рассказал мне, что дерево, – сказал офицер Сото, – ну, он сказал, что дерево нужно было тебе… ну, для твоей сестры. Он сказал, что, может, пожилая леди тоже хотела его, но что на самом деле оно для тебя и твоей сестры, и он подумал, что мне следует… – офицер умолк. Он снова попытался хрустнуть костяшками, но они больше не издавали звуков. – Ну, я знаю… знаю, что для тебя всё это было непросто. И для твоих родителей тоже. Когда умер мой папа… – Он снова умолк. – В общем, эта штука уже несколько дней лежит у меня в кабинете. И начинает опадать. И я подумал: ты ведь не планировал продать её или что-то в этом роде, да?
Вундер медленно, опасливо покачал головой.
– Нет, сэр, – ответил он.
– И ты не собираешься отдать её, э-э, леди из Портал-Хауса, верно?
Вундер снова покачал головой.
– Ну, тогда, в общем, не вижу причин, по которым ты не можешь… я хочу сказать, заявление никто не подавал, так что это не улика. Бенедикт не просил вернуть её обратно, ничего такого. И после всего, через что вы, ребята, прошли, чтобы добыть её… Ну, мы всё равно просто собирались её выбросить. Так что…
– Вы позволите мне забрать её? – спросил Вундер, хотя и знал, что не стоит так говорить. Офицер Сото, похоже, изо всех сил старался избежать этой формулировки.
Офицер пожал плечами.
– В общем, решать тебе, – сказал он.
И развернулся, чтобы уйти. И Вундер понимал, что должен позволить ему уйти, не должен напирать, учитывая, в какие неприятности он вляпался, какие неприятности доставил всем. Но даже несмотря на то, что ему было всё равно, он вдруг обнаружил, что спрашивает:
– Вы слышали что-нибудь ещё о ведьме… я хочу сказать, о старушке? О женщине из Портал-Хауса?
Офицер Сото покачал головой.
– Она сидит тише воды. Мы присматриваем за ней, время от времени мимо дома ходит патруль. Мне пришлось сказать твоей подруге… той, в плаще…
– Фэйт, – сказал Вундер.
– Ага, – подтвердил офицер Сото. – Мне пришлось вчера сказать ей, чтобы она ушла. Она назвала меня «Офицер Скукота». Сказала, что я агент банальщины и однообразия. Более того: прокричала мне это в лицо.
Вундер кивнул.
– Похоже на неё.
– Ну, в общем, вот… – Он жестом указал в другой конец крыльца, где, как Вундер теперь увидел, всё это время лежала ветка дерева, прислонённая к дому. Лежала и слушала, как решается её судьба. – Как я и сказал, делай с ней что хочешь, но не отдавай её леди из Портал-Хауса. Это было бы нехорошо, ну, знаешь, по отношению ко мне. Да и всё равно она для твоей сестры, верно? Что бы ты ни планировал сделать – сделай это. Ради неё.
Глава 41
Когда папа Томаза ушёл, Вундер ещё долго сидел на крыльце. Сидел и глядел на ветку дерева. На фоне белого деревянного дома ветка казалась тёмной, но не того глубокого чёрного цвета, как в Бенедикте. Она была более тусклая, тёмно-серая. Цветы опали. Грубая кора облезала лоскутами, и под ней Вундер увидел спиральные волокна.
Он сидел и смотрел на ветку дерева, пока солнце не стало клониться к закату. В закатных лучах её древесина становилась всё темнее и темнее, а спирали, наоборот, – всё светлее и светлее.
Однако они не крутились. Разумеется, они не крутились.
Вундер думал о том, что он сказал Томазу. О том, что сказал офицер Сото: ветка была для его сестры. Это было так. Ветка была нужна ему для Милагрос, для сестры, которую он любил и так скоро потерял. Всё, что он сделал – вломился в городскую ратушу, вошёл в Портал-Хаус, доставлял письма, разговаривал с ведьмой и украл ветку – всё это было ради неё.
И ещё ради себя. Он отчаянно желал увидеть чудо. Ему нужен был ответ, знак. Он хотел знать, что мир на самом деле не так ужасен, что люди не так одиноки, что всё заканчивалось не так резко, кошмарно и душераздирающе.
И он подумал о последней записи в Чудесах. О записи, которую он не хотел читать и о которой не хотел думать. У него больше не было Чудес, и неизвестно, что Дейви с ними сделал.
Но это было неважно. Он знал, что было написано в последнем разделе.
Чудесное происшествие № 1306
Вчера я был с ней один, с Милагрос. У неё собственная палата здесь, в больнице, и обычно мы все находимся в ней – я, мама и папа, – но сегодня папа убедил маму выпить с ним кофе в больничном кафетерии. Мама не собиралась идти – она не хочет оставлять Милагрос ни на минуту, – но в итоге согласилась, когда я сказал, что пригляжу за ней. Я сказал маме, что со мной сестра в безопасности.
Она спала в инкубаторе – такой пластиковой коробке с крышкой, чтобы ей было тепло, и со всякими приборами вокруг. Я смотрел на неё, а она делала такие подёргивающиеся движения. Она развела свои маленькие ручки в стороны, и всё её тело как бы подрагивало, словно её кто-то напугал. А её маленькие ладошки раскрывались и крепко сжимались, словно она хотела за что-то ухватиться.
И я знаю, что так делать не полагалось, но я почувствовал, что должен так поступить: я открыл одно из окошек в пластиковой крышке. Я сунул туда руку – она была чистой, очень чистой, потому что, когда входишь внутрь, тебя заставляют мыть их по две минуты. У них даже есть зубочистки, чтобы почистить ногти.
И как только я поднёс палец к её ладошке – она ухватилась за него! Она ухватилась за мой палец и крепко его сжала.
Не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. Я не ожидал, что младенец окажется таким сильным. Особенно младенец, которого все считают серьёзно больным. Младенец, который, как все говорят, скоро умрёт.
А затем она открыла глаза – большие, круглые и тёмные. И посмотрела прямо на меня.
И я ждал этого чувства, ждал его с тех самых пор, как она родилась, и я это почувствовал. Когда мы были лишь вдвоём, держались за руки и смотрели друг на друга, я почувствовал, словно у меня из сердца вылетела птица.
Случится чудо, я в этом уверен.
Он ждал чуда.
Но оно так и не произошло.
А вдруг произошло?
Солнце село. Ветка дерева почернела. Вокруг было тихо.
Вундер