Тори невольно вздрогнула.
— И что сделала леди Виктория?
— Леди Виктория знала о планах своего возлюбленного рыцаря, догадывалась, что он собирается захватить в плен либо убить членов ее клана и объявить себя владыкой острова Сторм. И обещала помочь ему. Она даже открыла ему великую тайну, которая была известна всем членам клана, но которую не знал ни один враг, — она сказала ему время отлива. Мичел со своими рыцарями уверенно вошел в мелководье. Никто не знал об их приближении. Тайком они подбирались к крепости и уже ощущали вкус победы на своих губах. Им казалось, что они не подвергаются никакой опасности, пересекая пролив.
— Но опасность существовала. Старый Нед кивнул:
— Леди Виктория забралась на вершину холма, на то самое место, где позже построила часовню, и оттуда наблюдала за ними.
Голос Тори внезапно стал до неузнаваемости хриплым.
— Она видела, как подступил прилив, как сильное течение подхватило ее возлюбленного, а затем море поглотило его.
Старый Нед опять кивнул головой. Тори была потрясена.
— Мичел и его люди погибали прямо у нее на глазах! — едва слышно проговорила она.
— Не знаю, правда это или нет, но говорят, что, когда он исчез в волнах нахлынувшего прилива, она в последний раз выкрикнула его имя. И больше за всю жизнь не произнесла ни слова.
Прошла минута или две, или даже больше, прежде чем Виктория смогла говорить.
— А сколько еще прожила леди Виктория, после того как Мичел… утонул?
— Пятьдесят лет.
Тори ахнула и поднесла руку ко рту:
— Боже мой, пятьдесят лет!
— Она посвятила всю оставшуюся жизнь служению людям: помогала больным, беднякам, старикам и умирающим. Она была отзывчивой женщиной, с добрым сердцем и нежными руками. Но леди Виктория дала обет молчания и до конца дней соблюдала его.
— Эта несчастная девушка стала монахиней?
— Можно сказать и так. Она обрезала свои прекрасные длинные косы — говорят, они были у нее золотисто-рыжими, цвета заходящего солнца, когда оно садится в море по ту сторону острова, — и носила только простое грубое платье. Жила она в маленькой комнате, все убранство которой составляли соломенный тюфяк на полу да кувшин с водой для питья и умывания. Ела простую пищу и очень немного. И каждый день поднималась по каменным ступеням в часовню просить Господа о прощении — прощении для Мичела и для себя.
— Я хочу сходить в часовню святой Виктории, — решительно объявила Тори.
— Я бы с удовольствием проводил тебя, девушка, но у меня больные ноги и я не гожусь для таких прогулок. — Старый Нед поднялся с кресла, осмотрел деревянный брусок, который держал в руке, и протянул его Тори. — Лицо проявилось. Я дарю его тебе, девушка. Оно будет оберегать тебя от всякого зла и охранять твой покой.
Тори была тронута этим необыкновенным подарком.
— Спасибо.
Старик проводил ее до калитки. Каменные ступени начинались прямо за оградой сада, окружавшего его дом. Крошечная часовня виднелась на вершине холма.
— Однажды я видел ее, — вдруг сказал старик.
— Кого?
— Святую Викторию. — Старый Нед погладил ласкавшуюся к нему собаку. — Она стояла у подножия лестницы на коленях, склонив голову в молитве.
Боясь обидеть старика, Тори не решилась подвергнуть его слова сомнению.
— Каждый год в годовщину смерти Мичела и ее предательства леди Виктория поднимается на вершину на коленях — такое она себе выбрала наказание. Как раз в один из таких дней я и увидел ее. Она обернулась и посмотрела на меня — с нежностью, как мне показалось, — а потом поднялась с колен и исчезла.
Тори молчала.
— Там есть алтарь и могильный камень, обращенный к морю, — сказал старик и, помолчав, добавил: — В предании говорится, что после смерти Мичел и его люди превратились в огромные каменные глыбы, которые можно увидеть во время отлива.
Тори застывшим взглядом смотрела вверх, на часовню.
— И так она все время смотрит на него.
— В жизни и в смерти, навечно. Тори оглянулась:
— Спасибо за талисман.
— Не стоит, девушка.
— Я поднимусь в часовню прямо сейчас…
— Старый Тоби составит тебе компанию.
Девушка дотронулась до руки Старого Неда:
— Можно, я буду вас навещать?
— Ты всегда желанная гостья, девушка. В следующий раз приходи к чаю, и мы отведаем моих любимых «данди».
Тори начала подниматься по каменной лестнице. Потом остановилась и обернулась, чтобы помахать Старому Неду. Но он уже скрылся в доме.
Старый Тоби стоял рядом с ней повизгивая, словно спрашивал, подниматься ему дальше или нет.
— Идем, Старый Тоби, — сказала Тори, дружески потрепав его по загривку. — Давай поднимемся на вершину, к самому небу.
Глава 18
Перед часовней святой Виктории стояла грубо высеченная плита из того же серого камня, что и ступени, по которым Тори поднималась к вершине.
Пугающая безжизненность камня отчасти скрашивалась розами, приникшими к его холодной тверди; они оплетали неровную поверхность и продолжали свое движение вверх, веселя глаз буйством красок,-здесь были и пурпурные, и канареечно-желтые, и даже бледно-розовые розы, которые так любила Тори.
Внутреннее помещение часовни оказалось меньше, чем Тори его представляла. В небольшой нише находился простой каменный алтарь, напротив него возвышалась каменная гробница.
Рядом с гробницей стояли мраморные изваяния. Тори узнала эти фигуры, она встречала их в Бургундии, когда путешествовала по Франции. Их называли плакальщицами и устанавливали в знак вечной скорби на могилах дорогих людей.
Эти безликие бесформенные фигуры вызвали у девушки смутное беспокойство. Внезапно она почувствовала благодарность к яркому солнечному свету, струившемуся в открытое окно часовни. И как хорошо, что с ней был надежный Старый Тоби, преданно ожидавший ее у входа.
Единственным украшением мрачной часовни святой Виктории были цветные витражи на окнах, по два на каждой стене. Они были великолепны. Огромные, с тонким замысловатым рисунком и яркими насыщенными красками, они представляли собой настоящие шедевры древнего искусства.
На первом витраже изображались два рыцаря на одном коне. Латинскую надпись Тори не смогла разобрать, но под витражом обнаружила небольшую медную табличку, где на современном английском языке указывался год создания витража, имя мастера, ответственного за работу, и излагалось краткое объяснение сюжета.
Тори начала читать вслух:
— «Два рыцаря на одном коне являлись эмблемой тамплиеров и олицетворяли один из их обетов — обет бедности. Однако к концу тринадцатого столетия эти воинствующие монахи открыли банковские конторы по всей Европе и стали богаче и могущественнее королей».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});