Читать интересную книгу Воры в доме - Владимир Киселев

Он не собирался говорить ей ничего плохого. Он не собирался сделать ничего такого, о чем бы он не мог рассказать на комсомольском собрании. И все-таки у него дрожали колени, когда он встал из-за стола и направился к ней.

— Извините, пожалуйста, — сказал он сипло и тихо.

— Что вы сказали? — переспросила она.

— Извините, пожалуйста, — повторил Гриша громче и, глядя на вазочку с ее мороженым, продолжал упавшим голосом: — Я сегодня получил отпуск за хорошее несение службы. И благодарность командования. И у меня такой день… а я здесь один. И вы не обидитесь, если я сяду за ваш столик?

— Садитесь, пожалуйста, — сказала она.

Она все понимала! Гриша так и знал, что о н а все поймет. Он взял свое мороженое и сельтерскую воду и пересел к ней.

— Меня зовут Григорием, — сказал он уверенней. — А фамилия моя — Кинько.

— Ольга, — сказала она, не называя фамилии.

— Вы, наверное, студентка? — спросил Гриша, не решаясь приняться за свое мороженое.

— Студентка, — ответила Ольга.

— Я тоже, когда уволюсь из армии, обязательно получу высшее образование. Я пойду на радиофакультет, потому что радио — это моя любимая наука и моя военная специальность. А вы на каком факультете учитесь, если не секрет?

— Нет, не секрет. На медицинском.

— А каким вы доктором хотите стать?.. По внутренним болезням или хирургом?

— Хирургом, — ответила Ольга.

— Это очень правильно. — Гриша взял ложечкой немного мороженого и положил в рот. — Хотя хирургами почему-то чаще бывают мужчины.

Он ел мороженое, мучительно раздумывая, что бы еще сказать. Когда он думал о предстоящей беседе, она складывалась так легко, так свободно и красиво, а вот на практике ему не хватало слов.

— Вы музыку любите? — спросил он.

— Люблю.

— И я очень люблю музыку, — сказал Гриша. — И классическую музыку таких великих композиторов, как Людвиг ван Бетховен, Чайковский и Мусоргский, и народные песни. Мне только не нравятся всякие рок-н-роллы и буги-вуги, потому что они, по-моему, больше похожи на кошачье мяуканье, чем на музыку. А вам они нравятся?

— Нет, мне они не очень нравятся, — ответила Ольга, поднимая на него удивленные синие глаза.

Снова наступила пауза. А мороженое в его вазочке уже подходило к концу.

— Послушайте, Ольга, — вдруг сказал Гриша с той подкупающей искренностью и волнением, какие бывают у людей лишь в редкие минуты особенного нервного подъема. — У меня сегодня такой день… Такой, что и рассказать невозможно. Вы не подумайте, что я хвастаюсь, но не часто случается второй раз подряд получить благодарность в приказе, отпуск да еще и денежную премию. Но дело не в этом. Дело не в премии, а в том, что вот я прохожу этот день по городу, пойду в кино, и он забудется. А вам ничего не стоит сделать так, чтобы он запомнился на всю мою жизнь. Позвольте мне проводить вас, если вы куда-то идете, и пригласить вас в кино или в театр, куда вы захотите… Вы только не подумайте, что я к вам пристаю и что я вообще всегда заговариваю с девушками. Даю вам честное комсомольское слово, что это первый раз в жизни…

— У меня сегодня зачет, — нерешительно ответила Ольга. — Но если я его сдам… ну что ж, я буду рада походить по городу вместе с вами… Или даже давайте условимся проще — приходите к нам в семь часов, и вы вместе с нами пообедаете. Я думаю, вы скучаете по дому. Может быть, вам будет приятно пообедать в домашней обстановке?

— Очень приятно, — с чувством сказал Гриша. — Семьдесят три.

— Что это значит?

— Семьдесят три в международном радиокоде обозначает «наилучшие пожелания». Это я вам желаю успешно сдать зачет. А у нас в части когда кому-нибудь говорят «семьдесят три», в шутку отвечают «шестьдесят шесть» — это значит: идите к черту. Но это не обидно говорят, это такая примета…

Они еще немного поговорили, он записал адрес, и Ольга ушла. Он полюбовался, как она вышла за двери, и образно подумал, что в кафе стало темней, словно зашло солнце.

Так и не доев своего мороженого, он покинул кафе и не сразу понял, что вместо того, чтобы пойти в телевизионное ателье, как он собирался, он пошел в прямо противоположную сторону. Он сел на скамейку на бульваре и долго смотрел в одну точку, улыбаясь. Сердце у него билось так часто, как после завершения марша-броска. Ольга. Он всегда считал, что это самое красивое из всех женских имен. И принадлежало оно самой красивой, самой лучшей, самой доброй и умной из девушек, о которых он когда-либо слышал или читал…

— А, старший сержант Григорий Осипович, — весело встретил его Ибрагимов, когда он пришел в телеателье. — Снова благодарность командования?

— Снова, — серьезно ответил Гриша. — И отпуск на три дня.

— На три? — удивился Ибрагимов. — Это за что же?

— За отличную стрельбу, — улыбнулся Гриша.

— Вот оно что! — подмигнул ему Ибрагимов. — Выходит, еще один такой случай и могут медалью наградить. Или даже орденом.

— Не знаю, — внезапно насторожился Гриша. — А откуда вам известно, что я получил благодарность?

— Хороший слух, как говорит пословица, бежит впереди человека.

— Это вы шутите, — серьезна сказал Гриша. — Вы просто догадались.

— Конечно, догадался, — добродушно согласился Ибрагимов. — Ну, а как движутся самостоятельные занятия?

— Я вам еще не принес книжку, — извиняясь, ответил Гриша. — Ничего, что я ее задержал?

— Что значит — задержал? Как можно задержать подарок?

— Спасибо, — сказал Гриша. — Я с товарищем — сержантом Касатоновым, пользуясь вашей книжкой, отремонтировал телевизор в ленинской комнате. Я вам говорил, у нас там «Темп».

— Да, да, помню. Это вы молодцы. И запомните, если вы и дальше будете так же настойчиво изучать ремонт и наладку телевизоров, когда закончится ваш срок службы в армии, вы сможете поступить на работу в любое телевизионное ателье. Или на завод телевизоров. И не новичком, а мастером своего дела… Это хорошая специальность. С большим будущим.

— В этом деле, видимо, нужен опыт, — сказал Гриша. — Одних знаний недостаточно, чтобы сразу определить, в чем состоит нарушение или чем вызваны помехи.

— Ну, конечно, — подтвердил Ибрагимов. — Так же, как при работе на аппаратуре, которую вы обслуживаете. Если нет опыта, как бы хорошо вы ни знали материальную часть, можно день провозиться, пока найдете, где у вас контакт.

— Бывает, — рассеянно согласился Гриша. — А вы генератор стандартных сигналов с частотной модуляцией получили?.. О котором вы рассказывали в прошлый раз?

— Получили. Пойдемте посмотрите. Мы даже на нем поработаем, а потом вместе пообедаем. Нужно отметить вашу благодарность.

— Я сегодня приглашен на обед, — сказал Гриша с торжеством. — Так что, к сожалению, не смогу.

— Ну, значит, в другой раз, — охотно извинил его Ибрагимов.

… Он очень волновался. Всю дорогу к дому Ольги он обдумывал темы, на которые будет разговаривать. Он намеревался касаться главным образом внешнеполитических событий, в них считал себя особенно сведущим, и немного научной тематики — в основном о космическом пространстве и его освоении человеком. Долго он раздумывал и о том, как представиться родителям Ольги — протянуть руку и назвать себя — Гриша или вытянуться, щелкнуть каблуками и сказать: старший сержант Кинько. В конце концов он решил, что лучше пожать руку.

Была и еще одна почти неразрешимая проблема. Может быть, Олин отец, как это иногда бывает с пожилыми людьми, не прочь выпить. И было бы хорошо, возможно, принести с собой бутылку вина. Но сам он, Гриша, не пьет, и, наверное, принести вино, а самому не пить — неудобно. А принести коробку конфет в первый день знакомства — тоже родители могут неправильно понять. Гриша считал, что конфеты носят только невесте. Во всяком случае, так выходило по книгам. Он решил купить коробку конфет и завернуть ее как книгу. А там уж поступить с нею по обстоятельствам. И еще следовало постричься. Он, правда, недавно стригся, но для такого случая…

Он попросил парикмахера, чтобы на него побрызгали духами, значившимися в прейскуранте как самые дорогие. Они назывались «Красная Москва». Перед тем как выйти из парикмахерской, он снова осмотрел себя в зеркало — и остался доволен. Точно так, как он, выглядел отличник боевой и политической подготовки старший сержант Корольков, изображенный на обложке последнего номера журнала «Советский воин», — бравым, серьезным, со значком «Отличный стрелок» на груди.

Но все оказалось проще и лучше, чем он ожидал. Он пришел минута в минуту, секунда в секунду к семи часам, и выяснилось, что его ждали. Людей было много, Ольга сама знакомила его со всеми, и за столом она его посадила рядом с собой.

Ему очень понравился отец Ольги — еще не старый человек, который, как он понял из его разговора с каким-то толстым и высоким человеком в очках, был столяром, а может быть, даже и техником или инженером по столярному делу. Этот толстый и мрачный человек в очках, имени которого он не расслышал, не понравился Грише. Гриша сразу никак не мог понять, кто он такой, и в конце концов пришел к выводу, что он чужой в этой семье — квартирант, который снимает у них комнату. Вел себя этот квартирант за столом некультурно, ел мясо куском прямо из супа, вместо того чтобы, как это сделал Гриша, разрезать его в тарелке на части и брать вилкой, а, главное, говорил о вещах, в которых не разбирается. Так, например, заспорил с человеком, сидевшим справа от Гриши на другом конце стола, — судя по всему, начальником хозяина, может быть инженером или даже директором завода — звали его Евгением Ильичом, и это был чуть ли не единственный человек, который четко, по-армейски назвал свое имя. Несимпатичный Грише толстяк сказал, что китайский язык изучить значительно легче, чем русский, хотя всякий знает, что китайские иероглифы может прочитать не всякий китаец. Кроме того, он все время смотрел в тарелку, а на вопросы отвечал резко, отрывисто, грубым голосом.