Бобино послушался и пошел к двери, где едва не столкнулся с доктором.
Жермена чувствовала к врачу бесконечную благодарность, очень его любила и доверяла ему, но она не оставила своего намерения и сказала Перрье:
– Я узнала, что с князем произошло несчастье…
– Дитя мое, успокойтесь, прошу вас! – сказал врач, встревоженный видом ее горящих глаз и покрасневшего лица.
– Но я хочу за ним ухаживать!
– Вы будете за ним ухаживать, вы его увидите.
– Сейчас, сию минуту!
– Не сию минуту, а после перевязки.
– Вы мне позволяете?
– Даю в этом слово! Позволяю. Он и сам то и дело просит о встрече с вами, и лучшее, что я могу сделать, – это позволить вам увидеться, но только на минуту.
– Но я ни на сколько не хочу его оставлять, ни днем, ни ночью.
– Вы будете делать то, что я вам скажу, что велит здравый рассудок.
– Но мой долг требует…
– Вы ведь верите мне?
– О да! Вполне верю и благодарна вам за все!
– Так вот, вы сможете видеть его когда захотите, но при условии… Не переутомляться самой и не утомлять его. Кроме того, ему вообще можно видеть только самых близких, нужен полный покой. Эти милые крошки помогут ухаживать за ним.
– …Мои сестры, доктор…
– Я знаю их историю… Они останутся с вами.
– Доктор! Ради Бога! Скажите только!..
– Спрашивайте, дитя мое.
– Что с ним?
Перрье, видя, что Жермене можно сказать правду, не счел нужным скрывать ее.
– Он получил ранение шпагой.
– Он дрался на дуэли?.. С кем? – спросила она, и сердце ее сжалось.
– С бароном де Мальтаверном. Светский человек, вам не известный.
С проницательностью, свойственной женщинам, Жермена подумала: «Может быть, через него действовал тот бандит!»
– Так вы будете меня слушаться?
– Да, доктор.
– Итак, через час вы увидите князя.
Доктор возвратился к больному, напомнил, как он должен себя вести, и взял обещание слушаться.
Когда прошел час, показавшийся обоим молодым людям нескончаемым, Жермена поднялась с постели и, опираясь на сестер, добралась в спальню Мишеля.
При виде той, кого он так любил, Мишель вдруг покрылся румянцем. Князю хотелось протянуть руку, поговорить… Но доктор не напрасно остался при встрече. Он сделал повелительный знак и сказал:
– Князь Мишель! Я велю вам не делать ни малейшего жеста и не произносить ни одного слова! Если хотите жить – слушайтесь!
Князь вздохнул и показал глазами, что покоряется.
Жермена сказала:
– Мне хотелось поскорее показать этих девочек их благодетелю… Они вместе со мной будут вашими сиделками, внимательными, преданными и… любящими. Вы увидите… мы будем хорошо за вами ухаживать… Хоть вы и богаты, но не знаете радости семейного очага… Мы постараемся создать хотя бы его подобие…
Больной чувствовал блаженный покой, часто наступающий после сильных физических потрясений, и ему казалось, что он слышит какую-то далекую нежную мелодию.
Мишель ощущал себя как бы в том почти неуловимом состоянии, когда человек уже не спит, но еще и не совсем проснулся. Он знал, что рядом его возлюбленная и она дает его душе ровную и тихую радость… Доктор с обычной мягкостью прекратил их свидание.
– Мы договорились, мадемуазель, что вы будете как можно чаще видеть князя, но не забывайте о том, что сами вы еще не вполне здоровы. Следует соблюдать все предосторожности, потому что ваша болезнь может повториться и сделаться смертельной. Вы это понимаете?
– Да, доктор, да, мой дорогой спаситель!
– Что же касается режима больного, то он очень прост: стакан сухого шампанского через каждый час.
Мишель улыбнулся.
– Вам кажется смешным, что в качестве лекарства я прописываю наш национальный напиток? Это лучшее средство против вашего недуга.
Затем доктор направился к своему коллеге и к секундантам – те скромно удалились в другие комнаты, когда пришла Жермена.
Морис Вандоль и Серж Роксиков, испуганные и опечаленные, едва решились расспрашивать доктора, боясь услышать, что их друг безнадежен. Перрье успокоил их:
– Видите, мои дорогие, шпаги были абсолютно обеззаражены, рана чиста и, наверное, заживет без осложнений. Может быть, начнется легкое воспаление плевры[54] с образованием экссудата[55] с кровью, но с этой болезнью я в состоянии справиться. Итак, у вашего друга восемьдесят шансов из ста на излечение. Но необходимо, чтобы князь сам твердо верил, что выздоровеет, иначе он может наделать глупостей.
Удивленные и чрезвычайно обрадованные тем, что сказал доктор, молодые люди сердечно поблагодарили его и, конечно, спросили, можно ли будет видеться с другом каждый день.
– Да, но при непременном условии – чтобы он не говорил. Ваши посещения должны быть кратки, и вы не будете передавать ему разные светские сплетни. Душевный покой нужен князю не меньше, чем покой физический. Я сам буду навещать пациента два раза в день.
Затем доктор вернулся к раненому, проверил пульс, убедился, что жара нет, сказал Жермене, чтобы она дала больному первую порцию шампанского, и еще раз настоятельно предписал молчание и полную неподвижность.
Жизнь в доме Березова пошла совсем по-новому.
Владислав, совершенно напрасно считавший себя виноватым в случившемся, пользуясь своим правом дворецкого, превратил особняк в неприступную крепость.
Уже давно получив от хозяина полномочия по управлению слугами, он уволил разом тех, кто не внушал ему доверия. Оставил только одного русского кучера. Камердинеру и выездному лакею выдал расчет за два месяца и приказал немедленно выехать. Владислав совершенно резонно считал, что все эти люди могут быть подкуплены.
Он призвал слесаря и велел укрепить решетки на окнах, К ночи во двор спускали собак и сажали огромного дога на цепь в прихожей.
Условились, что ночью Владислав и Бобино начнут по очереди дежурить возле больного и оказывать все необходимые услуги.
Была также решена проблема снабжения осажденной крепости: Владислав и Бобино будут – также поочередно – ходить за провизией. Оба, в соответствии с умением каждого, станут готовить простую пищу для здоровых, что же касается князя, то его питание не доставляло забот: пока доктор не изменит диеты, требовалось только шампанское с добавками разных тонизирующих средств, смотря по обстоятельствам: кола, кока, хинин и тому подобное.
Кучера посадили на место швейцара, строго приказав не впускать в дом никого, кроме доктора Перрье, Мориса Вандоля и Сержа Роксикова.
Теперь князю и его близким, по рассуждению верного слуги, не грозили ни покушения, ни вызовы на дуэль. И в доме, похожем чуть ли не на крепость, добрый мужик с надеждой и нетерпением ждал выздоровления хозяина.