Это были слова из его прошлой жизни... он был маленьким мальчиком с чистейшим сопрано и участвовал в постановке «Волшебной флейты»... здесь, в оперном театре в Тауберге... да, теперь Тимми вспомнил... город называется Тауберг...
Толпа просто сошла с ума, услышав, как он поет по-немецки... и да, даже эти подростки конца девяностых годов двадцатого века знали «Волшебную флейту»... здесь, в Германии... в Тауберге... они смеялись и аплодировали ему, но никто по-настоящему не вдумывался в смысл этих слов... горящее сердце... отчаяние... смерть. И все-таки зрителей было мало. То есть не то чтобы мало, но не так много, как раньше. Но зато все, кто пришел на концерт, были в полном готическом облачении. В этом году в моде были стигматы, и многие мальчики-девочки в зале тянули вверх руки, демонстрируя ладони, пробитые серебряными гвоздями, как на обложке CD-сингла «Распни меня дважды».
Тимми пел и танцевал в белых вспышках стробоскопа, выкрикивая слова песни, смысл которых ничего не значил для этой толпы фанатов, горланивших, вопивших, бившихся в танце, как будто в конвульсиях, в проходах между рядами кресел. Тимми закончил песню пронзительным воплем и лег в черный гроб, и крышка закрылась, отрезая его от музыки и огней; гроб опустился в люк и съехал вниз по крутому скату – прямо в гримерку.
У него была пара минут, чтобы перевести дыхание. Сверху до него доносился грохот и топот ног. Заключительные аккорды песни. Он сделал глоток диетической «колы», присел на потертый диван и уставился на стену, где висел его постер. В черно-белом шиндлеровском стиле: руки раскинуты, одна ладонь пробита модным серебряным гвоздем, черная кровь стекает рваными каплями на надпись:
ТИММИ ВАЛЕНТАЙН
Victory Tour
Всего лишь афиша, подумал он. Просто концерт. И народу пришло немного... может быть, так и надо... представление для избранных, для тех, кто понимает... и все же...
Кто-то тронул его за плечо. Он вскочил, развернулся, перепрыгнул через диван, схватил нежданного гостя за обе руки и подтянул к себе.
– Ты кто? И как ты здесь оказалась?
Это была девчонка. Молоденькая. Длинные волосы выкрашены в черный цвет, лицо выбелено, глаза густо накрашены черным; серебряное колечко в носу, серебряная штанга на правой брови. Ладони... нет, ладони не пробиты. Но на тыльной стороне – татуировки гроздей. Еще одна фанатка. Но не из тех, истерично-настырных, которые бросались на него когда он шел к зданию театра; кто-то из них даже бросился на булыжную мостовую прямо перед его лимузином... да, у них в Тауберге еще остались булыжные мостовые... Фанаты приехали на автобусах, потому что иначе им просто негде было бы припарковаться в этих узеньких средневековых улочках... нет, эта девушка – не такая, как все оголтелые фаны. Хотя бы уже потому, что она испекла ему торт. Она поставила коробку на кофейный столик, открыла крышку. Улыбнулась Тимми, но как-то грустно.
– Сегодня твой день рождения, – сказала она. – Вот. Надеюсь, тебе понравится.
– Сегодня не мой день рождения, – сказал Тимми. – Это в редакции «Teen Beat» решили, что у меня день рождения. Но зато у тебя вроде как повод... ну, чтобы оправдать это вторжение. На самом деле у меня больше нет дня рождения, у меня нет даже жизни.
– Ты чего такой кислый? Смотри...
Торт был сделан в форме гроба, а под корочкой крышки, в углублении, залитом густым вишневым вареньем, лежал маленький марципановый Тимми Валентайн, одетый в черный смокинг.
– Это кровь, – пояснила девочка. – Меня зовут Памина, как в «Волшебной флейте».
– Красивый торт. Но... – Он не хотел говорить ей, что у него нет времени, что он смертельно устал и ему хочется спать. Суперзвезды не спят. Они должны бодрствовать все время, чтобы поклонники имели возможность боготворить их двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Наверное, она хотела с ним переспать. Если бы она знала...
– Памина Ротштайн, – сказала она. – Такое звенящее имя... как колокол... Меня правда зовут Ротштайн...
Она смотрела на него... у нее были пурпурные глаза... словно два отполированных аметиста... наверное, это цветные линзы, подумал Тимми... таких глаз не бывает. И все же... ему показалось, что он уже видел такие глаза. Где-то, когда-то... Раньше, когда Тимми был бессмертным, он совершенно не чувствовал времени. И помнил все – как будто у него в голове включался диск с фильмом, и его можно было остановить в любом месте. Но теперь, когда он снова стал смертным, его мозг просто не мог вместить в себя столько воспоминаний. Из какого мгновения его прошлой жизни пришли эти глаза? Что-то связанное именно с этим местом... превосходный новый концертный зал, выстроенный на месте старого оперного театра... и в этой девочке было что-то подобное... что-то из прошлого... но в новом обличье.
Заверещал интерком. Это был Пи-Джей.
– Ты там в порядке? – спросил он. – Мне надо в аэропорт – встретить Хит.
– Ладно, я как-нибудь сам доберусь до отеля. Да, попроси там, чтобы мне сюда принесли шампанское и все такое. Кажется, у меня сегодня день рождения.
– У тебя нет дня рождения, – сказал Пи-Джей. – Только не говори мне, что... а, понял. Очередная поклонница?
Тимми рассмеялся и повесил трубку.
– Может быть, эта фотография поможет тебе вспомнить, – сказала Памина.
Фотография лежала в коробке с тортом. Пока Памина ее доставала, Тимми залез пальцами в вишневую кровь, выловил свою фигурку и откусил от нее сладкую голову. Ему нужен сахар... это было как отголосок былой жажды крови. Наверно, подумал он, вампир – это всего лишь мертвая вариация диабетика. Эта мысль его рассмешила.
– Вот теперь ты смеешься, – сказала Памина. – У тебя так быстро меняется настроение, вот как сейчас... Ой, прикольно. У тебя все губы в вишневом варенье, словно в застывшей крови. Тебе очень идет. Я тоже мажу губы вишневым соком, когда выхожу ночью на улицу. – Они говорили по-немецки. Тимми начал говорить на немецком, как только вышел из самолета во франкфуртском аэропорту. Это получилось само собой. – Может, сейчас, когда ты посмотришь на этот снимок, у тебя снова изменится настроение.
На снимке был Тимми Валентайн.
Выцветшая черно-белая фотография, подкрашенная сепией. Тимми в египетском костюме и гриме: белое призрачное лицо, темные губы. Рядом с ним стоит роскошная женщина в белых одеждах. Она тоже в гриме – тоже в египетском стиле, с подведенными глазами. В тщательно уложенном парике. Тимми вспомнил...
Можно я там полижу? Как котенок?
Вкус густой менструальной крови...
– Это правда ты? Ты так смотришь на эту фотку... А это моя тетя, Амелия Ротштайн... ну, знаешь, всемирно известное сопрано. Она дала свой последний концерт десять лет назад... пела Юдит в «Замке герцога Синяя Борода». Потом она стала меццо-сопрано. Ты знал ее, правда? Этот снимок сделали в 1947 году.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});