Читать интересную книгу Полная история ислама и арабских завоеваний - Александр Попов

Его единственный сын, с одной стороны, получал мусульманское образование, изучая Коран и заучивая хадисы, а с другой – постигал искусство верховой езды у своих бедуинских родственников, учился он у них и поэтическому творчеству и культуре винопития, которое калбиты, еще недавно исповедовавшие христианство, не считали грехом. И, по всей видимости, у этой родственной ветви он научился еще и несколько иронично подходить к мусульманским догматам.

Курайшитский клан Омейядов, к которому принадлежал Муавийя, нельзя было назвать мощным: в общей сложности число сыновей и внуков Абу Суфиана не превышало полутора десятков человек. В те времена, как уже сказано выше, это было не слишком многочисленное семейство: род был силен, прежде всего, своими мужчинами, а мужчина – сыновьями. Кстати, бездетность Муавийи на посту халифа некоторые приписывают неудачному покушению, во время которого якобы была пресечена «совокупительная жила». Хотя новому халифу было уже около шестидесяти, и дело, может быть, именно в этом.

Современники признают, что он никогда не ущемлял никаких прав ни Хасана (сына Али), ни его родственников. Хасан, кстати, смотрел на Муавийю чуть свысока, и нередко о нем не совсем лестно отзывался, но халиф мудро не обращал на это внимания. В принципе, было все ясно: Хасану было около 45, Муавийя был намного его старше, и бывшему халифу оставалось только ждать, когда он, согласно договору, снова займет место руководителя. Однако в 669 году Хасан неожиданно умер. Более поздние шиитские историки приписывают Муавийе эту смерть и утверждают, что Хасан был отравлен, и даже находят свидетельские показания близких Хасана. Но никто из современников, даже враги Муавийи, упрекавшие его за то, что он радуется смерти бывшего халифа, ни разу не упрекнули его в том, что он как-то к этой смерти причастен. Поведение свидетелей, чьи показания приводятся в позднейших источниках, также не заставляют заподозрить, что они имели к Муавийе какие-либо претензии и обвиняли его в смерти Хасана. Смерть, скорее всего, была и в самом деле случайной. По всей видимости, это было или прободение язвы, или что-либо подобное. Муавийя тут же назначил преемником своего сына Йазида (в иной транскрипции – Язид).

Между тем опасная для власти секта хариджитов продолжала действовать, и в начале осени 663 года в Куфе недовольные выбрали своим руководителем аль-Муставрида и присягнули ему. Выступление было назначено на 8 ноября. Однако наместник Мугира узнал об этом, и заговорщики были арестованы. Аль-Муставрид покинул Куфу и укрылся в Хире, но потом снова вернулся в Куфу. Однако жители были не слишком довольны, что он затевает что-то, за что «придется расплачиваться всем», и на него донесли. Аль-Муставрид, предупрежденный об опасности, снова покинул Куфу, велев своим сторонникам пробираться в городок Сура около Вавилона. Всего собралось около 300 человек, и они отправились в Аль-Мадаин. Мугира набрал отряд в три тысячи человек и отправил его вслед за смутьянами, приказав, впрочем, командиру отряда сначала предложить смутьянам покаяться и не проливать понапрасну кровь. Но хариджиты напали на разведывательный отряд этой армии первыми и после ряда стычек были разгромлены. Их руководители, арестованные ранее, отбыли в темнице 15 лет.

Названый брат халифа

Зияд, человек, которого Муавийя признал своим братом, имел происхождение темное и уж точно, как и утверждали его противники, «недостойное». Его мать Сумаййа, рабыня из Ирака, была отдана в качестве гонорара за излечение ее хозяина лекарю из Таифа, который заставил ее заниматься проституцией. В 622 году он отдал ее в жены рабу своей жены, греку Убайду, от которого и родился Зияд. Через некоторое время он оказался в мусульманской армии и, видимо, как человек недюжинных способностей, уже в 15 лет занимался подсчетом добычи, так как хорошо умел считать; затем, при Абдаллахе ибн Амире стал главой финансового ведомства в Басре и руководил постройкой каналов. Несмотря на то что в «битве у верблюда» Зияд придерживался нейтралитета, а потом долго отказывался присягать Али, тот в итоге предложил ему место наместника Басры, но Зияд от этого почетного назначения отказался, вновь предпочтя пост «министра финансов».

После еще ряда приключений, вызванных в том числе и открытой враждой с Муавийей, Зияд как-то умудрился найти с ним общий язык, и во время посещения Дамаска (в начале 665 года) Муавийя уже признал его своим братом. Решение было очень странное и вызвало у многих приближенных, мягко говоря, недоумение. Впрочем, Муавийя был хорошим дипломатом, и когда он объявил об этом решении в мечети, тут же, наверное совершенно случайно, нашлись приезжие из Таифа, которые подтвердили их родственную связь, рассказав о том, как они поили Абу Суфиана вином, а потом приводили ему мать Зияда для утех. Другие же очевидцы поведали всем, что Абу Суфиан признал Зияда перед смертью своим сыном.

Зияд, впрочем, был еще более дипломатичен. После свидетельских показаний он поднялся, а сидел он рядом с Муавийей, и сказал:

– Люди! Вот амир верующих и свидетели сказали то, что вы слышали, а я не знаю, что правда и что неправда. Он и они лучше знают это.

Стоит воздать должное и Муавийе: так накрепко привязать к себе лучшего финансиста халифата мало бы кому было по силам, да и мало бы кто на это решился.

Проблемы были не только в странноватом родстве: Омейяды решили, что таким путем Муавийя хочет отрешить их от власти. Его брат Абдаррахман возмущался: «Неужели ты не мог найти никого, кроме этого негра, чтобы увеличить наше умаление и унижение?»

Возникали и чисто теологические проблемы, так как «ребенок принадлежит супружеской постели, а прелюбодею – камень, а ты присудил прелюбодею ребенка, а постели – камень».

Но все же, несмотря на общее возмущение, пойдя наперекор всем своим соратникам, Муавийя назначает Зияда правителем проблемного Ирака. Тот за годы пребывания в Басре весьма хорошо изучил местные реалии, и его тронная речь стала шоком для многих. Есть несколько ее списков, немного отличающихся в частностях, но передающих общий смысл выступления. Зияд начал речь без длинного благочестивого вступления, что противоречило арабской традиции: «Темное невежество, слепое заблуждение и разврат, – разжигающие жар вечного пламени для совершающих это, – которым следуют ваши безумцы и которые есть в ваших разумных людях, являются тяжкими грехами, в них вырастают малые и не избегают их старые; вы будто и не слышали айатов Аллаха, и не читали Книги Аллаха, и не слышали, какое щедрое вознаграждение уготовил Аллах повинующимся ему, и какие болезненные мучения на вечные времена, без конца – противящимся ему. Вы что же, такие, как те, кому ослепил глаза бренный мир и закупорила уши похоть, и они предпочли преходящее вечному? Вы не задумываетесь над тем, что вы впервые совершили дела, которых не было прежде в исламе: кабаки напоказ, и грабят женщин у вас в присутствии многих людей. Неужели нет среди вас того, кто помешал бы нечестивцу нападать ночью и грабить днем?

Вы приближаете к себе родню и отдаляете религию, вы извиняете неизвиняемое и укрываете грабителя. Каждый из вас защищает своих безумцев, как поступает не боящийся наказания, а не как надеющийся на вечную жизнь. Нет, вы неразумны, вы следуете за своими безумцами, и они не останавливаются, видя ваше заступничество за них, они нарушают запреты ислама, а потом укрываются в сомнительных норах. Запретны для меня еда и питье, пока я не сровняю их с землей и не сожгу!»

Все остальная речь была выдержана в таком же ключе, и некоторые бросили ее восхвалять, а другие были возмущены, не найдя в ней ссылок на предыдущих халифов и отыскав противоречие некоторым строкам Корана. Зияд ответил последним: «К тому, чего хочешь ты и твои товарищи, я не нахожу иного пути, чем через кровь».

Через неделю после произнесения речи Зияд запретил хождение по городу через час после окончания вечерней молитвы, и дозоры отрубали головы всем встреченным на улице. В первую ночь было отрублено 500 голов. Были закрыты и 700 «веселых домов», причем в разрушении некоторых Зияд принимал участие лично. По городу он передвигался вместе с начальником полиции (кстати, именно Заяд создал первый прообраз внутренних войск в халифате; эта полиция была создана исключительно для защиты власти халифа и наместника), и если его бдительное око замечало в чем-то виновного, то казнь следовала незамедлительно, без всякого суда. Отношение к хариджитам, чьей неофициальной столицей была Басра, было соответственное. Секта постаралась сделать все, чтобы на нее обращали внимание как можно меньше.

Впрочем, не забывал Зияд и про свои финансы. Как-то Муавийя подарил своему шурину роскошный участок земли в окрестностях Басры. Зияд, узнав, что тот едет вступать в права собственника, велел, прорыв канал, пустить на участок воду и перекупил его у шурина халифа как болото, за сущие копейки. Непонятно, догадывались ли в Дамаске о шалостях наместника, но даже если это и так, увеличившийся в разы сбор налогов, думается, все это покрывал.