Хамза хлопнул в ладоши, и слуги принесли еду. На этот раз она отличалась от той довольно скромной пищи, которую они употребляли до сих пор. Конечно, это было все то же козье мясо, но не тушеное, как обычно, а в виде кебабов, приправленных пряными травами. Густой плов, сдобренный фисташками, изюмом, курагой. Хлеб с корочкой, ароматизированной розмарином, варенье из маковых зерен и меда. Вместо простой речной воды был подан шербет из апельсина и граната.
По мнению Влада, на столе не хватало только одного. Он взглянул на пустой кубок, и Хамза это заметил.
— Ты очень хочешь вина? — спросил он.
— Почему очень? Просто хочу. Да… — Влад пожал плечами.
— А как насчет стихов из Корана, которые ты так прекрасно читал в придворной школе? Ты помнишь?
Влад кашлянул, прочищая горло, и быстро вспомнил арабские слова:
— «О вы, которые уверовали! Опьяняющий напиток, азартные игры, жертвоприношения на каменных жертвенниках и гадание по стрелам — скверные деяния, внушаемые шайтаном. Сторонитесь этого, быть может, вы преуспеете».
— Ты веришь в то, что это так?
— Нет. Потому что я не мусульманин. Кроме того… — Он сделал паузу.
— Кроме того, многие мусульмане не соблюдают закон. — Хамза наклонился вперед. — Ты это хотел сказать?
— Возможно.
— Включая Мурада, нашего султана, святилище мира, который любит вино и даже, как шепчут злые языки, порой не знает меры.
— А ты, Хамза, не любишь?
— Я не люблю. Дело не только в словах пророка, хотя я чту их. — Он улыбнулся. — Мне просто не нравится, как вино воздействует на людей. Некоторые становятся небрежными, болтливыми, излишне сентиментальными. Другие, напротив, только и ищут возможность как следует подраться. — Он выпрямился. — Нет, если уж у меня и есть желание пренебречь заповедями Корана, то это можно сделать и по-другому.
— Это как же? — Влад нахмурился.
Вместо ответа Хамза снова хлопнул в ладоши. Немедленно появились слуги. Они убрали со стола остатки еды, потом один придвинул небольшую жаровню, другой принес металлическую посудину, а третий — флягу. Все трое поклонились и вышли.
Хамза сунул руку в карман, вытащил коричневатый камушек и показал его Владу.
— Что это? — спросил тот.
— Те самые другие удовольствия, — пробормотал турок, наклонился и положил камушек в металлический горшок, нагревающийся на жаровне. — Гашиш из Ливана. Знаешь о нем?
— Не очень, — ответил Влад. — Некоторые ребята из школы посещали такого рода дома в Эдирне, но я… — Он покачал головой. — Я — нет. На что это похоже?
— На мечту. На сон.
Хамза плеснул в сосуд жидкости из фляги.
— Это отжим инжира, — продолжал он.
Когда сосуд разогрелся, он добавил туда еще кое-что. По запаху Влад узнал гвоздику и мускатный орех. Хамза молча помешивал содержимое сосуда, через некоторое время снял его с жаровни, зачерпнул содержимое бронзовой ложкой, разлил жидкость в две маленькие чашечки, поднял обе и протянул одну Владу.
Тот взглянул на ладонь, на которой стояла чашечка, и отпрянул.
— Я думаю, не надо, — произнес он, но Хамза не опустил руку.
— Я предлагаю тебе только временное забытье, сон, уход от действительности. Ничего больше.
Но Влад снова отрицательно покачал головой.
— Я могу только догадываться о том, какие ужасы выпали на твою долю в Токате, — мягко продолжал Хамза. — Я упросил Мурада позволить мне поехать туда и покончить со всем этим. Эта чашечка — только часть лечения. Доверься мне.
Он снова предложил Владу чашечку с зельем, тот подумал мгновение и взял ее.
Хамза поднял свою.
— А теперь перейдем к снам.
Влад последовал примеру турка. Он маленькими глотками отпивал содержимое чашечки, пока она не опустела, наслаждаясь всеми оттенками вкуса, которые были ему знакомы, и даже легкой горечью, происхождения которой не знал.
— А можно еще? — Дракула протянул Хамзе чашечку.
— Хватит.
Бывший учитель взял чашечку, поставил ее на пол, потом перенес жаровню в угол шатра.
— Теперь жди, — велел он. — Ляг на спину.
Влад сделал все так, как было сказано. Некоторое время его конечности, которые не расслабились даже в горячей воде, были напряжены, он с трудом мог пошевелить ими. Потом они как-то неожиданно обмякли. Влад погрузился в мягкие подушки, словно утонул в них, однако сознание его оставалось ясным, даже очень. Он чувствовал только странную расслабленность, не замечал в себе ничего необычного, никакого излишнего волнения или чрезмерных эмоций, о которых шептались ученики в его классе, и даже счел себя обманутым.
— Ничего не происходит!..
— Подожди. И… смотри!
Хамза указал рукой вверх. Языки пламени, танцующие в жаровне, тенями отражались на потолке шатра. Влад смотрел на них, сначала сосредоточенно, потом внимание его иссякло. Он вдруг почувствовал, что оба они, созерцая тени, словно поднимаются к ним и начинают парить рядом.
Потом до него донесся голос, который звучал где-то далеко, но ясно, как серебряный колокольчик в церкви:
— Ты видишь их?
— Да, — ответил Влад и едва не оглох. — Звезды.
— Какие звезды? Я говорю о верблюдах.
— Какие верблюды?
Но вдруг он действительно увидел верблюдов. Их было двое, они стояли голова к голове, их горбы смешивались, множились у него перед глазами. Странные животные показались ему нелепым воплощением примитивной глупости. Начав смеяться, Дракула уже не мог остановиться, да и не хотел. Он повернул голову, взглянул на Хамзу и увидел, что лицо турка изменилось! Каждая его черточка будто бы увеличилась — борода, нос, глаза. Глаза приобрели необыкновенно синий цвет. В глазах Влада это уже не было лицо аги. Оно превратилось в лицо отца, потом — Господа.
— Нет!.. — Дракула попытался подняться.
Он потряс головой, и его снова захватила волна смеха. Теперь здесь опять был только Хамза, но зубы у него были большие и желтые, как у верблюда.
— Ты обещал мне забытье! — закричал Влад. — Я хочу забыться. Это мое княжеское право.
— Право? — крикнул в ответ Хамза. — Все твои права станут моими прямо сейчас.
Он дико захохотал и навалился на Влада.
Их руки и ноги соприкоснулись. Пальцы переплелись и скользили, то находя друг друга, то теряя.
Хамза был высоким. Его длинные руки и ноги обвивали Дракулу и сжимали его как стальные кольца. Влад был меньше ростом, но коренастый, упругий. Его сила не распылялась, а концентрировалась внутри. Они боролись, то намеренно уступая, как бы на смех, то, напротив, всерьез воспринимая каждый бросок, каждое падение на подушки и вкладывая в него все напряжение, которое испытывали. Кровь барабанной дробью билась у обоих в висках.