Читать интересную книгу Нечестивый союз - Сюзанна Грегори

Майкл изумленно взглянул на него.

— С чего ты взял, что епископ, член ордена Святого Бенедикта, осведомлен о богопротивных вещах? — спросил он, и в зеленых его глазах зажглись насмешливые огоньки.

— Я полагаю, всякий заботливый пастырь должен быть осведомлен об угрозах, нависших над вверенными его попечению душами, — пожал плечами Бартоломью. — В противном случае его можно упрекнуть в небрежении. И я уверен, стоит тебе хорошенько расспросить клерков епископа, ты узнаешь много любопытного.

Майкл встал и потянулся, хрустнув суставами.

— Неплохо бы заморить червячка перед сном, — заметил он. — Я проведу в Или несколько дней, а ты смотри не наделай здесь глупостей. Перед отъездом я расскажу де Ветерсету, что Талейт напустился на тебя с угрозами. А ты воздержись от каких-либо шагов, пока я не вернусь и не привезу дальнейшие распоряжения епископа. Но, конечно, если родственники Фруассара или Джанетта из Линкольна соизволят появиться, хорошенько расспроси их.

Сказав это, Майкл торопливо зашагал через внутренний двор в кухню. Несомненно, он намеревался исследовать кастрюли. Вскоре оттуда донесся сердитый голос Агаты, застигнувшей толстого монаха на месте преступления. После в кухне воцарилась тишина.

В летнюю пору лишь самые состоятельные магистры и студенты Майкл-хауза позволяли себе жечь свечи. Как правило, после наступления сумерек обитатели колледжа отходили ко сну или предавались беседам. Из темноты то и дело раздавались приглушенный смех и оживленная болтовня студентов. Судя по гневным голосам, доносившимся из зала собраний, францисканцы затеяли там очередной бесплодный спор о природе и сущности ереси.

В троице студентов, расположившихся во дворе, Бартоломью узнал Грея, Балбека и Дейнмана. Он невольно улыбнулся, когда расслышал, как Балбек заунывным тоном повторяет основные положения его собственной лекции о трудах Диоскорида. Время от времени Балбек прерывал рассказ и задавал вопросы, на которые Дейнман отвечал столь несуразно, что Грей покатывался со смеху. Последние отблески заката быстро догорали на темнеющем небе, и Бартоломью поспешил к себе в комнату. Он разделся и улегся на свою жесткую постель, отбросив грубое шерстяное одеяло — ночь была слишком жаркая и душная.

Бартоломью уже закрыл глаза и погрузился в легкую дрему, когда резкий скрежет ставень заставил его очнуться. В свете, льющемся сквозь окно, на дальней стене комнаты возник жуткий силуэт. С губ Бартоломью сорвался крик ужаса, когда он различил очертания огромной козлиной головы, увенчанной витыми рогами. Судорожно сглотнув, доктор бросился к окну, стараясь не глядеть на кошмарное видение. Оно медленно покачивалось, словно дразня его.

Увидав под окном Майкла и Кинрика, содрогавшихся от беззвучного смеха, Бартоломью не сразу поверил глазам. Майкл держал лампу, а Кинрик тем временем слагал из пальцев фигуру, которая и отбрасывала жуткую тень на стену комнаты. При виде Бартоломью шутники выпрямились и разразились хохотом, весьма довольные своей выходкой.

— Это Агата нас научила, — задыхаясь от смеха, сообщил Майкл. — Ох, Мэтт, видел бы ты себя сейчас!

— Агата подучила вас напугать меня? — недоверчиво спросил Бартоломью.

— Нет, конечно нет, — покачал головой Майкл. — Нам не поздоровится, если она узнает, что мы решили подшутить над ее любимчиком. Просто в кухне сейчас горит огонь, потому что Агата варит похлебку к завтраку. Вот она и показала Кинрику, как строить из пальцев фигуры, что отбрасывают на стену тени животных. Козел у нас получился отлично, и я не смог воспротивиться искушению позабавить тебя.

— Что, юноша, душа ушла в пятки? — осведомился Кинрик и снова зашелся хохотом.

Бартоломью оперся локтями о подоконник и уставился на приятелей, стараясь выразить взглядом укор и осуждение. Сердце его по-прежнему бешено колотилось, но от страха не осталось и следа, и он был близок к тому, чтобы разделить их веселье.

— Выходка, достойная безмозглых юнцов, — процедил доктор, но в голосе его не слышалось ни малейшей злобы. — По вашей милости я теперь глаз не сомкну.

Все еще хихикая, Кинрик отправился в кухню, чтобы вернуть Агате лампу. Расшалившийся Майкл дал на прощание Бартоломью тычка и пошел в свою комнату на верхнем этаже. Бартоломью слышал, как друг его тяжело шагает по лестнице и потом рассказывает о развеселой шутке двум своим соседям-бенедиктинцам. Когда до слуха доктора донеслись новые взрывы хохота, он невольно улыбнулся и пообещал себе при случае поквитаться с Майклом и Кинриком. Бартоломью улегся в постель, но через мгновение поднялся и, несмотря на духоту, закрыл ставни. Стоило ему вновь опуститься на кровать, как он провалился в сон. Где-то на краю его гаснущего сознания мелькнула мысль о сборище сатанинской секты, что должно состояться нынешней ночью в церкви Святого Иоанна Захарии. Он намеревался поговорить об этом со Стэнмором, но забыл. Что ж, день выдался слишком долгий и утомительный, и Бартоломью не мог более противиться усталости.

VI

Минувшие три дня были слишком богаты тягостными событиями, и Бартоломью обрадовался передышке, связанной с отъездом Майкла в Или. Он с удвоенным усердием занимался со студентами, и когда в пятницу удар колокола оповестил об окончании уроков, ученики Бартоломью одновременно испустили вздох облегчения. Напряженные занятия изрядно утомили их, и теперь юнцы предвкушали, как вознаградят себя, предаваясь разгулу и веселью.

Привратник передал Бартоломью, что мельник из деревушки Ньюхэм, в миле от Кембриджа, просит доктора навестить его малолетнего сына. Бартоломью торопливо проглотил тарелку жидкого ячменного супа, приправленного обрезками бекона, съел пару неспелых груш и двинулся в путь. Идти пришлось вдоль реки по тропинке, которую вчерашний дождь сделал скользкой и грязной. Река быстро катила свои мутные воды, и Бартоломью разглядел в волнах труп барана, как видно имевшего неосторожность подойти к самому краю крутого берега. Доктор дошел до улицы Малых Мостов и переправился на другой берег, заплатив пенни за возможность воспользоваться деревянными мостиками через обе ветви разделившейся в этом месте реки. Стоило Бартоломью оказаться за пределами города, как безмятежное настроение, царившее в природе, овладело им. В беспредельной небесной выси распевали жаворонки, на полях, разделенных на аккуратные участки, зеленели всходы овса и ячменя. Крестьянин, работавший на одном из полей, враждебно взглянул на Бартоломью и угрожающе вскинул мотыгу. Нехватка зерна была столь велика, что фермерам приходилось днем и ночью охранять посевы, чтобы любители легкой наживы не лишили их семьи пропитания.

Вся семья мельника сидела во дворе за скудным ужином, состоявшим из вяленой рыбы. После эпидемии черной смерти из десятерых детей мельника остались в живых лишь трое, да и они выглядели бледными и истощенными. Мельница замерла в бездействии. Из трех имевшихся в Кембридже мельниц эта, ньюхэмская, была самой маленькой и к тому же стояла на отшибе. Впрочем, две другие тоже работали не много — молоть было нечего. На ярмарке Бартоломью как-то встретил мельника, предлагавшего свои услуги по невероятно низким ценам.

Завидев доктора, сидевшие за столом приветливо замахали руками. На коленях у мельничихи дремал младенец. Бартоломью хватило одного взгляда на тонкие ножки и раздутый живот малыша, дабы убедиться, что тот страдает от голода. Тихо, стараясь не разбудить ребенка, хозяйка сообщила, что молоко у нее пропало, а есть вяленую рыбу младенец отказывается. Она полагала, что виной тому избыток черной желчи, вызывающей у ребенка тошноту, и просила Бартоломью пустить ему кровь. У нее осталось три пенни, и она готова заплатить их доктору, добавила женщина с сокрушенным вздохом.

Бартоломью никогда не мог понять, на чем основана неколебимая вера большинства людей в кровопускание как лучшее средство от всех недугов. Он приказал старшему сынишке мельника взять эти три пенни и сбегать на соседнюю ферму за молоком и хлебом. Мальчуган исполнил поручение, и Бартоломью показал мельничихе, как размачивать хлеб в молоке и кормить ребенка. Но что будет с малышом, когда хлеб и молоко подойдут к концу? И что будет с другими детьми, которые не сводили с еды завистливых глаз? Мысленно доктор пообещал себе никогда более не жаловаться, что в Майкл-хаузе скверно кормят.

Прекрасная погода пробудила у Бартоломью желание прогуляться. К тому же сегодня вечером ему нечего было делать в колледже. Он решил навестить свою сестру, что жила в Трампингтоне. Бартоломью неторопливо шагал по вьющейся меж полей дороге, наслаждаясь чистым, свежим воздухом и мягким теплом вечернего солнца. Птицы перелетали с дерева на дерево, и один раз Бартоломью заметил оленя, мелькнувшего за придорожными кустами. Затаив дыхание, доктор наблюдал, как грациозное животное щиплет травку. Внезапно олень ощутил на себе человеческий взгляд, поднял голову и, дожевывая последний пучок травы, спокойно уставился на Бартоломью. Затем, неспешно и с достоинством, он двинулся в сторону небольшой рощицы, зеленевшей вдали.