— Ада, я женат на Ольге фон Цеас уже более двадцати лет. У нас четверо детей, и она носит мое имя… и имя своих родителей.
— Что ж, Пер, ты сделал свой выбор, не так ли?
— Я…
— Глупости! — остановила его Ада. — Ты дашь нам провизию и снаряжение? Мы собираемся идти через Холодное плато, а там, как ты знаешь, зима.
— Я дам вам все, что потребуется, и завтра с утра вы сможете выйти в путь.
— Спасибо, Пер.
— Будь счастлива, Адхен.
3
— Девочка!
— Что?! — сон — Гипнос, или как его здесь величают? — уже отнес ее было далеко-далеко за край неба, но голос Глиф тут же вернул Тину к действительности, буквально выдернув из властных объятий древних богов.
— Девочка!
— Где ты, Глиф? — встрепенулась Тина.
Свеча погасла, и в комнате царил мрак. Впрочем, через мгновение глаза Тины немного привыкли к темноте, и она стала различать контуры предметов.
— Где ты, Глиф? — позвала она.
— Тута! — радостно сообщила малютка, взбираясь на подушку. — Я, я! Тута я! Вся есть как!
— Я так за тебя беспокоилась! — воскликнула Тина в порыве истинного чувства.
— Не пужись! — гордо заявило мелкое создание господне. — Не есть ужас, ужас! Просто ужас!
— Но ты была одна в лесу! — искренно сокрушалась Тина, баюкая «Дюймовочку» в ладонях. — А там дикие звери, собаки, стражники…
— Убила на хрен! — гордо сообщила пигалица из Тининых ладоней. — Такой! Два! Совсем плохой был есть!
— Ты хочешь сказать, что кого-то убила? — насторожилась Тина.
— Да! Так есть! Глиф! Ура! Ура! — был ей ответ.
— Кого ты убила? — растерянно спросила Тина, не знавшая, что и думать.
— Пес! Раз, два, три!
— Трех собак?!
— Так есть, — рассмеялась девочка. — Глиф! Ура! Волк злой!
— Трех собак и волка? — осторожно переспросила Тина, она ровным счетом ничего не понимала, но предполагала, что, возможно, ошибается в переводе. Еще можно было подумать и о том, что Глиф врет или, скорее, фантазирует.
«Она ребенок… Или я с ума схожу…»
— Еще волк. Сука! — продолжала между тем свой вынужденно конспективный рассказ Глиф.
— И еще волчицу?
— Так есть, — шмыгнула носом Глиф. — Сам пришел!
— И это все? — Тина не знала, плакать или смеяться, их с Глиф разговор все больше напоминал гротеск.
— Нет, все нет. Страж ворот, — сообщила Глиф. — Два и еще два.
— Что?! — вскричала пораженная услышанным девушка.
— Три, четыре, — самым серьезным тоном пояснила свою мысль кроха, и в этот момент где-то в крепости тоскливо завыла длинная труба.
— Тревога… — опешила Тина.
— Мертвый, три, четыре, находить, плакать… — объяснила Глиф.
— Так ты что, в самом деле?
— Не понять. Плакать. Не понять. Много слов. Грам…матика… Не знать. Не учить. Плакать, голо… сить.
Тина услышала топот ног в коридорах и переходах замка, какие-то тяжелые удары, смутный гомон. Звуки были такие сильные, что проникали даже сквозь сколоченную из толстых досок дверь. Снова взвыла труба, и кто-то ударил билом в рынду.
«Ну, настоящий бедлам! Штурм у них случился, что ли? Или король умер? Впрочем…»
Тина вспомнила, что находится в графстве Квеб, где никакого короля испокон веков не было, отметила, что дамы Адель в комнате нет — иначе та давно бы уже всполошилась, — и, накинув на плечи плащ, выхваченный уверенной рукой прямо из темноты, выглянула в коридор. Из соседних покоев как раз выходил Виктор ди Крей. Он был еще без колета, но уже в штанах и сапогах. В руке у него тускло отсвечивал красным обожженный в крови Охотника меч.
— Что случилось? — крикнула Тина, глядя на бегущих по коридору полуодетых людей и ощущая поблизости присутствие еще большего числа возбужденных и дезориентированных внезапной побудкой людей.
— А черт его знает! — бросил привычное богохульство ди Крей. — Война, пожар, нашествие… Тревога, одним словом. Одевайтесь, Тина, — сказал он через мгновение. — У меня появились нехорошие предчувствия… Они у меня всегда появляются при звуках этих труб, — добавил он каким-то неуверенным, словно бы сомневающимся в смысле сказанного голосом. — Одевайтесь! В такие минуты лучше быть одетым, чем раздетым. Вы понимаете меня?
— Вполне!
Тина схватила со стены факел и бросилась обратно в комнату.
— Ты одета? — спросила она Глиф, натягивая выданные ей взамен прежних — постиранных и где-то сохнущих — кожаные мальчикового покроя штаны.
— Я, готов, есть, туда-сюда, всегда! — выдала россыпью сухого гороха Глиф.
И тут — лихорадочно завязывая шуровку колета — Тина подумала о том, что ни разу не видела кроху грязной или неопрятно одетой. Где бы та ни побывала, откуда бы ни вернулась к Тине, всегда на ней были это миленькое красное платьице, колпачок и косынка, белые чулки и чистые, отнюдь не запыленные и не испачканные в грязи башмаки. Не спрашивая уже о том, кто, где и когда сшил все эти прелестные кукольные одежки, хотелось бы тем не менее понять, как им удавалось оставаться чистыми и свежими на всем протяжении долгого путешествия по горам и лесам?
«Вопрос…» — подумала она с оторопью, бросив быстрый взгляд на пигалицу, лакомившуюся — пока суд да дело — крошками, оставшимися от пирога с яблоками и кардамоном, большой кусок которого Тина прихватила с собой из пиршественной залы.
Вопрос… Впрочем, сейчас ей было не до этих любопытных, но неактуальных пока вопросов. Где-то во внешнем дворе замка неожиданно пропела серебряная труба, и у Тины даже мороз по коже прошел: это была другая труба, и смысл ее голоса тоже был иным. И неважно, что Тине эти голоса были не знакомы, и она могла строить лишь предположения — притом самого общего характера — о том, что они означают. Тревогу-то они порождали настоящую, неподдельную, вот в чем дело.
Тина торопливо вдела ноги в сапоги, застегнула камзол, который вчера показался ей великоват, но на самом деле был впору, просто там, где у парней плечи пошире, сложение девушки оказалось несколько скромней. Однако в груди камзол был куда более узок, чем хотелось бы, но это означало…
«Боже всемогущий! У меня там что, и в самом деле растет?»
Додумать мысль она, впрочем, не успела, из коридора ее окликнул ди Крей.
— Быстрее, барышня, и прихватите-ка свой мешок! Не помешает.
Совет как бы несколько странный, но, если подумать, куда разумней многих иных. Тина подхватила мешок, закинула за спину, набросила сверху плащ, сунула Глиф в карман и выскочила из комнаты, чувствуя, как тяжелый тесак бьет ее по ноге.
К этому времени замок почти опустел. Они с ди Креем оказались едва ли не последними, кто спустился в большой замковый двор. Здесь с треском пылали факелы и гомонили возбужденные люди. У ворот прямо на камнях мощеного двора лежали тела убитых стражников. Их было трое, и позы, в которых они лежали, не оставляли места для сомнений: люди были мертвы. Над телами, подняв над головой горящий факел, стоял лорд де Койнер. Его узкое сумрачное лицо потемнело от гнева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});