пудрой и воздушная мякотка. – А они знают толк в выпечке.
– Это да, – улыбнулся Гаврил. – Секретами, правда, не делятся. Оно, конечно, правильно.
– А ты почему с ребятами не пошёл?
– Мало мне в Покрове музеев, – пробормотал Гаврил, жуя булочку. – Я вообще против этой вашей затеи с Багряницей.
– Это не моя затея. Я тоже против. – Василисина булочка закончилась, и она выбросила салфетку в урну.
– Тогда зачем ты вписалась?
А вот это был хороший вопрос. Василиса не знала на него ответа.
– Не пускать же их одних. – Других вариантов в голову не приходило.
– И насчёт печей…
– А вот насчёт печей – это уж моё дело! – Вот и силы на колкости появились. Определённо, монастырский чай и выпечка заряжают энергией.
– Как знаешь, – вяло пожал плечами Гаврил.
Дальше они потихоньку шли молча. Солнце играло множеством бликов на поверхности местного «моря», по которому скользили небольшие прогулочные катера и яхты с разноцветными парусами.
– А откуда твоя бабушка знает мою маму? – спросил Гаврил, глядя вдаль.
– Она преподавала в педучилище. – Василисе всё-таки трудновато приходилось – всё время кто-то норовил её задеть. А без костыля, да с больной ногой шустро вертеться трудно.
– И этого Эдуарда, значит, помнит?
– Конечно, помнит, – пожала плечами Василиса. – А что?
– Да ничего. – Гаврил продолжал смотреть вдаль.
И тут до Василисы дошло. Покров – это же деревня, где все всё про всех знают, а чего не знают, додумывают. И если уж даже Василиса в курсе этой старинной любовной истории, то остальные и подавно. А это значит – круглосуточное перемывание косточек двух семейств. Да с подробностями. Да с выдумками. Ещё бы, такой повод – новый глава администрации против предыдущего. И Наталья Львовна между ними.
Теперь ясно, почему родители не торопились забирать Лету домой. Чтобы ей в лицо кто-нибудь чего не ляпнул, или хуже того – чтобы чужих злобных вымыслов не наслушалась. Гаврилу, видимо, повезло меньше. Он определённо в курсе ситуации. И это притом, что его планы на карьеру нейробиолога с треском рухнули. Вот кому не позавидуешь. Теперь даже проблема с ногой не казалась Василисе такой ужасной. У других, оказывается, тоже не всё гладко.
И тут Василисе вдруг вспомнилось глупое святочное гадание на суженого. Как Гаврил стоял посреди улицы и потирал макушку, разглядывая Василисин башмак, прилетевший на него из-за забора. А сама Василиса сидела за забором на корточках, подглядывала и боялась выйти.
Правда, потом они с Зоей ещё больше боялись показаться, потому что сапог Зои прилетел в отца Павла. Гаврил-то просто бросил прилетевший ботинок обратно да и пошёл дальше по своим делам. А вот отец Павел минут десять стоял посреди дороги и во весь мощный священнический голос рассказывал о вреде суеверий и гаданий. И сапог забрал, так что Зое потом было не в чем ходить, пока её бабушка не добыла обувку обратно.
Вспомнив, как Зою трясло от стыда, Василиса чуть не рассмеялась в голос.
– Ты чего? – Гаврил, похоже, заметил, как она сдерживала хохот.
– Да так, вспомнилось. – Василиса перестала смеяться. Потому что потом Зою, похоже, стало трясти не то от обиды, не то от злобы.
Ребята прошли почти всю набережную, которая поворачивала вслед за монастырской стеной. И теперь вместо водной глади впереди зеленела огромная Вражья гора с маленькой церковкой на вершине. А у подножия раскинулся тёмно-изумрудный лес.
Великолепный пейзаж, хоть рисуй, но Василису холодный пот прошиб от этого прекрасного вида. Гаврил тоже помрачнел. Говорить никому не хотелось, настолько ярко в памяти прорезались картины прошлогодних событий. Оба одновременно развернулись и пошли в обратную сторону.
– Что там в техникуме? – спросила наконец Василиса, потому что молчание начинало угнетать.
– А ничего. На ближайшие два года набора вообще нет, что-то у них там с лицензией. В Добромыслов поеду.
– Я оттуда сюда, а вы – наоборот, – усмехнулась Василиса.
– Кто – вы?
– А Зоя разве не с тобой?
– А, ну да. – Гаврил помолчал, глядя под ноги. Потом спросил так, будто жутко тяготился разговором: – А у тебя на после школы какие планы?
– Хотела в университет на журналистику, теперь не знаю. Куда мне с такой ногой. Только если заочно.