Читать интересную книгу История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

«Бог, согласно древнему преданию, заключая в себе начало, конец и середину всего существующего, действует прямо по пути (указываемому его) природой; за ним всегда действует справедливость, наказывающая нарушителей божественного закона; кто хочет быть счастливым, следует за ней смиренно и скромно».

Каков же этот Бог? Платон говорит:

«Найти творца и отца всего – труд, а найдя, невозможно изъяснить перед всеми».

А вот что говорит о Боге Цельс, споря от имени римской цивилизации с первыми христианами:

«Они рисуют себе Бога по своему подобию. Но у Бога нет ни уст, ни голоса; у него нет и ничего другого из того, что нам знакомо. И Бог не создал человека по подобию своему, ибо Бог не таков и нисколько не похож ни на какой образ. Он не имеет фигуры или цвета, он не участвует в движении и в сущности (бытия). От него все исходит… он не обладает никаким свойством, которое может быть охвачено названием; он вне всякого восприятия».

Это представление о недоступности Бога в философском равновесии мироздания, где Бог – «дух, все проникающий и все объемлющий в себе», где «ни добро, ни зло в смертном не могут увеличиться или уменьшится, и Богу нет надобности вносить новые исправления», в конце концов, потерпело поражение перед напором и бескомпромиссностью христианства. Эта бескопромиссность проявлялась в первую очередь, в отношении к римским божествам, в поклонении которым Цельс видит исключительно уважение к государству и государственному культу:

«Это – голос мятежа, исходящий от людей, которые отгородились стеной и оторвались от прочих людей. Рассуждающие таким образом переносят, насколько это в их власти, свои страсти на Бога. Конечно… есть основание не служить одновременно разным героям и такого рода демонам. В отношении же Бога, Которому не может быть причинен ущерб или огорчение, бессмысленно остерегаться почитать нескольких богов, как это принято в отношении людей, героев и такого же рода демонов. Кто почитает нескольких богов, тем самым делает приятное Ему, поскольку он почитает нечто от Великого Бога. Поэтому если кто почитает и боготворит всех (приближенных Бога), он не оскорбляет Бога, которому все они принадлежат».

Голос Цельса – просвещенного римского философа и гражданина – говорит здесь от имени всех язычников мира, даже тех, для которых городская цивилизация и такие ее достижения, как философия, оставались и через тысячу лет после него тайной за семью печатями. Гении эллинской цивилизации, лишь слабым подражанием которой является при всей своей мощи римская цивилизация, исходили из идеи единого, но самоудалившегося Бога как Творца многогранного и равновесного единства материального мироздания. В этом, как думается, и заключается суть величайшей сбалансированности и соразмерности как эллинистической архитектуры, так и самого образа мыслей древнегреческих философов, в котором более осязаемые и вторгающиеся в человеческое существование боги являются метафорами, с помощью которых легче объяснить живую, полную неожиданностей жизнь.

Суть же народного, далекого от всякой философии язычества в том, что человек обожествляет все проистекающее от Бога, не сознавая, что обожествляет творение наряду с Творцом. Это двусмысленное мировоззрение, в конце концов, и привело эллинов к обожествлению людей и превращению их в богов по примеру Асклепия или полубогов вроде Геркулеса, а римлян – к обожествлению живых императоров, с чего и началось падение древнего Рима. Так что язычество, в конечном счете, послужило падению античных цивилизаций так же, как и исчезновению с арены истории гораздо менее просвещенных языческих культур, которым было далеко до софизмов Цельса вроде:

«Право же, то, кто, говоря о Боге, утверждает, что только одного можно назвать Господом, поступает нечестиво, так как он (тем самым) разделяет царство божие, создает в нем раздор, как будто бы существовали две партии и имелся какой-то другой, противостоящий Богу».

Но вернемся к основному течению нашей книги. Элемент развития в различных языческих цивилизациях различен, и вопрос не в том, существует ли он вообще, поскольку человеческое общество так или иначе развивается, а в том, насколько он ограничивается и стесняется существующими языческими верованиями. Автор далек от того, чтобы попросту противопоставить язычество и монотеизм как нечто непременно чуждое развитию и обязательно вызывающее развитие. Вопрос лишь в том, когда само человеческое общество созревает для осознания того, что его существующая жизненная и религиозная философия является тормозом его дальнейшей духовной и материальной эволюции.

В конце концов, явленный Аврааму иудейский монотеизм в течение многих веков не приводил ни к какому рывку в развитии еврейского народа, который во многих смыслах, в том числе, в смысле наук, искусств, ремесел и государственного управления, оставался «отсталым» по отношению к тем же самым языческим цивилизациям Персии и Рима. Единобожие проявляется в самых разных Откровениях в самые разные времена, но всегда понимается согласно уровню сознания человеческого сообщества[143]. Язычество само по себе также происходит из первопричинной идеи Единобожия. Однако, обрастая богами как бы в угоду Верховному Богу, обожествляя творение, в конце концов, превращается в Догму, сдерживающую всякий приток в общество новой и «немыслимой» информации, которая «кощунственно» опровергает существующие представления и традиции.

Поэтому зрелое язычество, несмотря на всю свою внешнюю эпичность и поэтичность, является Догмой в ее чистом виде, и в этом, главном, смысле замена язычества Единобожием является для человечества эволюционной необходимостью. Но осознать эту необходимость историческое общество способно далеко не сразу: истинная глубина и созидательная сила Единобожия, заключающие в себе нерасторжимое и кровное Единство не только людей и природы, но людей с Первоистоком и людей промеж собой, будут еще долго познаваться человечеством, несмотря на все его нынешние технические и философские достижения.

Вера в ислам, при всем том, совершенно не означает отрицания сокровенных, природных и социальных движущих сил развития общества, которые не укладываются в упрощенную схему исторического «обучения» людей посредством и при помощи религиозных откровений. Это происходит потому, что ислам не отделяет человеческой эволюции от эволюции всей живой природы в целом – от той эволюции, которая началась до появления у человека способности воспринимать и усваивать религиозное Откровение.

С одной стороны ислам утверждает, что не было в истории человечества племени или народности, которая не имела бы своего пророка[144], то есть, указывает на системообразующую роль религиозного откровения в любом человеческом сообществе. Но с другой стороны, такой видный представитель мусульманской цивилизации, как ибн Хальдун, не обязательно увязывает стремление общества к развитию с наличием у этого общества законов, выраженных в религиозном писании.

Он утверждает, что всякое общество по склонной к анархии природе человека вынужденно является социально организованным и организуется как иерархия силы и родоплеменного достоинства. Нижеследующий отрывок из его «Мукаддимы» ясно свидетельствует, что мусульманская цивилизация не является цивилизацией слепой веры в Божественное провидение, как это часто утверждают не слишком сведущие люди. Приводя этот отрывок, мы тем самым помещаем наше отношение к идее развития в человеческих обществах в новый контекст, не опровергающий, но лишь дополняющий наше предыдущие замечания о роли Откровения в эволюции человечества:

«Как уже отмечено нами, когда человечество достигает социальной организованности, и когда цивилизация, таким образом, становится реальностью, люди нуждаются в ком-то, кто оказывал бы на них сдерживающее влияние и разводил бы их в стороны, ибо агрессивность и несправедливость заключены в животной природе человека. Оружие, созданное для защиты человеческих существ от агрессивности неразумных животных, не спасает от агрессивности человека по отношению к человеку, поскольку каждый из них обладает таким оружием. Таким образом, нечто иное потребно для того, чтобы защитить людей от агрессивности по отношению друг к другу. Это иное не может придти извне, поскольку все другие животные уступают человеку в разумении и вдохновенности (вахи). Личностью, оказывающей на людей сдерживающее влияние, должен таким образом быть один из их числа. Он должен господствовать над ними, имея над ними власть, так чтобы ни один из них не мог напасть на другого. В этом и заключается суть царского достоинства.

Становится, таким образом, ясно, что царское достоинство является природным свойством людей, абсолютно необходимым человечеству. Философы говорят, что царское достоинство наличествует также среди некоторых неразумных животных, таких, как пчелы и саранча. Среди них также можно обнаружить существование авторитета и подчинение лидеру. Он следуют той особи из своего числа, которая выделяется в качестве лидера особыми природными качествами и строением тела. Однако вне человеческого общества, такие проявление существуют только как результат природного инстинкта и Божественного руководства, но не как результат способности мыслить или управлять. «Господь наш – Тот, кто придал всему его должный вид и затем направил его к его должной обязанности[145].