Мы полагаем, что прежде мир был (точнее, казался) куда огромнее, чем сейчас, в эру сверхзвукового транспорта. Но насколько эти наши представления соответствуют действительности, можно судить лишь по осколкам легенд (которые перерабатывали в устной традиции, а затем очень долго переписывали и редактировали) и по археологическим находкам (а они явно неполны).
Сейчас мы уже практически точно знаем: Америку открыл не Колумб, это сделано, как минимум, за столетия до него. Наш собственный миф рушится на глазах. Выходит, мир в ту пору был «меньше»?
Но и сейчас, когда вся планета изучена, кажется, до последнего камешка, ученые находят племена, не только не слышавшие христианской проповеди, но и не представляющие, что есть на свете какие-то белые люди.
Значит, мир все же огромен?..
Какими путями шла информация в древности? Как христианское предание могло проникнуть в Японию времен Сога и Сётоку Тайси? Возможно, история когда-нибудь ответит и на эти вопросы.
О персонажах исторических хроник
Придется в очередной раз напомнить читателю — с именами государей, их сподвижников и противников может произойти некоторая путаница. Как правило, для работ по истории используются посмертные имена государей (из-за удобочитаемости). Они не повторяются, по ним очень легко датировать правления. Но нужно отдавать себе отчет — при жизни их никто так не называл. Все они давались «задним числом», порой сотни лет спустя.
Посмертные имена нельзя путать с девизами правления. Таковыми они сделались только в эпоху Мэйдзи. До этого девизы отличались, к тому же, один государь мог царствовать под разными девизами.
Понятие девиза правления было заимствовано из Китая, и оттуда же идет и традиция называть Японию в летописях Поднебесной. Вероятно, в то время это считалось красивым синонимом слова «держава», а не названием, характерным лишь для Китая.
Кроме имен, существовали еще и прозвища. Ямато-Такэру яркий тому пример. В тот момент, когда он начал свои деяния, имя было иным, прозвание («удалой господин Ямато» либо «удалец из Ямато») дали ему побежденные вожди кумасо. Оно за ним и закрепилось. Но термин «тэкэру», по всей видимости, еще и название племенного вождя (то есть, это еще и титул).
Прозвища, как правило, принадлежат глубокой древности. Зато количество и пышность титулов возросли с началом изучения «китайской науки». Отделить имя от титулования иногда очень трудно, порой — невозможно. Имена знати были значимыми.
Скажем, государыня Дзито прижизненно звалась Такама-но Пара Пироно-но-Пимэ. Это имя может быть расшифровано как «высокий — небо — равнина — широкий — поле — принцесса». Иными словами, ее звали Принцессой Равнины Высокого Неба и Широких Полей. И что перед нами в таком случае имя или титулование? Конечно, это имя. Но оно, естественно, могло принадлежать далеко не каждой женщине ее эпохи, но лишь знатной даме императорского рода. Вдобавок имена могли меняться в зависимости от перемены статуса.
И так практически у всех, кто попадает в поле зрения летописцев (а значит, и наше).
С прочтением имен на русский манер тоже не все вполне гладко. Часть востоковедов придерживается мнения о том, что японские слова, если они оканчиваются в транскрипции на «а», «я», «й», «н», склоняться не должны. Часто можно встретить такие сочетания, как «войска императора Тюай», «правление государя Суйнин» и т.д. Правильно ли это? Следует ли нам в таких случаях отказаться от правил собственного языка из-за большого почтения к грамматике и строю чужого?
Если да, то нам предстоит сделать несклоняемыми и «Мао Цзедун», и «Ким Ир Сен», и «Хо Ши Мин». Кстати, город Хошимин (как и его прежнее название Сайгон) тоже придется сделать несклоняемым (как и Пекин с Ханоем).
Лично мне это не кажется необходимым. Русский язык от этого не превратится в японский, здесь не смогут как следует развернуться даже сторонники политкорректности. Просто получится некая смесь японского с нижегородским, которую станет гораздо труднее воспринимать. А история Японии и без того вполне трудна.
Еще в одном вопросе пришлось соблюдать некий срединный путь. Это касается сочетаний фамилия — имя. Дело в том, что в русской (да и в европейской) традиции чаще всего следует имя, а затем — фамилия. В японской все несколько иначе. Ряд авторов-востоковедов придерживаются японской традиции. Получаются «Миури Ювитиро», «Минамото Ёритомо», «Тайра Ацумори» и т.д. В итоге у людей, достаточно далеких от востоковедения, возникает еще одна путаница: где тут имя, а где фамилия?
Пока что мы, как правило, придерживались японской традиции. Но так не будет на протяжении всей книги. Здесь возможен некий «средний путь». Если речь будет идти не о кланах с известными фамилиями (вроде Сога), мы с данной главы перейдем к написанию, которое больше соответствует европейским традициям (сначала имя, затем — фамилия).
Женщины на троне
Каким было отношение к женщине в те далекие времена, в VI–VII веках? Этот вопрос достаточно сложен, особенно для тех, кто готов посчитать — к женщинам всюду и во все эпохи мужские шовинисты относились очень скверно, пока в XX веке не набрало силу движение за эмансипацию и не появилось такого понятия, как феминизм.
На самом деле, вопрос, как кажется, намного сложнее. Да, с одной стороны, как раз те эпохи — время императриц. С другой, эти императрицы не обладали реальной властью, их могли заставить отречься от престола, они более царствовали, чем управляли. Ну, а среди министров (тех, кто реально управлял страной) женщин что-то не видно.
Значит, можно сделать вывод, что матриархат (а его влияние чувствуется в сообщениях летописей о правлении Дзингу) остался в прошлом? Возможно, так оно и было. Но не все столь очевидно…
К примеру, в рассказе о расправе над Сога Ирука явно видно решение, принятое императрицей: она готова молчаливо поддержать заговорщиков. Одно ее слово — и Сога мог бы получить спасение.
Но еще более яркий пример — это поведение жены полководца во время восстания айнов. Эта мужественная женщина сумела более или менее повлиять на своего малодушного мужа, заставив того обороняться и, в конце концов, победить.
Насколько этот пример типичен? Сложно сказать нечто однозначное. Но, вероятнее всего, женщинам ни к чему было становиться министрами — оказалось достаточным на министров воздействовать исподволь. (Такое практиковалось очень часто, и далеко не только на Востоке).
И мы никогда не узнаем, в какой мере реформы принца Наканоэ связаны с его собственными решениями, а в какой — подсказаны женщиной, его возлюбленной. Ведь недаром кланы, стоящие ближе всего к власти (вначале — Сога, затем — Фудзивара) использовали «политику женитьб» императоров, дабы сохранить свое положение.
В VI в. для женщин появился еще один путь к образованию и возможности проявить себя как личность. Такой путь существовал и в Европе. Это — уход в монахини (естественно, в буддийские). Конечно, путь этот тяжел и доступен не для всех. Но и здесь мы видим некоторое соответствие традициям европейского средневековья.
Ну, а если речь идет о зависимых и полузависимых сословиях, то бесправными были и женщины, и их братья, отцы и мужья. Тут мы тоже не сделаем никакого особенного открытия. Впрочем, рассуждать о правах человека в нашем понимании в применении к той эпохе вообще не имеет смысла. Бесправным оказывался в итоге любой проигравший, даже если он принадлежал к правящему роду.
И конечно, говоря о женщинах и их положении в Японии, не будем забывать: наиболее почитаемы в японской традиции богиня солнца Аматэрасу (именно от нее отсчитывается родословная императоров) и бодисатва Каннон (женская ипостась Авалокитешвары). А такое почитание говорит о многом.
Семейные традиции
Полигамией в аристократических родах Японии тоже сложно удивить. Для восточных обществ той эпохи в этом не было ничего странного. Более того, она продержалась достаточно долго. И лишь в 1900 г. императорская фамилия показала пример и образец для подражания — с женитьбой принца Ёсихито прежний обычай был упразднен (хотя император Мэйдзи все же оставался многоженцем, он этого не пропагандировал). И нужно отметить — многоженство было устранено вполне надежно. Когда в 1901 г. в Японии начали проповедь мормоны (сейчас они отказались от полигамии), женские общества потребовали запретить их деятельность. И причиной называлось именно приверженность традиции, которая долгое время воспринималась вполне нормально.
Но крайне странными (хотя и здесь были исторические примеры) кажутся семейные связи императоров древности. Судя по всему, близкородственные браки не считались чем-то из ряда вон выходящим. В хрониках мы зачастую видим такое: государь Тэмму был младшим единоутробным братом государя Тэнти; взял себе в жены принцессу Упо (будущую государыню Дзито), дочь государя Тэнти, то есть свою племянницу.