Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неприятный, конечно, случай с этой вашей Шаболдиной, — начал он. — Разумеется, доказать ничего нельзя, но определенные подозрения появляются.
— Было бы желание, а подозрения не замедлят появиться, — не слишком вежливым тоном сказал Данилов.
— Имейте в виду, Владимир Александрович, что отныне выдаваемые вами больничные листы будут находиться на особом контроле, — главный врач вздохнул, словно контроль за Даниловым был ему чем-то неприятен.
— Я выдаю их по показаниям, поэтому контроль меня не волнует совершенно.
— Правильный ответ, — одобрил главный врач. — По-другому и нельзя ответить на подобное предупреждение. Но – я сказал, а вы слышали. Что же касается вашего самовольного ухода с заседания комиссии…
— Какой комиссии?
— Комиссии, созданной для разбора данного случая, — пояснил главный врач. — В составе Литвиновой, Пахомцевой и Воскресенской. Насколько мне известно, вы самовольно покинули заседание и тем самым сорвали работу комиссии. Было такое?
— Было, — подобная трактовка даниловского поступка просто умиляла его. — Покинул заседание и именно что самовольно.
— Ну, на первый раз я ограничусь устным выговором. Но в будущем прошу вас, Владимир Александрович, не допускать подобных демонстративных выходок. В вашем возрасте пора бы научиться сдерживать себя.
Данилов промолчал.
Главный врач прочел ему краткую лекцию о том, каким, по его, разумеется, мнению, должен быть идеальный сотрудник, и отпустил, сказав на прощанье:
— Но, я надеюсь, Владимир Александрович, что эти неприятности не отвратят вас от работы в нашей поликлинике. Как ваши первые шаги в физиотерапии?
«Не забывай, что это я отправил тебя на учебу, и не спеши увольняться, ведь далеко не везде берут на работу без опыта», — перевел в уме Данилов, а вслух сказал:
— Спасибо, все нормально. Я тоже надеюсь, что больше подобных вопросов ко мне не возникнет.
«Будешь доставать – конечно же уволюсь», — понял Антон Владимирович.
Выходя от главного, Данилов увидел в противоположном конце коридора Рябчикова, запиравшего дверь своего кабинета, и остановился у выхода на лестницу, чтобы подождать его.
— Привет! — обрадовался Рябчиков. — Говорят, что ты крупно отличился…
— Не столько я, сколько Пахомцева, — ответил Данилов, обмениваясь с приятелем рукопожатием. — Она устроила настоящую бурю в стакане. Вот, только что у главного врача был.
Рябчиков нажал кнопку вызова лифта.
— Ты что? — возмутился Данилов. — Какой лифт? Пешком надо ходить!
— Давай, пройдемся пару остановок, — предложил Рябчиков.
— С удовольствием, — поддержал идею Данилов. — Только о том, как я отличился, говорить не будем, а то у меня снова начнет болеть голова.
— Ты такой впечатлительный? — удивился Рябчиков. — А производишь совершенно другое впечатление.
— Нет, просто давным-давно, на вызове, меня угостили тяжелой железкой по голове. С тех пор голова моя периодически болит.
— Поболит – и перестанет, — утешил Рябчиков. — Это тебе не лучевая болезнь…
— Рудольф, я просто поражаюсь, как с твоей боязнью облучения ты вообще работаешь?! — изумился Данилов. — Я бы на твоем месте давно бы на УЗИ переучился бы.
— Я хочу на пенсию раньше, чем остальные, — улыбнулся Рябчиков. — Да и сама работа не вызывает у меня нареканий, только ее последствия.
— Тогда не зацикливайся на лучевой болезни, — посоветовал Данилов. — К чему так изводить себя? Лучше думай о чем-то приятном. О Козоровицкой, например.
Они вышли на улицу и, не торопясь, пошли к Рязанскому проспекту.
— Знаешь, а у Юлии скоро день рождения, — сказал Рябчиков.
— Вот и прекрасно! — преувеличенно бодро сказал Данилов. — Будет повод для развития отношений…
— Это как?
— Подойдешь за день раньше и спросишь, где она будет его праздновать. Скажешь, что хочешь поздравить в нерабочей обстановке.
— А она ответит: «Это ни к чему»… — вздохнул Рябчиков.
— Пораженческие настроения приводят к поражениям, — Данилов погрозил ему пальцем, — а настрой на победу – к победе. Ладно, ты со своей вечной робостью даже на приглашение напроситься не сможешь. Давай действовать проще – в день ее рождения приди с утра пораньше с огромным роскошным букетом и красивой вазой. Это и будет твой подарок. Вазу ей на стол, цветы в вазу, не забудь, кстати говоря, воды налить, чтобы до вечера не увяли, и сиди себе в кабинете, работай, лишний раз в коридор не высовывайся.
— А открытку?
— Зачем? — искренне удивился Данилов. — Кому нужна открытка? Без нее интересней. Создается видимость интриги.
— Но тогда она не узнает, от кого цветы?
— В поликлинике да не узнает?! При нашей скорости распространения информации? Тебя же с букетом увидят и гардеробщица, и дамы из регистратуры, и еще кто-нибудь из сотрудников… Да она еще на подходе будет знать, что ты устроил ей праздничную икебану. Короче – работай себе и жди, пока она не придет к тебе, чтобы сказать спасибо. Козоровицкая – девочка воспитанная, она обязательно поблагодарит. Вот тут-то и действуй. На фоне позитивного настроения.
— На словах все выглядит замечательно…
— А на самом деле выйдет еще лучше! — заверил Данилов. — От робких вздохов и туманных намеков пора переходить к делу. Ты знаешь, чем, с женской точки зрения, плохо твое поведение? Тем, что ты делаешь какие-то авансы, подводишь к определенной черте и останавливаешься… Улавливаешь?
— Ты хочешь сказать, что у Юлии создается впечатление обо мне, как о несерьезном человеке?
— Нет, у нее создается впечатление, что ты вынуждаешь ее первой проявить инициативу. Вряд ли это ей нравится.
— Наоборот – я предоставляю ей свободу выбора! — вымещая досаду, Рябчиков пнул кусок льда, лежавший у него на пути, да так удачно, что тот отскочил прямо под ноги девушке, идущей им навстречу.
Не останавливаясь, девушка повертела у виска указательным пальцем.
— Неплохой способ знакомиться, — одобрил Данилов. — Только ты не путай свободу выбора с последовательностью собственных действий. Сказавший «а» должен говорить и «б». Это логично. Не намекай, что ты бы вот чего-то там того, а просто подойди и пригласи в какой-нибудь клуб, что ли… Если, конечно, тебе нужны отношения, а не пэ дэ о.
— Что такое пэ дэ о?
— Платоническое дистанционное обожание, иначе говоря – синдром Петрарки.
— Не слышал о таком синдроме.
— Я придумал его на четвертом курсе, — серьезно сказал Данилов. — Захотелось внести хоть какой-то вклад в науку. Только вот монографию все никак не соберусь написать…
Глава четырнадцатая
Елки с палками, или В гуще «дворцовых» интриг
— Умирать не страшно, — сказал четверокурснику Загеройскому один из больных. — Страшно сознавать, что чего-то хорошего больше никогда уже в твоей жизни не будет.
Это откровение навсегда врезалось в память Антона Владимировича.
Удаляя с сайтов знакомств свои анкеты, Антон Владимирович действовал решительно, думая только о том, что всю эту «любовную петрушку» пора рвать с корнем. Довольно, побаловался и будет! Сколько ни ищи, как при этом ни изощряйся, а все равно нападешь на очередную расчетливую хищницу, до знакомства искусно прикидывающуюся белой ромашкой. О какой романтике может идти речь? Я вас умоляю – только о деньгах.
«Самодостаточная и полностью обеспеченная львица ищет ласкового друга для совместных любований звездным небом. Где ты, мой пупсик?..»
«Женщина, недавно перешагнувшая порог тридцатилетия, жаждет обрести любовь, не отягощенную материальными расчетами…»
«Приди возьми меня, я вся дрожу, а я тебя любовью награжу!..»
«Где ты, мой принц? Или ты уже не веришь в любовь? Я верну тебя к жизни! Скорее напиши мне!»
«Верю! Надеюсь! Люблю! Доказательства при встрече. Знойная женщина – не мечта, а реальность. Жду письма! Целую во все сладенькие местечки!..»
— Курвы! — выругался Антон Владимирович, зачищая историю своих блужданий по Сети.
Отец Антона Владимировича происходил из семьи обрусевших поляков. Языка предков он не знал, но отдельные польские слова и выражения употреблял довольно часто.
Пока Антон Владимирович был занят, тоска с печалью гуляли где-то в стороне и к нему не лезли, но стоило только ему выключить компьютер, как накинулись и так взяли в оборот, что хоть плачь. Жалость к себе – это такое чувство, от которого хочешь не хочешь, а заплачешь.
«Жизнь не удалась», — думал Антон Владимирович, с отвращением обводя глазами свой кабинет.
Разве о таком завершении карьеры мечтал он когда-то, сдавая вступительные экзамены в медицинский институт? Тогда он видел себя профессором, заведующим кафедрой, научным светилой, не вылезающим с зарубежных симпозиумов и конференций… Мечты, мечты… В конце четвертого курса студент Загеройский словил сразу три «банана», то есть двойки. По оперативной хирургии и топографической анатомии, по общей гигиене и по кожно-венерическим болезням. Слишком уж весело провел он тот год, а особенно – вторую его половину. На посещение занятий время находилось (все равно ведь в мединститутах заставляют отрабатывать каждый пропуск), а на то, чтобы дома открыть учебник – нет.
- Доктор Данилов в госпитале МВД - Андрей Шляхов - Современная проза
- Клиника С..... - Андрей Шляхов - Современная проза
- День лисицы. От руки брата его - Норман Льюис - Современная проза
- Любовь напротив - Серж Резвани - Современная проза
- Праздник труда в Троицке - Дмитрий Данилов - Современная проза