Читать интересную книгу Разящий меч - Уильям Форстен

– Крови, крови! – прорычал он и ринулся вперед.

Ругаясь про себя, Тамука сорвал со спины бронзовый щит и ринулся за зан-картом. Но что бы там ни было, пусть охотится за скотом, это безопаснее, чем размышления о своем щитоносце.

Ганс огляделся. Его помощники стояли возле вагона.

– У вас есть приказ – шевелитесь! Десятки курьеров поскакали с донесением.

– Они приближаются, – заметил Киндред.

Ганс посмотрел на запад. Солнце уже садилось, в эту минуту между облаками пробился яркий луч, и Ганс прикрыл глаза. Враги двинулись вперед.

Всего два полка на шесть миль фронта! Ему бы еще одну бригаду, и они бы выдержали. Тим хрипло закашлялся и схватился за грудь.

– Проклятая астма… Только сейчас мне и не хватало приступа, – сдавленно прошептал он.

– Поедем-ка лучше, – сказал Ганс. – Больше мы здесь ничего не сможем сделать.

Тим расстегнул кобуру и, вынув револьвер, загнал туда патрон.

– Думаю, я останусь здесь, – ответил он. – Ты – командующий корпусом, – напомнил ему Ганс. – Сейчас не время демонстрировать свое геройство.

– Я только что приказал тысяче моих парней оставаться здесь, – отозвался Тим. – И я отлично понимаю, что никому из них не выбраться отсюда живым. – Он снова закашлялся. – Черт бы побрал эту траву… Весной все начинает пахнуть с сумасшедшей силой. Мне говорили, что когда-нибудь я из-за этого загнусь. – Он взглянул на Ганса и вытянул вперед руку. – Навхаг!

Ганс посмотрел вперед. Всадники приближались. Они уже пересекали Потомак, который здесь представлял собой одну сплошную отмель. Единственная оставшаяся батарея четырехфунтовых пушек начала стрелять, раздавались и первые винтовочные залпы.

– Я решил, что останусь здесь, – сказал Тим. – Думаю, мы все имеем право выбрать, где умереть. Я уже устал от сражений.

Ганс крепко пожал Тиму руку.

Штабные офицеры и знаменосец нервно переглядывались, понимая, что это решение означает для них, но никто не произнес ни слова.

Тим отступил на шаг, похлопал ладонью по боку паровоза:

– Выбирайся отсюда и спаси мой корпус!

Ганс смотрел, как Тим направил свою лошадь галопом прямо навстречу меркам.

Машинист вопросительно посмотрел на Ганса.

– Отправляемся на бастион сто, – рявкнул тот, стараясь не показать, что голос у него дрожит.

Машинист отдал честь и побежал в кабину паровоза. Через несколько секунд поезд тронулся, направляясь обратно на север, где Инграо сражался с Вушкой. Если эта позиция достанется врагу, обе дивизии к северу от сотого бастиона окажутся отрезанными от остальной армии. Он поднял карабин и выстрелил в воздух – он знал, что это детская выходка, но ничего не мог поделать с душащей его яростью и бессильными слезами.

– Нынешней ночью можно ожидать атаки, – сказал Эндрю, глядя на свой штаб. – Как только стемнеет, пятьдесят пушек должны начать обстрел переправы и не прекращать его до самого рассвета.

– Это означает, что к рассвету мы потратим десять тысяч снарядов, – возразил Евгений, командующий артиллерией корпуса. – Мы уже расходуем резервы, хотя война началась всего три дня назад.

– Мерки воспользуются всем, что мы оставим здесь, – холодно заметил один из помощников и, привстав, выглянул за стену укрепления.

В ту же минуту он отшатнулся назад, неловко повернулся и рухнул, не сказав ни слова. Эндрю смотрел на мертвого воина, который еще несколько мгновений назад спорил с друзьями. Потери станут огромными, когда мерки начнут использовать картечь и шрапнель.

Он смотрел в сторону, чтобы не видеть, как уносят труп.

– Вам надо отдохнуть, сэр, – сказал ординарец.

Эндрю кивнул. Он не ложился со вчерашнего дня, а через пару часов уже стемнеет. Ему и вправду нужно отдохнуть.

Эндрю молча спустился с укрепления и пошел в штаб, не обращая внимания на снаряды, пролетавшие над головой, – на это уже просто не было сил.

Зазвонил колокол паровоза, прибывшего под прикрытием второй линии укреплений. В воздух взвились клубы пара и дыма.

Воздушный корабль мерков, который некоторое время назад пытался бомбить поезд, сейчас направлялся куда-то за холмы Шенандоа. В небе появились тяжелые низкие тучи, а ветер становился все сильнее.

Эндрю вошел в здание и буквально рухнул на кровать. Он со стоном вытянулся.

– Эндрю?

Он вздрогнул и сел. В тени стояла Кэтлин. Она подошла поближе. Он увидел у нее на губах беспокойную улыбку.

– Господи, что ты тут делаешь? – спросил он.

– Хорошее приветствие. – Она села рядом и, как маленького, погладила его по голове. Отвела со лба седеющую прядь.

Он легонько ее поцеловал. Удар грома за окном и порыв ветра, швырнувший в окно капли дождя, заставили его вздрогнуть.

– Меня прислал Эмил, – объяснила она. – Я буду врачом в санитарном поезде.

– Очень глупо с его стороны, – пробормотал Эндрю. – Здесь все-таки война, а не игрушки.

– Я вполне могу о себе позаботиться.

– А Мэдди?

– Она с Людмилой.

Эндрю промолчал, зная, что бесполезно спорить с женой и убеждать ее в том, что женщине не место на войне. Такие споры хорошо вести дома в мирное время, а сейчас, когда вопрос выживания республики стал самым главным, каждый делал что мог. Все они рискуют, как же он может приказать жене спрятаться?

– Похоже, дела у нас идут не блестяще? – спросила она.

Он затравленно кивнул.

– Я ничего подобного не предполагал. Дамба – это так просто, но мы не предусмотрели самых очевидных вещей… Господи всемогущий, на моих глазах погибло не меньше десяти тысяч карфагенян! Вся река стала красной от их крови. Еще несколько тысяч убили сами мерки за попытку бегства. Мы потратили тонны снарядов, убивая своих соплеменников.

Его голос дрогнул. Он винил себя за ту бойню, свидетелем которой был.

В соседней комнате застучал телеграфный ключ, и она почувствовала, как Эндрю напрягся.

Он медленно поднялся на ноги.

Кэтлин испуганно посмотрела на него. Он двигался как марионетка, которую дергают за ниточки. Если их обрезать, он тотчас упадет. Но не может быть, чтобы бессонница была причиной этого. Она помнила, каким он был во время Тугарской войны, – возможность поражения только придавала ему сил, он чувствовал яростную готовность сражаться до конца. А сейчас он подавлен. Она заглянула ему в глаза и увидела в них страх.

Телеграфист с посеревшим лицом ворвался в комнату.

– От Ганса. – Голос Эндрю был едва слышен.

Телеграфист поднял листок к глазам и, поправляя очки, дрожащим голосом прочитал:

– Сообщение от генерала Шудера. «На участке, охраняемом бастионами от восемьдесят пятого до девяностого, фронт прорван. Атакуют двадцать уменов. Рекомендую отказаться от обороны линии Потомака. Нужны поезда, чтобы забрать две дивизии с бастиона сто. Вероятно, дорогу на Суздаль перекроют к рассвету».

Ошеломленный, Эндрю знаком приказал телеграфисту выйти и в ужасе уставился на Кэтлин.

– Боже мой, – прошептал он. – Они разбили нас за три дня.

Она сидела молча.

– Мы целый год строили оборону именно здесь, рассчитывая отбросить их назад, но они просочились сквозь нее, как дым, и отрезали часть армии, как и предсказывал Ганс.

Он подошел к столу с разложенной на нем картой.

– Проклятье! – Она слышала в его голосе настоящий ужас.

Кэтлин встала и тоже подошла к столу.

– Если ты уже сейчас готов сдаться, – холодно произнесла она, – мне лучше поехать в Суздаль, задушить Мэдди и перерезать горло себе.

Он взглянул на нее. – Нравится тебе это или нет, но ты отвечаешь и за остальных, Эндрю Кин.

– Я думал, что прорыв будет здесь. Я делал именно то, чего они хотели от меня, я думал, что удержу их у границы. Но мы были слишком слабы, и мне следовало это видеть. Эти проклятые аэростаты все время следили за нами, они знали обо всем, что мы делаем, а мы не знали о них ничего. Я должен был…

– Ты должен был, но не сделал этого, – перебила Кэтлин.

Он хмуро посмотрел на нее.

– Мы сделали все, что в наших силах, – уже мягче добавила она. – Сделать все не может никто. К тому же еще не все потеряно.

Он попытался улыбнуться.

– Знаешь, – пробормотал он, – я не боюсь умереть, Кэтлин. Мне кажется, что смерть была бы для меня облегчением.

Дом содрогнулся от пушечного залпа.

– Все время бороться за выживание, снова и снова. И конца не видно. Господи, я устал до смерти. Я проиграл. Тысячи парней, которые доверяли мне, мертвы, а те, кто еще жив, умрут завтра.

– Война только началась, – сказала она мягко. – Еще многие умрут, даже если мы победим. Но мы обязательно проиграем, Эндрю, если ты будешь чувствовать себя побежденным.

Она обошла вокруг стола и, взяв его за руку, произнесла с удивительной нежностью:

– Мы справимся, любимый. Все в твоих руках. А сейчас тебе надо отдохнуть.

Она посмотрела ему в глаза, словно пытаясь понять, что же изменилось, что потеряно навсегда. Кэтлин вспомнилось, как она впервые увидела его на «Оганките», его мальчишеские черты даже во сне искажала боль. Он уже тогда устал от войны. Сможет ли он пережить еще и эту?