— Это английская земля! Я не хочу здесь жить! Англичане относятся к нам, как к кафрам. Они говорят, что сделают кафров равными себе, но все знают, что они — низшая раса. И англичане забрали нашу землю, а эта страна принадлежит нам. Нам ее дал Бог; нам, своему избранному народу, он дал землю обетованную.
Эти слова лились страстным потоком, удивляя и обескураживая Корта.
— Тебя учат этому в школе?
— Да. И мой папа рассказывал мне об этом. Наша семья приехала сюда в поисках свободы. Я уеду в Трансвааль или Свободную республику, где управляют буры. Виллем думает так же, как я.
— Виллем? — воскликнул Корт. — Я никогда не слышал от него таких слов.
Мальчик искоса хитро посмотрел на него.
— Ты же не понимаешь то, что Виллем говорит на африкаанс.
— Но ведь у тебя есть друзья среди англичан. Мэтью — англичанин, а я — американец.
— Виллем говорит, что американцы — совсем другие, поэтому ты — парень что надо, — глубокомысленно рассудил Даниэль.
— Ну спасибо, — сухо сказал Корт. — И все же ты должен, Даниэль, посмотреть на вещи с точки зрения других людей. В любом вопросе есть по крайней мере две стороны, и очень важно быть терпимым. И буры, и англичане, и кафры должны работать вместе на благо этой страны.
Даниэль не ответил, но мрачное выражение его лица ясно давало понять его чувства.
Вернувшись домой, они опять не нашли там ни Виллема, ни Алиды.
— Можно я поиграю с Сэмом? — спросил Даниэль.
Корт улыбнулся с облегчением, мальчик уже спокойнее отнесся к отсутствию своих родных, и выразил желание, более свойственное его возрасту.
— Конечно, — ответил он. — Сэм, наверное, дома с Мэтью. Пойдем поищем его.
Когда они подошли к двери, Корт приложил палец к губам.
— Мэтью, может быть, спит, — прошептал он.
Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь в поисках Сэма. Занавеска, отделявшая кровать Мэтью, была задернута, так что этот угол не был виден от двери, но Корт расслышал шорох и увидел платье, лежавшее на полу у кровати Мэтью. Внезапно Корт вспомнил, что Мэтью, кажется, ждал в этот день гостью, и уже собирался уйти, как обнаженная рука высунулась из-за занавески и подняла платье. Мгновение спустя оттуда появилась стройная фигура девушки. Это была Алида.
Побледневший, как мел, Корт замерев на месте, смотрел, как Алида застегивает платье. И тут рядом с ней появилась обнаженная фигура Мэтью, который рукой собственника обнял девушку за талию.
— Пойдем назад в постель, — услышал Корт слова Мэтью, и Алида с Мэтью скрылись за занавеской.
«Даниэль, — подумал Корт, — Даниэль не должен это видеть!» Он поспешно обернулся, но было уже поздно. Любопытные глаза мальчика смотрели на занавеску. К счастью, в этот момент Сэм вылез из-под кровати Корта и радостно бросился к ним, так что Корт смог закрыть дверь и покинуть дом.
Он шел очень быстро. Его трясло, к горлу подступала тошнота. Даниэль бежал рядом, едва поспевая за ним:
— Мэтью не сделает Алиде больно? — с беспокойством спросил мальчик.
Корт замедлил шаг и попытался взять себя в руки, чтобы успокоить мальчика.
— Конечно, нет. Мэтью никогда не сделает Алиде больно.
— Но он толкнул ее. На кровать. Я видел.
— Нет, нет, он не толкал ее, — продолжал убеждать его Корт. — Я думаю, она просто споткнулась. Во всяком случае, неужели ты думаешь, что я стал бы стоять и спокойно смотреть, если бы он сделал ей больно?
— Мэтью — твой друг. — В голосе Даниэля еще звучало сомнение.
Корт тяжело вздохнул.
— Да, он мой друг. — Когда первый шок прошел, Корт уже не мог винить Мэтью за то, что он сделал. Он чувствовал только глубокое разочарование. — Но Алида — тоже мой друг. И я никому не позволю обидеть ее.
«Да, — сказал Корт себе, когда Даниэль затеял игру с Сэмом. — Алида мой друг. И теперь она и останется только другом. Вот и дождался своего срока! Какой же я был дурак!»
Боль принесли с собой острое чувство одиночества и ностальгии по Америке. Корт посмотрел на уродливые разработки, бедные хижины, бурую землю под ногами и облака пыли под слишком ярким небом. Он ощутил тоску по морю, по волнам у берегов Массачусетса, по свежему соленому ветру и крикам чаек. Он захотел увидеть белые корабли и шумную гавань Бостона, и элегантные дома на тенистых улицах.
Когда-то он мечтал отвезти туда Алиду. Но иногда бывали моменты, когда он сомневался, что вообще увидит свою родину.
— Алида, — сказал Даниэль в этот вечер, когда она укладывала его спать, — ты ведь никогда не оставишь меня?
— Какие глупости ты говоришь! Почему я должна уставить тебя? Или Виллема?
— Значит, мы всегда будем вместе, все трое?
— Обстоятельства могут измениться со временем, Даниэль, но тебе нечего бояться перемен. Когда-нибудь я выйду замуж, но ты все равно сможешь жить со мной, хотя мы не должны совсем забывать и Виллема.
— А если человек, за которого ты выйдешь замуж, не захочет, чтобы я жил с вами?
— Я знаю, за кого я выйду замуж, — уверенно сказала Алида, — и он будет хорошо к тебе относиться.
— Это Мэтью?
Алида улыбнулась.
— Ты сообразительный мальчик! Да, это Мэтью. Мы скоро поженимся, и ты увидишь, что ничего не изменилось. Только пока это секрет, Даниэль. Ты не должен никому о нем говорить.
— Хорошо, но папа не захотел бы, чтобы ты выходила замуж за Мэтью.
Она засмеялась.
— Боже, ты еще помнишь, как папа называл Мэтью «проклятым англичанином»? Забудь об этом, Даниэль. Папа не знал Мэтью так, как знаю его я.
В Харкорт-Холле графиня Хайклир отдыхала на софе у камина. За окном ветер срывал сухие листья с деревьев, и дождь стучал по крыше, но Изабель чувствовала себя тепло и уютно, нежась в бархатном платье у огня.
С высокой прической и без румян на щеках Изабель выглядела бледной и хрупкой. На самом деле она намеренно делала вид, что еще слаба, с тех пор, как три месяца назад родила сына. Это притворство имело две цели: она могла принимать своих поклонников, которые приходили справиться о ее здоровье, и держать Фредди подальше от своей постели, уверяя его, что еще не окрепла. Изабель понимала, что не сможет долго не подпускать Фредди к себе, так как скоро ей придется опять рожать. Она обладала хорошо развитым чувством долга, но эти мысли о домогательствах испортили ей настроение, и она сурово посмотрела на младшую сестру.
Девочка не сделала ничего дурного, но одно ее присутствие раздражало Изабель. Энн никогда не была любимой сестрой Изабель: у нее был слишком независимый характер и многообещающая внешность, что вызывало неудовольствие и зависть графини. Постоянные просьбы Энн увидеть малыша не могли разрядить мрачную атмосферу Десборо, потому что первый сезон леди Джейн прошел так ужасно, что даже сдержанная герцогиня не могла сдержать слез. Против своего желания Изабель пришлось согласиться на приезд Энн.