Читать интересную книгу Сталин (Том 1) - Лев Троцкий

Вопросы о бойкотизме и о партизанских действиях оказываются тесно связаны между собой. Бойкотировать представительные учреждения можно лишь в том случае, если массовое движение достаточно могущественно, чтоб опрокинуть их или пройти мимо них. Наоборот, когда массы отступают, тактика бойкота теряет революционный смысл. Ленин понял и объяснил это лучше других. Уже в 1906 г. он отказался от бойкота Думы. После переворота 3-го июня 1907 г. он повел решительную борьбу против бойкотистов именно потому, что прилив явно сменился отливом. Но совершенно очевидно, что в тех условиях, когда приходилось пользоваться ареной царского "парламентаризма" для подготовительной мобилизации масс, партизанские действия стали анархизмом. В разгар гражданской войны они дополняли и питали движение масс; в период реакции они пытались заменить его, а на деле лишь компрометировали и разлагали партию. Ольминский, один из заметных соратников Ленина, критически освещал тот период уже в советские дни: "Немало хорошей молодежи, -- писал он, -- успело погибнуть на виселицах; другие развратились; третьи разочаровались в революции. А население стало смешивать революционеров с уголовными грабителями. Позже, когда началось возрождение революционного рабочего движения, это возрождение всего медленнее шло в тех городах, где было больше всего увлечения "эксами".

Содержание революционной работы Кобы в годы первой революции выступает столь незначительным, что невольно порождает вопрос: неужели это все? В вихре событий, которые проходили мимо него, Коба не мог не искать таких средств действия, которые позволяли бы ему показать, чего он стоит. Участие Кобы в террористических актах и экспроприациях несомненно. Однако определить характер этого участия не легко.

"Главным вдохновителем и генеральным руководителем... боевой работы, --пишет Спиридович, -- был сам Ленин, которому помогали близкие, доверенные люди". Кто они были? Бывший большевик Алексинский, который со времени войны стал специалистом по разоблачению большевиков, рассказывал в заграничной печати, что в составе Центрального Комитета был еще "малый комитет, существование которого было скрыто не только от глаз царской полиции, но также и от членов партии. Этот малый комитет, в который входили Ленин, Красин и еще третье лицо... особенно занимался финансами партии". Под занятием финансами Алексинский понимает руководство экспропри-ациями. Неназванное "третье лицо" -- уже знакомый нам естественник, врач, экономист и философ Богданов. У Алексинского не могло быть никаких побуждений умалчивать об участии Сталина в боевых операциях. Если он ничего не рассказал на этот счет, значит, он ничего не знает. Между тем Алексинский не только стоял в те годы близко к большевистскому центру, но и встречался со Сталиным. По общему правилу этот разоблачитель рассказывает больше, чем знает.

О Красине в примечаниях к "Сочинениям" Ленина сказано: "Руководил боевым техническим бюро при ЦК". "Партийцы знают теперь, -- пишет, в свою очередь, Крупская, -- ту большую работу, которую нес Красин во время революции "Пятого года" по вооружению боевиков, по руководству подготовкой боевых отрядов и пр. Делалось все это конспиративно, без шума, но вкладывалась в это дело масса энергии. Владимир Ильич больше, чем кто-либо, знал эту работу Красина и с тех пор всегда очень ценил его". Войтинский, бывший во время первой революции видным большевиком, пишет: "У меня осталось отчетливое впечатление, что Никитич (Красин) был в большевистской организации единственным человеком, к которому Ленин относился с настоящим уважением и с полным доверием". Прав

да, Красин сосредоточивал свои усилия главным образом в Петербурге. Но если бы Коба руководил на Кавказе операциями того же типа, Красин, Ленин и Крупская не могли бы не знать об этом. Между тем Крупская, которая для доказательства своей благонадежности, старается называть Сталина как можно чаще, совершенно не упоминает о его роли в боевой работе партии.

3-го июля 1938 г. московская "Правда" неожиданно упомянула, что "небывало могучий размах революционного движения на Кавказе" в 1905 г. связан с "руководством впервые созданных здесь непосредственно тов. Сталиным наиболее боевых организаций нашей партии". Но единственное официальное признание причастности Сталина к "наиболее боевым организациям" относится к началу 1905 г., когда вопрос об экспроприациях еще не возникал; оно не дает никаких сведений насчет действительной работы Кобы; наконец, оно сомнительно по существу, ибо в Тифлисе большевистская организация возникла лишь во второй половине 1905 г.

Попробуем выслушать Иремашвили. Говоря с негодованием о террористических актах, эксах и пр., он заявляет: "Коба был инициатором совершенных большевиками в Грузии преступлений, которые служили реакции". После смерти жены, когда Коба утратил "последний остаток человеческих чувств", он стал "ревностным защитником и организатором..! злонамеренного, систематического убийства князей, священников и буржуа". Мы уже имели случаи убедиться, что показания Иремашвили становятся тем менее надежными, чем более отходят от личной жизни к политике, и от детства и юношества -- к более зрелым годам. Политическая связь между друзьями юности прекратилась уже в начале первой революции. Только случайно 17-го октября, в день опубликования конституционного манифеста, Иремашвили видел на улице в Тифлисе, -- только видел, но не слышал, -- как Коба с железного фонаря говорил толпе речь (в этот день все взбирались на фонари). Будучи меньшевиком, Иремашвили мог узнавать о террористической деятельности Кобы только из вторых и третьих уст. Его показания поэтому явно ненадежны. Иремашвили приводит два примера: знаменитую тифлисскую экспроприацию 1907 года, о которой нам придется еще говорить, и убийство грузинского национального писателя князя Чавчавадзе. По поводу экспроприации, кото

рую он ошибочно относит к 1905 г., Иремашвили замечает: "Полицию Кобе удалось обмануть и на этот раз; у нее не было даже достаточных данных, чтобы заподозрить его инициативу в этом жестоком покушении. Социал-демократическая партия Грузии исключила, однако, Кобу отныне уже и официально..." Ни малейших доказательств причастности Сталина к убийству князя Чавчавадзе Иремашвили не приводит, ограничиваясь ничего не говорящим замечанием: "Косвенно также и Коба стоял за убийство; он был подстрекателем ко всем преступлениям, этот исполненный ненависти агитатор". Воспоминания Иремашвили в этой части интересны лишь постольку, поскольку освещают репутацию Кобы в рядах политических противников.

Осведомленный автор статьи в немецкой газете (Volksstimme Mannheim, 2 сентября 1932 г.), вероятно, грузинский меньшевик, подчеркивает, что друзья и враги чрезвычайно преувеличивают террористические приключения Кобы. "Правильно, что Сталин обладал исключительной способностью и склонностью к организации нападений названного рода... Однако в таких делах он обычно выполнял работу организатора, вдохновителя, руководителя, но не прямого участника". Совершенно неверно поэтому, когда некоторые биографы изображают его "бегающим с бомбами и револьверами и выполняющим самые сумасшедшие авантюры". Подобный же выдумкой является рассказ о прямом якобы участии Кобы в убийстве тифлисского военного диктатора генерала Грязнова 17 января 1906 г. "Это дело было выполнено согласно постановлению социал-демократической партии Грузии (меньшевиков) через специально назначенных для этого партийных террористов. Сталин, как и большевики вообще, не имел никакого влияния в Грузии и не принимал в этом деле ни прямого, ни косвенного участия". Свидетельство анонимного автора заслуживает внимания. Однако же в положительной своей части оно почти лишено содержания: признавая за Сталиным "исключительную способность и склонность" к экспроприациям и убийствам, оно не подтверждает этой характеристики никакими данными.

Старый грузинский большевик-террорист Катэ Цинцадзе, серьезный и надежный свидетель, рассказывает, что Сталин, недовольный медлительностью меньшевиков в деле покушения на генерала Грязнова, предложил ему, Катэ, составить для этой

цели собственную дружину. Однако меньшевики вскоре сами успешно справились с задачей. Тот же Катэ вспоминает, как он в 1906 г. пришел к мысли создать боевую дружину из одних большевиков для нападения на казначейства. "Наши передовые товарищи, в особенности Коба-Сталин, одобрили мою инициативу". Это свидетельство интересно вдвойне: во-первых, оно показывает, что Цинцадзе смотрел на Кобу как на "передового товарища", т.е. как на местного вождя; во-вторых, оно позволяет сделать вывод, что Коба не шел в этих вопросах далее одобрения инициативы других. Отметим вскользь, что в 1930 г. Катэ умер в ссылке у "передового товарища Кобы-Сталина".

При прямом сопротивлении меньшевистского ЦК, но зато при активном содействии Ленина, боевым группам партии удалось в ноябре 1906 г. созвать в Таммерфорсе собственную конференцию, среди руководящих участников которой мы встречаем имена революционеров, игравших впоследствии крупную или заметную роль в партии: Красин, Ярославский, Землячка, Лалаянц, Трилиссер и др. Сталина в их числе нет, хотя он находился в то время на свободе в Тифлисе. Можно допустить, что он предпочитал не рисковать появлением на конференции по конспиративным соображениям. Однако же Красин, действительно стоявший во главе боевой работы и ввиду своей известности подвергавшийся большему, чем кто-либо, риску, играл на конференции руководящую роль.