Молодец Азазель, настолько точно все рассчитал, что мои подозрения на его счет только разрослись, как корни быстрорастущего дерева. Ничего придумать не успел, рыцарь уже повернул коня и понесся в мою сторону, однако копье, в отличие от Тамплиера, продолжал держать острием вверх.
Я широко улыбался, в самом деле рад видеть Сигизмунда, любой из нас рад и всегда встречает с улыбкой человека, что наивнее и чище нас, всем нравится чувствовать себя прожженными сволочами.
Сигизмунд на ходу легко и красиво соскочил с коня, подбежал и взглянул на меня сияющими глазами:
- Сэр Ричард?.. Я нужен?
- Да, - ответил я коротко. - Азазель?
Над головами громыхнуло:
- Готово..
Сигизмунд испуганно вскинул голову, но успел увидеть только тучи, что исчезли в страшной тьме хаоса, а через мгновение на их месте оказалось раскаленное докрасна низкое небо.
Судя по его лицу, не сразу понял, что это свод исполинской пещеры. Тамплиер, громыхая железом, подошел медленно, всматриваясь в Сигизмунда строго и пытливо.
Я сказал бодро:
- Итак, мы в аду! Нравится? То-то. Не каждому удается побывать здесь до того, как потащат к котлам с кипящей смолой. Можете походить, выбрать место, а то и котел попросторнее.
Сигизмунд пролепетал, лязгая зубами:
- Но… как…
Тамплиер хмыкнул, я сказал так же бодро и весело, как положено у настоящих военных:
- Прости, я не предупредил, но зачем? Знаю, ты всегда готов к схватке со злом. А вон там дальше по дороге вниз будет крепость… назовем ее условно Цитаделью Сатаны, что снова вознамерился устроить мятеж! Потерпим ли?
Тамплиер, на которого я бросил взгляд, проревел:
- Уничтожим… уничтожим…
- Красноречиво, - сказал я с одобрением. - Спасибо, сэр Тамплиер!.. Я вообще-то всегда симпатизировал роду далекое. Ты все понял, Сигиз-мунд?.. Если что не понял, разве это важно? У нас вся жизнь непонятная, зато светлая. Просто выполняй приказы сюзерена и круши врага.
Сигизмунд воскликнул пламенно:
- Сэр Ричард!.. Как я был не прав, когда просил освободить меня от присяги верности!..
Тамплиер посмотрел на меня исподлобья, но смолчал. Я скромно улыбнулся:
- Ничего, Сиг, я понимаю. Меня часто недооценивают.
Тамплиер злобно хрюкнул и отвернулся.
- Я клянусь, - воскликнул Сигизмунд, - отныне и навсегда…
- Погоди, - прервал я, - не спеши! В общем и целом я иду строго и прямо, придерживаясь линии партии церкви, но иногда делаю зигзаги и прыжки в сторону, дабы не ломиться, а обойти препятствие. Это может обшокировать, вон даже сэр Тамплиер бывал не раз с головы до ног… ошеломлен, настолько чист и трепетен, как бабочка-капустница на северном ветру… Сэр Тамплиер, вы тоже не рекомендуете сэру Сигизмунду приносить мне присягу верности?
Тамплиер сказал могуче:
- Ни в коем случае!
- Вот видишь, - сказал я Сигизмунду.
Он пролепетал:
- Но… почему…
Я повернулся за ответом к Тамплиеру, тот проревел:
- Сэр Ричард полагает, что ловко и умело обходит препятствия, но мы видим, как он то на одной стороне, то на другой, и уже не знаешь, союзник или враг…
Сигизмунд смотрел беспомощно то на него, то на меня. Я сказал с оптимизмом:
- Как видишь, Сиг, двое не советуют!.. Так что твое копье только в твоих руках.
Он посмотрел на свое копье, голос прозвучал совсем беспомощно:
- Но как же…
- Достаточно, - объяснил я, - твоей присяги одному Господу. И вообще… мы все должны присягнуть только Ему, и никому больше. Сэр Тамплиер?
Тамплиер проворчал:
- Золотые слова… только с какой целью?
- Вы больно подозрительны, - упрекнул я. - Пообщайтесь с сэром Сигизмундом, зачерпните у него наивности и веры, поделитесь мудрой осторожностью и недоверчивостью, и наши вооруженные силы быстрого реагирования получат двух опытных героев, одинаковых, как доски в заборе. В армии зачем оригинальное мышление?
Пока они знакомились и общались, я поглядывал в их сторону искоса, стараясь не мешать, и высматривал Азазеля. Тамплиер для светлых ангелов и для темных одинаково неуязвим ввиду своей верности рыцарским обетам, в основе которых лежат во-обще-то данные Творцом заповеди. Только смертные могут лишить его жизни, а это очень непросто, помню по своему с ним поединку.
Сигизмунд со своей стороны настолько чист, что никакая магия его не возьмет, святым оружием тоже не поразить, сам святее святых, и только оружие смертных может убить, потому его нужно держать подальше от тех мест, где легионы мятежников составлены из осужденных на муки.
Уже знакомо коротко вспыхнул белый плазменный свет, яркий, но не режущий глаз, из пылающего ядра вышел Михаил, весь в новехоньких и в блистающих золотом доспехах.
Я быстро взглянул в сторону замерших Тамплиера и Сигизмунда, сделал им знак оставаться на месте.
- Спасибо, что прибыл лично.
- Во плоти ты смотрелся лучше, - заметил я. - Мужественнее. Шрамы украшают не только мужчин!
Он сказал хмуро:
- Пусть израненная плоть отдохнет. Да и не могу я в ней передвигаться… достаточно споро.
- Что случилось? - спросил я. - Что-то нерадостный ты… Ликования не вижу. А каким был вчера!
Он зло взглянул на меня из-под золотых бровей:
- Погибли архангелы Иегудиил, Иеремиил и Иофиил.
- Это помимо рядовых ангелов? - поинтересовался я. - Ах да, их сорок девять миллионов, чего жалеть… Хотя потом стоит поставить обелиск Неизвестному Ангелу.
- Что? - переспросил он непонимающе. - Какой обелиск? Зачем обелиск? Чем он поможет?..
- Даст чувство сопричастности, - объяснил я. - А вообще-то, конечно, слава героям.
- Героям слава, - ответил он автоматически.
- Трое из высшего Военного Совета убиты, - сказал я. - Можно сказать, фельдмаршалы, а это заметная потеря. Сам по себе фельдмаршал ничего не стоит, но чтобы до него добраться, нужно перебить чертову уйму рядовых, взводных, ротных, батальонных и даже полковников. Сколько осталось?.. Нет, на рядовых плевать, а высших?
Он закусил губу, брови сдвинулись на светлом челе в глубоком раздумье. Мне показалось, что почему-то избегает смотреть мне прямо в глаза, словно я горилла какая-то несознательная и очень дикая.
- Старших архангелов, - ответил он нехотя, - было всего четверо. После мятежа. Мятежные не в счет. Это катастрофа!
Он застыл в горестном раздумье, а я сказал подчеркнуто бодро, полководец должен вселять оптимизм:
- Ничуть! Разве у нас… прости, у тебя, нет еще двадцати миллионов ангелов попроще? Ну, пусть уже двадцать. Трех особо отличившихся возведем… возведешь в архангелы, только и делов!.. Таким образом убьешь одним камнем двух с лишним зайцев. Враги не узрят твои потери.
Он спросил с недоумением:
- Как это?
- Как было четыре высших, - объяснил я с человеческой смекалкой, - так и осталось! А ты приобретешь трех преданных соратников. Да и остальные взбодрятся, завидев возможность продвижения по службе и к новым крыльям!
Он посмотрел на меня с отвращением, что дивно перемешивается с уважением.
- Быстро, - буркнул он, - находишься, смертный.
- Смертные ограничены во времени, - сообщил я, - потому мы и умные.
Он сказал, морщась:
- Это непристойно, однако… да, придется сделать именно так, хотя в этом что-то крайне человечески нехорошее.
- Вали на меня, - посоветовал я. - В тягостных раздумьях о судьбах мира я освобождаю вас от такой химеры, как совесть!.. Хотя у ангелов, надеюсь, ее и не было, вы же чисты, она вам ни к чему. Но сейчас весь мир насилья мы разрушим, врага убьем, а демониц изнасилуем!
Михаил промолчал, подумал добросовестно, но ничего не понял, вскинул брови на середину лба.
- А их… зачем?
- А зачем тогда и воевать? - спросил я в изумлении. - Вы туг хоть и архистратиги, но почему-то не пользуетесь всеми доступными для народа средствами облагораживания войны чем-то приятным, возвышенным, одухотворенным, воодушевляющим на великие подвиги и свершения!.. Воины должны рваться в бой!
Михаил посмотрел на меня с великим отвращением:
- Не понимаю, как Творец мог такому существу отдать мир.
Я посмотрел на него понимающими глазами:
- Михаил, а верно, что Люцифер просто чуть опередил тебя?
Он выпрямился и молвил с великолепной надменностью:
- Но я остался верен Создателю.
- Ценю, - сказал я искренне, - это важно - быть верным, всему назло! Особенно Люциферу.
- Почему?
- Уверен, - подчеркнул я, - когда Люцифера низвергли, твоя преданность Творцу весьма окрепла. И ты всячески пресекал любые попытки занять твой пост служения и преданности.
Он поморщился:
- Таких попыток не было. Во всяком случае, серьезных. Мы монолитны!
- Армия, - сказал я с одобрением. - Никакой тебе демократии и свободомыслия… Хорошо! Хотя Господь зачем-то допускает и демократию, не понимаю. А демократы охамели и даже отказались выполнять приказы, ссылаясь на свое достоинство, дескать, это их унижает… Михаил, что на твоем высоком и ясном, в смысле, гладком и безморщинном челе? Что за тревога? Не решаешься ввести новых в сан архангелов?