Странствием была и его жизнь, и последний свой «Шатёр» он раскинул всего за два месяца до смерти. И в «Шатре» этом, его предпоследней книге, было собрано всё благоприобретённое, что привлекало поэта и волновало его душу: Африка и ещё раз Африка, любимая его сказка с её романтикой и яркою южной красотой.
А вот в «Огненном столпе» сияло нечто уже совсем иное, лишённое всякой экзотики и потуги на красивость. Африка в этой книге даже не упоминается. Простые, глубокие и мудрые стихи. Они указывали поэту путь к ещё неведомым ему горизонтам поэзии, где обретается сила живого слова и неотделимое от него чувство истины:
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
Прекрасно в нас влюблённое виноИ добрый хлеб, что в печь для нас садится,И женщина, которою дано,Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарёйНад холодеющими небесами,Где тишина и неземной покой,Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.Мгновение бежит неудержимо,И мы ломаем руки, но опятьОсуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,Следит порой за девичьим купаньемИ, ничего не зная о любви,Всё ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощахРевела от сознания бессильяТварь скользкая, почуя на плечахЕщё не появившиеся крылья;
Так век за веком – скоро ли, Господь? —Под скальпелем природы и искусстваКричит наш дух, изнемогает плоть,Рождая орган для шестого чувства.
Мать поэта не поверила газетному сообщению, не поверила в смерть сына. Романтический ореол, окружавший Николая Степановича при жизни, внушил ей спасительную веру, что сын её, конечно же, бежал и скрылся где-нибудь в своей любимой Африке.
«Я московский озорной гуляка…» (Сергей Александрович Есенин)
Есть что-то пугающе-страшное в жизненной драме Сергея Есенина. Это как бы трагедия в трагедии, ибо разворачивалась она сразу в двух плоскостях, как судьба великого русского поэта и судьба крестьянского паренька, рванувшего от сохи – в город, из коровника – в лучшие культурно-аристократические салоны. На слияние этих двух гибельных путей и вывела Есенина его короткая жизнь.
Родился будущий поэт 3 октября 1895 года в Рязанской губернии в селе Константиново, которое уже в ту пору было не в состоянии себя прокормить. Вот сельчане и занимались отхожими промыслами. Так, Фёдор Андреевич Титов, Серёжин дедушка по матери, когда-то в молодости нанимался на баржи, возившие дрова в Петербург. Разбогател, вышел в хозяева. Но удача не пошла ему впрок. Натура широкая – погулял, повеселился, а там, глядишь, две баржи сгорели, а остальные затонули.
Неприкаянность отличала и Никиту Осиповича Есенина, дедушку поэта по отцовской линии, который в юности, вероятно, тоже не от хорошей жизни готовился постричься в монахи.
Из этой затеи, правда, ничего путного не вышло. Разве что заслужил этаким намерением прозвище для своего внука – «Монахов».
Отец поэта с 13 лет был определён «мальчиком» в один из московских магазинов. Там и работал, там и проживал он, практически, безотлучно. Ну, а в 18 лет, наведавшись в Константиново, женился на шестнадцатилетней Татьяне Фёдоровне Титовой и почти сразу после свадьбы вернулся в Москву, к мясному прилавку. А жена стала жить со свекровью, невзлюбившей её. И так семь годков промучилась. За это время родились у неё два мальчика, младший из которых был Сергей.
Когда же первенец умер, долее терпеть не стала и вернулась Татьяна Фёдоровна в родительскую семью. Впрочем, вскоре и сама пустилась на заработки. То в Рязани прислугой работала, то на кондитерской фабрике в Москве и по три рубля ежемесячно высылала на содержание сына. И во всю пору своих одиноких скитаний «соломенная вдова» при живом муже просила у него развод. Тот упирался, не давал. Помытарившись лет пять, вернулась-таки она к своей, хоть и несчастной, но законной доле.
А в девушках была красивая, статная, лучшая песенница на селе. Единственная, любимая дочка у родителей, а потому – набалованная, норовистая. Да вот жизнь пообломала. От юности счастливой вольной только любовь к песне и осталась. Пела Татьяна Фёдоровна мягко, лирично, задушевно; умела себе и на гармони подыграть. У Титовых в доме несколько корзин с гармонями стояло; маленькие да разлапистые – именовались черепашками. Так что поэт песенную стихию, что называется, с молоком матери всосал.
Татьяна Фёдоровна сыну своему и сказки скорее напевала, чем сказывала. И когда о святых речь вела, то святые у неё тоже пели. Словом, по-городскому говоря, всякий рассказ у неё на оперу сбивался. Нужно ли удивляться, что частыми гостями в доме Титовых были странствующие слепцы-песенники. Эти пели преимущественно духовные стихи «о Лазаре, о Миколе и о Женихе, светлом госте из града неведомого». Так что, покуда Сергей подрастал, росла в нём и песня.
А мальчишка был озорной, хулиганистый. Оно и понятно – безотцовщина. Мать не наказывала, жалела. А дедушка – какой воспитатель? То медком побалует, то на охоту с собой возьмёт, где использовал внука вместо охотничьей собаки. Подстрелит над озером утку, утка шлёпнется в воду, а Сергей её достаёт, благо, плавает лучше всех Константиновских мальчишек. Первенствовал он и в ловле раков, и в ужении рыбы, не было ему равных и в катании на коньках. И драчун был самый отчаянный. Вследствие своих подвигов верховодил над сверстниками. Всё там, в детстве его – и истоки будущих амбиций, и причины безволья. Твёрдой отцовской руки над ним не было, ремня отцовского не хватало.
Учиться в Константиновском земском четырёхгодичном училище начал с 9 лет и тогда же написал своё первое стихотворение. Можно было, конечно, и раньше приступить к занятиям, ибо читать Серёжа научился ещё в пятилетнем возрасте. Да куда спешить – мал ещё. Вот и закончил Есенин училище лишь в 1909 году, правда, с похвальным листом за отличную успеваемость. Поведения же был неважного, и в третьем классе – за шалости – два года просидел. Ну, а похвальный лист родители в раме под стеклом поместили и повесили на стену. И встал вопрос о дальнейшем обучении столь способного мальчугана.
Теперь уже времени терять не стали – и в том же году, успешно выдержав вступительные экзамены, Есенин приступил к занятиям в церковно-приходской второклассной учительской школе, расположенной в селе Спас-Клепики неподалёку от Константинова. Там он отныне и жил. Там и стихами увлёкся не на шутку, и к литературе классической пристрастился. Одна неприятность – как чужака, его в этой школе частенько поколачивали. Сергей даже было сбежал в родное село. Водворили обратно – учись! Пообвык, приспособился…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});