Я прошел 1500 м за 3.39,6 — не так хорошо, как в Вангануи, — и добрался до финиша, загнав себя до предела, чтобы вытянуть 3.56,8. Остановившись, я с облегчением посмотрел назад, где «великолепная четверка», как один журналист назвал Халберга, Бейли, Дэвиса и Карла, двигалась к финишной черте, широко рассыпавшись по всему фронту дорожки. Старые мастера — Мюррей и Билл учили молодых — Джона и Карла, как надо вести себя на финише. Мюррей показал 4.02,2, Бейли был на грудь сзади, Джон — 4.02,4 и Дэйв, энергично финишируя, — 4.02,9. Исключая Мюррея, все превысили свои личные рекорды, да и сам Мюррей после 1958 года в этом соревновании пробежал свою самую быструю милю.
Для многих обилие хороших результатов на этой миле было не менее радостным, чем результат победителя. Предприимчивые организаторы начали тотчас поговаривать о новых надеждах на мировой рекорд в эстафете 4 по 1 миле. Некоторые люди никогда не бывают довольны.
Моя реакция была иной. День или два спустя я вдруг почувствовал, что в прошедших неделях я, кажется, перехватил через край.
Возбуждение исчезло и сменилось усталостью.
Телевидение и турне
Все же отдыхать было некогда. Сначала подошел национальный чемпионат. Он прошел на крайне низком уровне. В ненастный день я пробежал квалификационный забег в Иден-парке за 1.58,0, а затем после массажа у Кейта Скотта отправился на финал. Хлестал отвратительный ливень, и я, вымазавшись по уши в грязи, победил без особого труда, показав 1.53,9. Гарри опять упал на выходе из виража. На этот раз его совершенно затерли в борьбе за удобную позицию для спринта.
Миля обещала захватывающую схватку между Джоном Дэвисом и Биллом Бейли, однако Билл сошел, растянув мышцу бедра, и Джон стал чемпионом без борьбы. Этим его прорыв в большой спорт стал окончательной реальностью.
Спустя два дня после чемпионата в город приехала группа французского телевидения. Французы встретились со мной и, узнав, что бег с работы и на работу входит в мою тренировку как составная часть, необычайно заинтересовались. Было решено, что полный цикл этой необыкновенной практики должен быть снят на видео магнитофон.
Их было пятеро, и все они носили камеры и умели работать. Когда я начинал свою пробежку от дома Уорренов на работу, один из них располагался на лужайке перед домом, другой стоял на углу, третий дожидался своей очереди, высунувшись из окна в доме через дорогу, четвертый был тут же за поворотом. Пятый, болтая высунутыми из окна телевизионного вагона ногами и орудуя камерой, всю дорогу ехал вровень со мной.
На обратном пути с работы они застряли в уличной пробке и ни черта не сняли. Зато вечером они явились в дом Уорренов с трансформаторами, камерами и милями проволоки и с грохотом и беспрерывными извинениями отсняли формальную часть сценария — интервью.
Через четыре дня поело этого Артур, Мюррей и я были снова в пути, на этот раз в Токио. Это была моя первая поездка в Японию, я с большим волнением ожидал выступлений на Востоке и с удовольствием думал о новом визите в Гонконг. В субботу вечером мы с Мюрреем должны были бежать милю, а в воскресенье выступать раздельно: я — на полмили, он — на две.
Я впитывал в себя Токио насколько это было возможно и не мог не удивляться тому, какую громадную работу еще предстоит сделать всего за два с половиной года, чтобы подготовить город к XVIII Олимпийским играм.
Здесь впервые я увидел женщин, работающих на дорогах с кирками в руках и выполняющих мужскую работу.
На встречу в «Метрополитен Джимнэзиум», рядом с будущим олимпийским стадионом, японцы пригласили кроме нас также и американцев — шестовика Джона Юлсеса, барьериста Хайеса Джонса и шведского прыгуна в высоту Стига Петерсона.
Очевидно, они планировали провести состязание на американский лад, однако, вероятно из-за отсутствия должного опыта, встреча удалась не вполне. Тем не менее японцы на голову превосходили американцев по радушию и вежливости.
Перед началом соревнований мы все построились на короткую церемонию открытия, и я был изумлен, когда девочки, одетые в кимоно, подошли к нам и вручили каждому маленький транзисторный приемник и жемчужный из трех нитей браслет.
В беге на милю японской конкуренции не было, и нам с Мюрреем оставалось лишь провести показательное выступление.
Бежать по 160-ярдовой закрытой дорожке было трудно, но я сумел удержаться за Мюрреем и сделать разрыв на последней четверти дистанции.
Я выиграл у Мюррея четыре секунды, пробежав милю чуточку лучше 4.07,0. Чувствуя напряжение, я не был вполне спокоен за предстоящий на следующий день вечером бег на полмили.
Наше времяпрепровождение после соревнований вряд ли можно вписать в режим серьезного спортсмена. Сначала мы посетили китайский ресторан, где отведали саки, бамбуковых ростков, перепелиных яиц, акульего плавника и других экзотических деликатесов, а затем двинулись в баню, где Мюррей дурацки ошпарил себе ногу. Я хохотал как сумасшедший до тех пор, пока все девушки-банщицы не прибежали и не столпились вокруг него. Мюррей не переставая мучиться всю остальную часть поездки.
Полмили опять оказались для меня сольным выступлением. Я пробежал дистанцию почти точно так же, как в Лос-Анджелесе, пройдя первую четверть за 53 секунды и обе — за 1.49,9. Этот результат был первым меньше 1.50,0 для закрытой 160-ярдовой дорожки. Это был так же и первый мировой рекорд для закрытых помещений, установленный в Японии.
Мое выступление привлекло большое внимание. Меня привели в комнату журналистов, где большая группа корреспондентов засыпала меня вопросами. Наше общение было весьма своеобразным, потому что японцы говорили по-английски лишь немного лучше, чем я по-японски.
После этого японцы, видимо уже успевшие усвоить американский обычай давать специальные призы за лучшее выступление в соревнованиях, торжественно вручили мне прекрасную вазу высотой 12 дюймов, хотя соревнования еще не окончились и Юлсес еще не прыгал.
Этот подарок — один из самых любимых призов, полученных мной за всю мою спортивную жизнь.
Мюррей показывал мне здоровенный волдырь на ступне — результат приключения в бане, и я до сих пор не могу понять, как он умудрился засунуть ногу в беговую туфлю, не говоря уже о том, что он выиграл две мили с прекрасным временем — 8.50,0.
В тот вечер мы ужинали по-японски, а на следующий день отправились в короткое путешествие. Мы объехали вокруг Иокагамы, Камакуры и Еношимы.
Вернувшись обратно, мы на два дня вылетели в Гонконг, а оттуда — домой, оставив Артура в Токио, где ему предстояло в течение двух недель проводить тренерскую работу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});