Читать интересную книгу Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников

Кое-как дождался я вечера. Перед концом дня явился бригадир, заметив меня, удивился:

— Ого, среди овец появился молодец! Ты чего это, Курбатов, не в колхозе ли надумал оставаться?

— Мать заболела…

— A-а… Ну, тогда ясно! Ты не очень поддавайся этим сорокам, они тебя вмиг заклюют. У них только и делов, что языком трепаться…

— Ладно, иди, иди, Василий, проваливай отсюда, пока не попало по хребтине! — сердито замахнулась вилами на бригадира тетя Фекла. — Глазом не успеешь моргнуть! Ты нашего парня не тронь, пусть-ка он хоть в последние денечки попробует нашей работы, какова она есть на вкус. А то ихний брат только и знает, что со стола таскать… Поедет в город, пусть расскажет, как в деревне хлеб растет!

Я промолчал. Подумал со злостью: "Расскажу, расскажу, жди дольше! Очень нужен мне этот ваш навоз…"

Придя домой, я сразу заметил на столе конверт, С бьющимся сердцем разорвал, читаю: "…приемная комиссия вызывает Вас для сдачи экзаменов… Необходимо прибыть в институт к…"

— Завтра мне выезжать! — не скрывая радости, сообщил я отцу. Он с минуту молчал за своим столиком, затем медленно поднял голову и с дрожью в голосе сказал:

— Смотри, Алешка, ты уж как-нибудь… постарайся там. Надежда вся… на тебя!

* * *

Желающих попасть в институт было много, на одно место — пять человек. Чтобы попасть в число счастливцев, нужно было набрать двадцать три балла.

Сдавали несколькими "потоками", я попал в первый. Сдан последний экзамен, все с нетерпением ждут решения приемной комиссии. Наконец в институтском коридоре вывесили длинный список зачисленных. Все столпились около. С трудом протолкавшись ближе, я с замирающим сердцем стал искать свою фамилию, торопливо пробегая глазами по чужим, незнакомым: "…Кардашев, Кибардин, Козлин, Ковин, Кузнецов, Кунц… Ломакин, Лузин…" Моей фамилии в списке не было… Что-то обор-валось в груди, голова сразу наполнилась звоном, я перестал слышать голоса вокруг. И тут же, словно током, пронизало всего: куда теперь? Гулко застучало сердце, каждый удар отзывался мучительным вопросом: "Куда? Куда? Куда?.."

…В тот день я до позднего вечера бродил по улицам незнакомого города, подолгу стоял перед объявлениями о приеме на работу. Их было много, и все разные, отпечатанные броскими буквами: "…Требуется слесарь… механик… токарь… шофер… плотник… электротехник. Обращаться по адресу…" Постепенно назрело твердое решение: остаться в городе. Иначе с какими глазами я покажусь в Чураеве, что отвечу на вопрос отца? Нет, решил я, надо во что бы то ни стало устроиться на работу!

Несколько адресов я переписал в тетрадку и отправился по ним искать удачи. В том, что меня примут на работу, я не сомневался. Как-никак, у меня есть аттестат зрелости, а в нем одни "четверки" и "пятерки". Но в первой же конторе, куда я пришел, сказали: "Окончил десятилетку? Ах, специальности не имеешь? Очень жаль, но нам нужны рабочие с разрядом". Во второй конторе пообещали: "Можем принять помощником маляра. Будешь готовить известковый раствор…"

Ну нет, на это я не был согласен! Чтобы работать помощником маляра, не обязательно оканчивать среднюю школу! Не ради какого-то там известкового раствора с таким трудом я получил аттестат зрелости. Я даже не обиделся на такое предложение, просто на душе стало очень горько. Вконец уставший, еле держась на ногах (сказывалась непривычка к городу), вернулся я в общежитие института. Комендант — сухая сердитая женщина с птичьими глазами — нехотя отозвалась на мою просьбу о ночлеге:

— У нас здесь не гостиница! — она покосилась на мои серые от пыли сапоги и, поджав губы, покачала головой. — Ох! Идут и идут, а куда — сами не знают. Надо было школу с медалью кончить, вот что! Учат вас там… Ладно уж, ночь переспи, а завтра чтоб я тебя тут не видела. Студенты скоро понаедут, а за вами грязь убирать придется…

Ночь я провалялся на старом жестком матраце, не сомкнув глаз. Невеселые думы не давали уснуть. Вспомнилось некстати, как лихо прошли мы с песней по площади Чураева, — стало стыдно до слез.

"Куда теперь?" — этот вопрос не выходил из головы. Никогда не думалось, что жизнь может так посмеяться надо мной. Все оказалось иначе, не похожим на ту жизнь, которую рисовали мы себе. Учителя чуть ли не каждый день напоминали нам: "Для вас открыты светлые пути-дороги, вы — молодые хозяева жизни! Вы — самые счастливые дети на земле, вы призваны претворить дерзновенные мечты…" Вот я, один из "самых счастливых детей", коротаю ночь в чужом общежитии и не знаю, куда пойду утром. Ничего не скажешь, мечты мои дерзновенные!.. Разве учителя говорили нам неправду? Ведь если подумать, передо мной сейчас не то что широкого, светлого пути, а даже простой тропиночки не видно. А сколько нам внушали: "Вы — будущие строители коммунизма". Но почему никто толком не рассказал, где и как строить его? Если бы знать, как это делать! Сейчас я никому не нужен. Давай, Курбатов, подумаем, выясним спокойно, на что ты пригоден? Скажем прямо: ты должен уметь многое — не зря у тебя в кармане лежит совершенно новенький аттестат зрелости! "Зрелости" — это значит, что ты уже возмужал, созрел для самостоятельной жизни, значит, теперь у тебя на плечах голова со "своим царем"; это значит, ты уже не нуждаешься в поводырях. Так? Выходит, что так!

Но все-таки, Алексей Курбатов, что ты умеешь?

Управлять автомашиной, скажем, я не умею. Да и не обязательно иметь аттестат зрелости, чтобы крутить баранку руля. Зато я знаю, что такое бином Ньютона, знаю тригонометрические функции и строение цветка примулы. Пожалуй, ни один шофер ничего такого не знает… Работать электротехником я не смогу, зато разбудите меня в ночь-полночь — без запинки расскажу формулу "куба суммы"! Или вон какой-то начальник предлагал пойти в помощники маляра, разводить известковый раствор. А спросить его, знает он, что такое анапест или амфибрахий? Должно быть, представления не имеет… А я знаю. О-о, много кое-чего усвоил я: не зря десять лет подряд сидел над книгами, учебниками, даже зрение свое испортил. Пусть школу окончил без медали, но в моей голове множество всяких знаний. И тем не менее, оказался никому не нужным. Все, к кому я обращался, в первую очередь спрашивали: "А какую работу ты можешь выполнять?" Конечно, пока ни к какому делу я не приучен, но зато у меня есть аттестат, а его, надо думать, дают не зря и не каждому. Нет, здесь что-то не так. Или учителя говорили неправду о том, что все дороги передо мной открыты, или мне просто не повезло.

Вот какие мысли беспокойно метались в голове, пока лежал я на жестком матраце в общежитии института, куда так хотел и не смог поступить. Да, в жизни и впрямь много путей-дорожек, но оказалось, что для меня ни одной пока не протоптано. Первая же дверь, куда я постучался, оказалась закрытой. Отец часто повторял, что в жизни каждому надо иметь свое место. Я остался без места. Все люди вокруг имеют свои места, им нет никакого дела до молодого паренька, который только вчера окончил школу, пусть он сам устраивается, как может. Конечно, Юрка Черняев в жизни найдет себе пристанище — его даже на станцию проводили на легковой машине. Семен Малков тоже не останется без места: он будет упрямо бить в одну точку, пока не добьется своего. А я не могу так: не хватит терпения, и на станцию я добирался в тряском кузове попутного грузовика…

Утром я взял свой старенький, потрепанный чемодан и вышел на улицу. "Куда пойти?" — этот вопрос неотступно сверлил мозг. Здесь я недолго продержусь: в чемодане всего лишь пара белья и несколько учебников; в левом нагрудном кармане тринадцать рублей — весь мой наличный капитал. Отец, провожая в город, дал двадцать пять рублей (продал на базаре овцу) и сказал: "Продадим последнее, только постарайся выучиться, Алешка". Вот, пожалуйста, выучился… В правом кармане тоже хрустят бумаги — там документы, в канцелярии института их вернули обратно. Совсем новенький, хрустящий аттестат, затем автобиография (сколько ни старался, а больше полстранички не мог написать), справка о здоровье, две фотокарточки… Да, документы у меня очень хорошие, еще вчера я был уверен, что они откроют передо мной все двери. А сегодня…

Следуя невеселому течению мыслей, я бесцельно шел по улице, не замечая людей, и в этот момент кто-то окликнул меня:

— Алешка! Курбатов!..

Оглянулся — догоняет Аня Шкляева, невысокая рябоватая девчонка, кончила школу вместе со мной.

В классе она была самой тихой, мы даже не замечали ее. Как это она оказалась в городе?

— Алешка, здравствуй! Ты только сейчас с вокзала, да? — указывая глазами на мой чемодан, спросила она.

Я и раньше считал Аньку самой простоватой из всех девчат нашего класса. Вот и теперь — неужели она не видит? Кажется, должна бы догадаться…

— Я? Н-нет, не с вокзала. Я тут… уже вторую неделю.

Аня глядела на меня, часто моргая глазами, и поняв, наконец, прикрыла рукой рот, тихонько ойкнула: