Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я представлю вас к званию подпоручика! Давно пора. Лауница — к ордену Георгия. Заслужили. Спасли свой аппарат, повредили неприятельский, доставили важные сведения.
Благодарю. Все хорошо, но я остался без летнаба. Других в отряде нет, разбивать пару «Ваня-Вася» мне не хочется. Однако безделье не затягивается. Меня вызывают к Егорову. В кабинете незнакомый подполковник, поджарый, с умным лицом. Егоров представляет меня, затем кивает на гостя:
— Подполковник…
— Достаточно звания! — говорит гость.
Военная разведка… Единственные в этой горделивой армии, кто не светится на публике.
— Господин прапорщик! — говорит подполковник. — Мне рекомендовали вас как храброго и умного военлета. Последнее качество для нашего дела определяющее. Вы согласны выполнить опасную миссию?
— Так точно!
— Вам не интересно, в чем она заключается?
— Расскажете.
— Мне правильно вас рекомендовали! — улыбается полковник. — Подойдите к столу!
На столе — карта. Беглого взгляда достаточно, чтоб понять: сделана по нашим фотоснимкам. Узнаю очертания лесов, русла рек, нити дорог. В полете я смотрю вниз.
— Нужно доставить человека вот сюда! — подполковник указывает карандашом. Точка ложится за передовой линией, в тылу немцев. — Через сутки забрать его, но в другом месте. Задача состоит в том, что сделать нужно как можно незаметнее. Сумеете?
— В этом месте нельзя высаживать!
— Почему?
— Открытое поле ввиду большого села. В селе наверняка есть неприятель. Посадка аппарата не останется незамеченной.
— Что вы предлагаете? — подполковник заинтересован.
— Насколько понимаю, объектом операции является железнодорожная станция.
— Почему вы так заключили? — хмурится подполковник.
— Других объектов, имеющих военное значение, у места посадки нет.
— Гм-м…
Непонятно: одобрение это или насмешка. Однако рот мне не затыкают, продолжаю:
— Агента лучше высадить у железнодорожного полотна, вот в этом квадрате. Железнодорожная насыпь закроет нас от любопытных взоров, с другой стороны — лес. Не думаю, что зимой здесь есть люди. Если агента одеть железнодорожным рабочим, на него не обратят внимания. Что может быть естественнее железнодорожника, идущего вдоль пути?
— Вы часом не служили в разведке, Павел Ксаверьевич? — спрашивает подполковник.
Служил! Только в другой армии и звали меня иначе. Качаю головой.
— Не желаете послужить? Обещаю быструю карьеру и достойное звание. Мне странно видеть такого человека как вы всего лишь прапорщиком, к тому же заведующим обозом.
Егоров хмурится — камешек в его огород.
— Я хочу остаться в отряде с боевыми товарищами.
Егоров улыбается.
— Как знаете! — подполковник сворачивает карту.
— Есть еще замечание.
Он поднимает голову.
— При пересечении линии фронта аэроплан увидят. Надо закрасить наши кокарды и нарисовать германские кресты.
— Опять вы за свое, прапорщик! — сердится Егоров. — Это запрещено конвенцией!
— А травить людей газом разрешено? — холодно говорит подполковник. — Обстреливать госпиталя, вешать мирных жителей? Возможно, вы еще не поняли, господин штабс-капитан, но эта война — на уничтожение. Прапорщик дело говорит.
— Если немцы захватят в плен летчика на русском аппарате, его отправят в лагерь военнопленных, — не сдается Егоров. — Если опознавательные знаки будут германские, его расстреляют как шпиона.
— Что скажете? — подполковник смотрит на меня.
— Что случается с агентом, если попадает в плен?
— Расстреливают! — пожимает плечами подполковник. — У немцев это быстро.
— Чем я лучше его?
— Решено! — подполковник встает. — Вы слышали, господин штабс-капитан? Завтра!..
Вылетаем на рассвете, вернее в предрассветных сумерках. Набираю высоту над летным полем. Хотя видимость неважная, быть обстрелянным своими не улыбается. По известному закону подлости свои в своих всегда попадают. Мой «Моран» несет на плоскостях и киле тевтонские кресты. Их малевали в закрытой палатке-ангаре, у входа дежурил караул жандармов. Меры секретности приняты серьезные.
Мой пассажир выглядит мирно. Среднего роста, мешковатая форма железнодорожника, невыразительное лицо. Ни горделивой посадки головы, ни военной выправки. Пройдешь в двух шагах, и не заметишь. Подполковник умеет выбирать агентов.
Долетаем без приключений. Перед посадкой разворачиваюсь, чтоб сразу лететь в сторону фронта. Прогалина вдоль железной дороги узкая, но достаточная для «Морана». Аппарат еще скользит по снегу, как «железнодорожник» выпрыгивает из кабины и бежит к дороге. Взлетаю и оглядываюсь: одинокая фигурка движется вдоль железнодорожного полотна, вокруг — никого.
По возвращении докладываю подполковнику и отправляюсь спать. Подняли меня ночью, надо отдохнуть. Спится мне плохо — тревожат мысли. Если агента поймают, как доказать, что высадил верно? Вдруг предложение мое опрометчивое? СМЕРШа здесь нет, но неприятности не замедлят быть. Встаю и бреду в ангар. Синельников давно проверил «Моран», теперь сидит и курит. Обхожу вокруг аппарата, смотрю на «Льюис». Обычная пехотная модель с толстой трубой-кожухом. Интересно…
— Синельников?
— Я, ваше благородие!
— Пулеметы были с сошками?
— Так точно!
— Где они?
— Снял, в ящике валяются.
— Поставь обратно!
— Зачем они в небе?
— Делай, что тебе говорят!
— Слушаюсь, ваше благородие!
Синельников обижен, я непривычно резок, но объясниться не могу. У меня предчувствие.
На рассвете я лечу по другому маршруту. Вопреки предчувствию, ничего подозрительного. Я даже делаю круг над местом посадки — никого. Разумеется, можно одеть группу захвата в белые маскхалаты, спрятать ее в лесу или возле дороги, но это не та война. Таким приемам еще не научились.
Сажусь, жду — тихо. Группы захвата нет, агента — тоже. Надо ждать. Курю — никого. Насыпь закрывает от меня поле и станцию. Выбираюсь из кабины, снимаю «Льюис» и бреду к насыпи. При попытке захвата буду стрелять. «Льюис» не «калаш», но машинка тоже хорошая — практически та же скорострельность. Тяжеловат, правда, да и магазин не слишком вместительный, но отбиться можно.
Железная дорога пустынна. Сколько мне ждать? Срок с полковником не оговорен, велено по обстановке. Это означает — вся ответственность на пилоте. Улетишь раньше — виноват, свои взгреют — не забрал агента, промедлишь — попадешь к немцам. Тевтоны церемониться не станут: военно-полевой суд — и к стенке. Время идет, мотор стынет. «Гном» — двигатель ротативного типа, охлаждение воздушное, от мороза ничего не лопнет. Это не означает, однако, что можно не беспокоиться. Холодные двигатели на морозе, бывает, не запускаются.
Выстрел! Второй! Вскакиваю и смотрю. Из-за поворота появляется человек. Он бежит вдоль полотна в мою сторону. На поле, у противоположной от насыпи стороне, появляются всадники. Они скачут вдоль дороги, стреляя в беглеца на скаку — снизу вверх. Почему по полю, не по насыпи? Ах, да, шпалы, лошадь споткнется и сломает ногу. На поле снег, особо не поскачешь, но все ж быстрее. Нам такой расклад кстати — не нужно беспокоиться, что зацепишь своего.
Передние всадники почти поравнялись с беглецом. Они уже не стреляют. Сейчас перегонят, вылетят на насыпь и перекроют дорогу. Пора! Зубами стягиваю кожаную перчатку.
Прицел на «льюсе» обычный, на таком расстоянии можно и без него. До всадников метров сто — это в упор. Меня они не видят — увлеклись погоней.
Тра-та-та-та!.. Бью длинной очередью. Это очень страшно: неожиданно налететь на рой свинца. Передние кони упали, задние встали на дыбы, кто-то падает, кто-то шарахнулся в сторону… Я все бью и бью. У «Льюиса» сошка неустойчивая, рассеивание пуль большое. Но мне важно не столько попасть, сколько напугать. Если немцы опомнятся и залягут, нам будет кисло. Втянуться в длительный бой смерти подобно.
Не выдержали, бегут! Повернули и нахлестывают коней. Даже те, кто потерял коней, ковыляют в тыл. Очень хорошо! Бегите! Доложите обстановку начальству, запросите помощи артиллерии…
Агент, наконец, добежал. Стоит, хватает ртом воздух. Сую ему пулемет, поднимаю с насыпи перчатку. Без нее отморожение в воздухе гарантировано. Скользим по насыпи вниз — «Моран» нас заждался. «Гном» заводится без капризов. Оглядываюсь. Агент забрался в кабину, установил «Льюис» на шкворень и держит насыпь под прицелом. Толковый мужик!
Взлетаем. Вижу рассыпанных по снегу всадников. Их менее десятка. Еще двое-трое остались лежать у насыпи — ранены или убиты. Это конный разъезд, высланный посмотреть на странный аппарат, круживший у станции. В моем времени при забросе в «зеленку», вертушка несколько раз присаживалась в разных местах — имитировала высадку. В противном случае «духи» прибегали почти тотчас — система оповещения у них работала как часики. На агента немцы наткнулись случайно, едва не захватив богатую добычу. Сейчас бы на бреющем да над головами! Нельзя — за спиной ценный груз. Случайная пуля — и все насмарку…
- Господин военлёт - Анатолий Дроздов - Альтернативная история
- Денарий кесаря - Анатолий Дроздов - Альтернативная история
- Светлейший князь Старко (СИ) - "Мархуз" - Альтернативная история
- Зауряд-врач - Анатолий Федорович Дроздов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Посвященный - Лошаченко Михайлович - Альтернативная история