спуститься в гостиную, где уже накрыто на стол. Туда–сюда суетятся две каких–то женщины, которых я раньше не видела.
– Я вызвал обслуживание на дом. Мои родители привыкли к определенному сервису, – поясняет мне Фарид, а я лишь киваю, не особо вдаваясь в подробности.
В конце концов, это его родители, а не мои, и с ними мне уживаться не придется, поэтому их привычки запоминать смысла нет. Злорадно усмехаюсь, пусть этим занимается его женушка. Когда мы заходим, взгляд его матери падает на меня, и ее губы недовольно поджимаются. У нее дергается веко, и она выпрямляет спину так прямо, будто ей в позвоночник загнали металлический прут. Мы присаживаемся, и нам подают блюда, причем все выполняется четко, молча и без вопросов.
– В нашей семье принято, что родителей обслуживает невестка, – вдруг говорит мать Фарида и с намеком смотрит на меня.
Я не выдерживаю и жестко отбриваю ее.
– Пусть ваша невестка этим и занимается, – улыбаюсь вроде бы по–доброму, но за моей улыбкой скрыто недовольство.
Я смотрю ей четко в глаза, и она понимает мой посыл, и ей это очень сильно не нравится.
– Ты посмотри на нее, Саид. Ей оказана честь родить наследника Галаевых, а она еще и зубы показывает. Ты куда смотришь, Фарид? Совсем уже всех распустил, – говорит она мужчинам своей семьи.
Саид, ее муж, поднимает на меня глаза и просто усмехается, никак не комментирует, продолжая трапезу. И кажется мне, будто этими словами я на секунду заслужила его уважение. Но взгляд был такой мимолетный, что я не уверена. Фарид стискивает кулаки, от чего вилка в его руках гнется от силы его гнева.
– Успокойся, мама, мы уже говорили об этом. Давайте просто молча поедим в спокойной обстановке, прошу тебя, – убеждает он, но говорит при этом жестко, намекая, что не потерпит неповиновения.
Женщина на удивление только поджимает губы упрямо, но прислушивается к словам сына. Так что больше я не слышу от нее ни единого упрека. Она будто объявила бойкот и четко следовала своей цели. Мужчины переговаривались о бизнесе, каких–то сводках и аналитике, но мне эта информация была не интересна и не понятна, поэтому я лишь вяло ковыряла вилкой в тарелке. Насытилась и не знала, как удалиться.
– Я устала, – говорю Фариду во время паузы в разговоре. – Пойду в комнату.
Он смотрит мне в глаза и кивает, хотя с моей стороны это был не вопрос. Фарид встает, помогает подняться мне, отодвигая стул.
– Лере нужно отдохнуть, – говорит своим родителям, на что его мать впервые снова подает голос:
– Вот именно, беременна, а не больна, могла бы и уважить нас. Ты слишком сильно ей потакаешь, вот в наше время… – начинает было говорить она и возмущаться, недовольство так и льется из каждого произнесенного ею слова, а в конце она разочарованно и с упреком качает головой.
Моя рука находится в ладони Фарида, и я сжимаю пальцы, не сдерживаясь, впиваясь ему ногтями в кожу. И он, видимо, понимает степень моей злости и гнева, потому что полностью игнорирует мать и помогает мне подняться на второй этаж. Честно говоря, у меня немного кружится голова, поэтому я ему даже благодарна. И когда ложусь на кровать и прикрываю глаза, слышу только по шагам, как он удаляется, а затем тихо захлопывает дверь за собой. Я прихожу в себя, наверное, через полчаса, может, час, немного дремлю, но затем слышу скрип открываемой двери. Привстаю, думая, что это Фарид, но меня ждет неприятный сюрприз в виде его матери.
Она бесцеремонно заходит внутрь, закрывает за собой дверь и, оглядываясь по сторонам, подходит ко мне ближе, останавливается в нескольких шагах, не нарушая при этом моего личного пространства, хотя мне все равно неуютно. Я присаживаюсь, отодвигаюсь, чтобы быть как можно дальше от нее, и жду, когда она озвучит причину, по которой так нагло и без разрешения вломилась ко мне в комнату.
– Нам нужно поговорить, – наконец, произносит она недовольно, а затем присаживается на кресло, которое стоит недалеко от кровати.
– О чем? – спрашиваю у нее, потому что она после своих слов молчит и просто сверлит меня недовольным взглядом.
– Мы с Саидом недовольны выбором нашего сына, – окидывает меня взглядом с головы до ног, морщится. – Ты должна нас понять, мы устроили ему выгодный брак с девочкой из хорошей и влиятельной семьи. Надеялись, что первенец родится от слияния двух уважаемых фамилий. И тут, как снег на голову, появляешься ты и рушишь нам все планы, – поясняет она мне свое негодование.
С одной стороны, я могу понять, что им не нравится срыв их планов. С другой стороны, почему я должна входить в их положение, если они в мое не входят, поэтому я лишь молчу и никак не оправдываюсь. И, видимо, ей это не нравится, она ожидала совсем другой, противоположной реакции от такой молоденькой девушки, как я. От провинциальной дурочки, которой меня считает. Это так отчетливо читается в ее глазах, что я не сдерживаю усмешки.
– Весело тебе? – спрашивает она, заметив, как у меня дергается верхняя губа. – Фарид намерен взять тебя второй женой. Запретить мы ему не можем, так что ты должна понимать, что нам придется как–то сосуществовать вместе, и тебе следует уяснить несколько правил.
Я навостряю уши, дико интересно, а какие такие правила она имеет в виду. Мне даже жаль ее, ведь она не знает, что все ее усилия напрасны, и никаким правилам я подчиняться не намерена. На вид она женщина железная, жесткая, которая не терпит неповиновения, так что не удивительно, что такая строптивица, как я, не понравилась ей с первого взгляда, ведь мною не получится помыкать.
– И какие же? – спрашиваю, так и не дождавшись от нее пояснений.
– Тебе следует со мной дружить, девочка, не стоит показывать мне свои когти и дрянной характер, – предупреждает она меня заранее, а затем добавляет: – Второй главной женщиной в твоей жизни будет первая жена Фарида. В наших семьях так заведено. Решать все насчет детей, особенно, девочек, будет она, тебе стоит сразу это уяснить, чтобы потом ты не создавала нам проблем. Так будет лучше для всех.
От ее слов у меня кипит кровь, разгоняясь по венам все сильнее и мешая мне здраво мыслить. Так и хочется закричать и толкнуть эту женщину, которая говорит ужасные вещи и ни во что меня не ставит. Во рту разливается горечь, я сглатываю слюну, но горло перехватывает резью, до того мне неприятно и больно.
– Уходите! – говорю ей