Оставляю цветы на веранде, мы отправляемся на прогулку с ребенком.
Алекс и правда соскучился по нему. В машине установлено детское кресло. Когда приезжаем в парк, то не отрывается от малыша. Все время держит на руках. У меня ком в горле.
– Ты же понимаешь, что я никуда с тобой не поеду? Я больше не позволю обращаться со мной как с неодушевленным предметом.
– Я никогда к тебе так не обращался, – улыбается сыну.
– Не позволю тебе управлять моей жизнью!
– Даже и не думал о подобном. Успокойся.
– Мне очень хорошо здесь. Спокойно, удобно, меня все устраивает, я ничего не хочу менять.
– Хорошо, значит и мне здесь понравится.
Он не слышит меня, или не хочет слышать? Как всегда, самоуверенный во всем, до невозможности…
Тем не менее, я до сих пор по уши влюблена в этого мужчину.
Глава 40
Месяц спустя.
– Ты знаешь, дорогая, я всегда была на твоей стороне, но сейчас даже мне кажется, что ты слишком затянула с примирением. Сколько еще будете женихаться? Пока не родишь? – говорит Оля за завтраком, когда краем глаза замечает прилетевшее на телефон сообщение Оболенского.
Ремонт закончен. Жду тебя в гости.
– Совершенно не ждала от тебя таких слов! – притворяюсь возмущенной.
– Да? Интересно, а чего ты ждала?! – всплеснув руками, интересуются Оля. – Твой муж живет в нашем городе уже месяц. Закончил ремонт в своей квартире, приглашает тебя на просмотр. Видитесь почти каждый день. Встречаетесь, гуляете вместе. Он заботится о тебе, покупает вещи для сына, малышки, водит тебя по ресторанам. Я не понимаю, для чего тянуть дольше. Думала, ждете конца ремонта.
– Нет… дело вообще не в ремонте, – облизываю пересохшие от волнения губы. – Разве не понимаешь, как мне страшно?
– Понимаю, дорогая, но нельзя все время жить в подвешенном состоянии, – мягко говорит Оля. – Нужно решиться на что-то. В твоем случае, выбор очевиден. Ты не сможешь без своего Оболенского. Невозможно не заметить, как сияешь, когда он приезжает. Ждешь его, смотришь в окно. Думаешь, я не замечаю? Невозможно не обратить на это внимание. Вы же как влюбленные подростки.
– Тем не менее, мне очень страшно.
– Скорее всего, это чувство будет с тобой еще долго. Ведь Алекс очень сильно обидел тебя. Но, в конце концов, надо снова пробовать, Ромина. Дать шанс. Прежде всего не ему, а самой себе. Шанс быть счастливой.
Слова подруги придают мне смелости. Алекс забирает меня как обычно, сначала едем в ресторан, пообедать. Он очень следит за моим питанием, чтобы все было сбалансированно. Читает книгу о беременности. Привыкать к новому Оболенскому непросто. Каждый раз поражаюсь! Поверить не могу, что он уже целый месяц провел в этом городе. Когда интересуюсь, как же он оставил свой бизнес, сообщает, что Эмиль со всем справляется, поэтому личное присутствие не требуется. Отдал все нужные полномочия помощнику.
– Разве тебе не тоскливо здесь? Нет друзей. Нет подчиненных, – не устаю допрашивать Оболенского. Все время ожидаю подвоха. Он это понимает, не торопит меня, не подталкивает ни к чему, объясняет терпеливо.
– Мне нужна только ты, Ромина. И мои дети. Наши дети. Больше ничего не интересует.
– Все же, сколько это может продлиться?
– Сколько ты готова терпеть меня?
– Это не ответ!
– Другого у меня нет для тебя.
Последние дни все чаще задумываюсь о будущем. Раньше оно тревожило меня, было страшно загадывать наперед.
Можно ли поверить тому, кто причинил тебе много боли?
Мы все время разговариваем. Нашли хорошего семейного психолога, ходим к ней вместе. Открываем старые раны. Обсуждаем их. Проговариваем.
Про Анису, это жестокую ошибку. Про Инессу. Оболенский клянется, что с этой женщиной у него ничего не было, кроме игры напоказ. Чтобы проверить меня. Сделать больно. Заставить проявить чувства. Хотя признает, что эта мадам перехватила инициативу и слегка перестаралась. Этого следовало ожидать. Кто пройдет мимо красивого и богатого мужчины? Хищниц вокруг полно.
– Я отдаю себе отчет, что вел себя, как последний подонок, – открыто заявляет Оболенский.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты был самим собой, всего лишь.
– Я бесконечно виноват перед тобой. Бросил без поддержки. Позволил своей матери интриговать, вмешиваться в наши отношения. никогда себе не прощу.
– Не вини ее. Если бы между нами было доверие, никто бы не смог разлучить нас.
– Ты удивительная, знаешь? Просто удивительная.
Не только у меня есть потаенные страхи родом из юности. Раны, которые зарубцевались, но не прошли. У Алекса, оказывается, есть и свои травмы. Я должна была догадаться, что с такой матерью как Варвара Степановна, это неизбежно.
Мы говорим о наших родителях на сеансах с психоаналитиком. Обсуждаем их и во время прогулок. Мне мама стала звонить очень часто. Старается наладить отношения. Потому что узнала, я снова общаюсь с мужем. Это больно. Когда я приняла решение уйти от мужа, мама сказала мне, что я предала свою семью. Что она не может встать на мою сторону.
Алекс тоже максимально отдалился от Варвары Степановны. Оказывается, даже денег ее лишил. Пытаюсь уговорить его немного смягчиться. Не испытываю жажды мести, скорее сочувствие к этой больной игроманией женщине. Сейчас Варвара Степановна на лечении. Хочет примирения с сыном и готова ради этого на все. Это сложно, ведь я не хочу больше никогда видеть эту женщину. Пусть Алекс общается с ней, но без меня.
Незаметно наши ежедневные прогулки с Оболенским стали очень важным ритуалом для меня. Это самое любимое – ходить по зеленым тропинкам парка, или по набережной. Дышать свежим воздухом, говорить на отвлеченные темы. Порой я с замиранием сердца отмечаю, что хочу, чтобы это не заканчивалось. Впервые становится так легко на душе, с того дня, когда я оказалась в этом городе.
***
– Ты готова?
Мои глаза закрыты, я стою на пороге…
Только это не квартира, а дом. На той же улице, что и дом Ольги и Виктора!
Оболенский снова обманул меня! Но этот обман дарит ошеломляющую радость.
– Квартира тоже есть, – сообщает с усмешкой. – Мне все это время надо было где-то обитать. Только смотреть там нечего.
– То есть, хочешь сохранить холостяцкое гнездышко для будущих утех? – спрашиваю язвительно, уперев руки в бока. Наверное, со стороны выгляжу комично, ведь малышка заметно подросла, живот у меня уже совсем не маленький.
– Продам завтра же, – поднимает руки вверх Оболенский, словно я наставила на него дуло пистолета.
– Очень смешно!
– Я абсолютно серьезно!
– Давай лучше дом оценишь? Я старался.
Дом прекрасен. Очень много окон, света, приятные глазу оттенки бежевого и терракотового. Большая терраса. Комната для Артура, сделанная полностью для мальчика. Кровать в форме гоночной машины. Много игрушек.
Вторая детская в розово-нюдовых тонах. Для маленькой девочки. Все такое милое, до невозможности. Недавнее УЗИ подтвердило – у нас будет дочка.
Я невозможно счастлива.
Дальше мы заходим в спальню.
Огромная кровать под нежно-персиковым покрывалом, светлые стены, занавески. Все до мелочей изысканно. Немного смущаюсь.
– Дизайнер женщина? – хмурюсь, но скорее для вида.
– Не знаю к чему вопрос, но вообще-то мужчина. Правда, я не спрашивал его ориентацию, котенок. Но мне приятно, что ревнуешь.
Мы стоим посреди просторной кухни, Оболенский улыбается уголками губ, как умеет только он. Его улыбка теплая, словно любуется мной.
– Для меня существует только одна женщина. Это ты, Ромина.
Привлекает меня к себе. Подобное происходит уже не впервые, за это время были объятия и даже поцелуи. Но сегодня почему-то особенно остро чувствую, что муж уже на грани. Он держался все эти недели, и вот я в его объятиях, в нашем доме.
Алекс целует меня глубоко и жадно, торопливо. Зарывается пальцами в мои распущенные по плечам волосы. Отвечаю, сначала несмело, с опаской. Пробегаю пальцами по твердым плечам, ощущая, как напрягаются стальные мышцы.