Дашей чересчур нежными взглядами. От мамы этого не скроешь.
— Идите уж, — машет рукой и заманивает внучку в свою спальню.
Настюша не любит спать одна, и, наоборот, иногда она прибегает к нам утром, когда мы нежимся в постели, забирается в середку. Даша смеется:
— Семья получилась.
Завидуете, наверное? Я и сам себе завидую. Когда отсутствую несколько дней, спешу домой, как дембель на вокзал. Знаю: три любящих сердца с нетерпением ждут меня и рады моему явлению в любое время суток.
Следующую ночь я прощался с Никушками. О них тоже есть что рассказать. Сестрички тратят весь месячный доход на обновление интерьера своей квартиры. И требуют с меня компенсации. Я, конечно, штопаю их финансовые дыры — ведь, по большому счету, все эти декорации предназначены мне. Представляете? Романтическое свидание с двумя лохматыми, полуодетыми дикарками в первобытной пещере. Стены увешаны рогами, чучелами, шкурами. На полу в блюде из черепахового панциря парит жареное мясо. И дикие танцы, с прыжками, ужимками, к чертям летит незамысловатая одежда. А моя — так рвется на клочки. Все. Захвачен варварками в плен. Теперь я буду либо съеден, либо… Либо стоило порванных прикидов.
В другой раз меня приносили в жертву египетские жрицы. Обстановка соответствует убранству античного храма. Две фурии с бронзовыми ножами извиваются, извиваются… все ближе и ближе… вот сейчас… Закрываю глаза от страха перед неизбежным и… получаю жаркий поцелуй. Нет, много поцелуев. Сотни рук, десятки губ ласкают мое тело, избавляют от одежды.
Следующий раз мои контрактные жены не поленились заучить настоящий гимн спартанских женщин, приветствующих доблестных воинов. Они в сандалиях, коротких золотистых туниках, волосы убраны миртовыми венками, ладошки сложены у груди. Прикид царя Леонида натянули на меня и заставили играть его роль — великого и могучего устра-шителя персов.
Кроме денег они ничего не требуют. Всегда рады моему появлению. Терпеливо ждут. Но когда новый интерьер готов и роли заучены, попробуй откажись от визита — грозятся нагрянуть, перевернуть вверх дном наш с Дашей милый уют и увести меня силой. Не скажу, что эти спектакли утомляют меня. Признаюсь — жду их с нетерпением. Месяц — это тридцать дней, столько лишь могу прожить без своих контрактниц. А потом — не ищите меня пару-тройку дней…
На этот раз пятикомнатная квартира была переделана в монастырские кельи, ризницу, трапезную, молельню. Мои бывшие «тетки» в рясах тончайшего черного шелка, С крестами на тяжелых цепях (все из серебра), кланяясь и крестясь, проводили меня за стол, накрытый кувшином вина, жареным каплуном и черным хлебом. Посуда массивная, керамическая. Еда, питье вкуса изысканного, хотя грубоватые на вид. У монашек при ходьбе из черных складок, будто из темноты ночи, всплывали, соблазняя, то грудь, то колено, то… Задумка и исполнение — класс! Вот только времени у меня в обрез. Нет у меня времени следовать сценарию. Наедаюсь, напиваюсь, к черту выкидываю кардинальскую сутану. Подгулявшим бароном гоняюсь за целомудренными монашками, ломаю мебель, ору похабные песни. Наконец, утомленные, обесчещенные, они засыпают в моих объятиях. А я на цыпочках, на цыпочках — в такси, аэропорт, аэробус — прыжок на восток. Лечу, встречай, любимая!
Звонок Президента, как заряд дроби, складывающий крылья летящему селезню, догнал меня в воздухе.
— Есть тема. Жду.
Только не это! Пусть это, но не сейчас. Что придумать? Натравить Билли на Всевышнего и испортить погоду?
Врать патрону еще не научился и признался, после недолгих колебаний:
— Лечу к жене на Курилы, хотел провести с ней три дня.
— Лети, — был сухой ответ. — Жду на четвертый.
После близости мы обычно засыпали. Пусть ненадолго, бывало — на несколько минут. Но это тоже было счастье. Подарившие друг другу радость обладания, мы уплывали в челне Гипноса, не покидая объятий…
Люба вдруг села в постели, стукнула себя кулаком по согнутой коленке.
— Ну почему это происходит?!
От неожиданности я вздрогнул — что с ней? О чем она? Опять про своих кашалотов.
— Гладышев, ты же биофак кончал, должен знать.
— Я там, Любушка, оценки получал, не знания; а про морских млекопитающих вообще никто не толковал.
— Ботаник.
Завелась. Уже оскорбляет. Мне ссоры не хочется.
Провожу пальцем по ее позвоночнику.
— Знаешь, самая красивая линия в природе — это изгиб женской спины.
Люба передергивает плечами. Отстань — означает ее жест. Терплю.
У нее тонюсенькая талия. Целую позвоночник в этом месте, ниже, ниже…
— Ты о чем-нибудь кроме можешь думать?
Сказано почти со злостью.
Обида переполняет. Откидываюсь на подушку, руки за головой, думаю, что и как ответить.
— Да. Вспомнил — меня ждет Президент.
Встаю, одеваюсь, собираюсь. Все делаю медленно — даю ей время одуматься и остановить.
Она молчит, с любопытством наблюдает.
Я у дверей.
Она:
— Привет Президенту.
Все, улетаю. Улетел. В день приезда.
Сижу напротив патрона, внимаю.
— Нагостился?
— Не то чтобы досыта, но подумалось: новая тема может быть связана с Дальним Востоком — вернусь и догощу.
— Правильно подумалось. Вникай.
Вникаю. Но как-то не очень: все мысли о Любе — нехорошо мы расстались. На ладонях тепло ее кожи, на губах ее вкус, запах…
— Ты где?
— Простите.
— Понял, что я сказал?
— Конечно.
А суть проблемы в следующем.
Когда-то Охотское море имело статус внутренних вод могучего Советского Союза. Титан рухнул и рассыпался. Новая Россия в первые годы существования не в силах была уберечь свои богатства от бесчисленных хищников. В обильную рыбой и морским зверем акваторию ринулись флоты всех стран. Какие только флаги не украшали пришлые суда, только цель была одна — хватай, тащи, грабь. Окрепла Россия, расправила согбенные плечи, в состоянии теперь пресечь хищные промыслы — и сил хватало, и желание было. Но упущено время. Браконьеры до того освоились, что шли в Охотское как к себе домой. Даже сама юрисдикция России отрицалась. Тяжбы пошли судебные, международные, одна за другой — и все проигрывались.
— Как заноза, торчит в моем сердце эта проблема, — признался Президент. — Займись, Гладышев. Я знаю, ты что-ни-будь придумаешь. Ведь отвадил же их от Курил.
Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг… Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем: Президента (правильнее — России) — с браконьерами Охотского моря, Любы — с китами, и моих — с законной супругой. Клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства — вот что сводит с ума китов и китят. Ну что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, огромное, спокойное, чистое отбраконь-еров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});