советское командование быстро усваивало различные уроки войны, что оно теперь отвергало как бесполезные некоторые довоенные теории, совершенно неприменимые в новой обстановке.
Первые месяцы войны явились прекрасной школой для офицеров Красной Армии; и именно из тех, кто отличился в операциях с июня по октябрь 1941 г., и вышла по большей части та блестящая плеяда генералов и маршалов, равных которым не было со времен «великой армии» Наполеона. В течение лета и осени генерал Новиков внес важные изменения в структуру Военно-воздушных сил, а генерал Воронов – в применение артиллерии. Жуков и Конев сыграли выдающуюся роль, задержав немцев у Смоленска; Рокоссовский, Ватутин, Черняховский, Ротмистров, Болдин, Федюнинский, Говоров, Мерецков, Еременко, Белов, Лелюшенко, Баграмян и многие другие, прославившиеся в битве под Москвой и в других важных операциях 1941 г., были все людьми, которые заслужили свои высокие звания и посты в тяжелых боях первых месяцев войны. Отныне критерием для Сталина при назначении на высшие командные посты в армии стали способности, проявленные на поле боя. Вполне прав Дж. Эриксон, заявляющий, что «летние и осенние бои (1941 г.) совершили среди командиров военную чистку в отличие от прежней политической чистки. К людям некомпетентным и бездарным стали относиться все более нетерпимо. Сила и замечательное свойство Советского Верховного Командования в том и заключались, что оно смогло выдвинуть из своей среды необходимый минимум командиров высшего класса, сумевших вывести Красную Армию из катастрофического положения».
23 июня была создана Ставка Советского Верховного Командования, а спустя несколько дней – Государственный Комитет Обороны (ГКО) под председательством Сталина. 8 августа Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. 19 июля Сталин стал наркомом обороны, а 7 августа – Верховным Главнокомандующим.
Институт комиссаров был значительно укреплен; комиссары, как представители партии и правительства в Красной Армии, обязаны были организовывать и осуществлять политическое воспитание офицеров и солдат и несли наравне с командирами полную ответственность за поведение частей в бою. В их обязанность входило докладывать высшему командованию о всех случаях «недостойного поведения» офицеров или политработников. На практике в 1941 г. оказалось, что огромное большинство комиссаров полностью поддерживало командиров. Поскольку те и другие горели желанием сражаться до последних сил, поскольку им повседневно приходилось решать неотложные военные задачи, разногласий между командиром и комиссаром не возникало.
Тем не менее «двуначалие» имело свои отрицательные стороны[49], и в период Сталинградского сражения функции комиссаров пришлось коренным образом изменить.
Была или не была сколько-нибудь серьезная необходимость ставить рядом с командиром специального представителя партии – несомненно, что военные комиссары сыграли свою роль. «Все первоначальные опасения, что войска не будут драться, вскоре рассеялись перед лицом упорного и ожесточенного сопротивления, оказанного немцам Красной Армией, которая, как заметил Гальдер, сражалась «до последнего человека» и применяла «вероломные методы», заключавшиеся в том, что русские не переставали стрелять, пока не падали замертво»[50].
Роль НКВД в военных операциях остается несколько неясной, хотя известно, что, помимо находившихся в его ведении пограничных частей, которые первыми встретили нападение немцев, войска НКВД еще в ряде важных случаев сражались как боевые подразделения, например в июне – июле 1942 г. под Воронежем, где они помогли предотвратить особенно опасный прорыв немцев. Но существовала другая сторона в этой связи НКВД с Красной Армией; так, не только отдельные военнопленные, которым удалось бежать от немцев, но и целые части, вырвавшиеся, как это часто бывало в 1941 г., из немецкого окружения, подвергались весьма суровому и пристрастному допросу в Особых отделах (00), подчиненных НКВД. В романе К. Симонова «Живые и мертвые» есть особенно тяжелый эпизод, основанный на действительном факте: после многодневных боев большая группа офицеров и солдат вырвалась из окружения. Они были тут же разоружены НКВД, но как раз в этот момент немцы начали наступление на Москву, и разоруженные бойцы, которых везли на проверочный пункт, подверглись нападению немцев и были попросту уничтожены, не имея возможности оказать какое-либо сопротивление.
Однако в остальном НКВД меньше вмешивался в действия Красной Армии, чем раньше. Грань между военными и «политическими» элементами в армии начала исчезать, и Сталин сам направлял этот процесс. Что он ни делал в прошлом, события лета и осени 1941 г. кое-чему его научили. Все в армии искренне поддерживали патриотическую линию «второй, после 1812 года, Отечественной войны». Были собраны все военные таланты, выявленные и испытанные в первых сражениях войны, а в некоторых случаях и раньше, на Дальнем Востоке; в бой были брошены все наличные резервы, включая отборные дивизии из Средней Азии и с Дальнего Востока, что стало возможным благодаря: пакту о нейтралитете с Японией, заключенному в 1941 г.
Какие бы неприятные воспоминания и недовольство ни таили в душе некоторые советские генералы, Сталин был необходимым объединяющим фактором в атмосфере октября-ноября 1941 г., которую лучше всего характеризовали слова «Отечество в опасности». Выбора не было. Немцы стояли под Ленинградом, продвигались через Донбасс к Ростову, а 30 сентября 1941 г. началось «окончательное» наступление вермахта на Москву.
Битву под Москвой можно в общем разделить на три больших этапа: первое германское наступление с 30 сентября до конца октября; второе германское наступление с 17 ноября по 5 декабря; контрнаступление и общее наступление советских войск, начавшееся 6 декабря и продолжавшееся до весны 1942 г.
30 сентября танковые части Гудериана на южном фланге группы армий «Центр» нанесли удар по Глухову и Орлу, который пал 2 октября, но были остановлены за Мценском, по дороге в Тулу, танковой группой под командованием полковника Катукова. Другие группы немецких войск предприняли широкие наступательные операции с юго-запада в районе Брянска и с запада – по шоссейной магистрали Смоленск – Москва. Крупные группировки советских войск были окружены южнее Брянска и в районе Вязьмы, прямо к западу от Москвы. Немцы намеревались блокировать окруженные в районе Вязьмы советские войска главным образом силами пехоты, чтобы тем самым высвободить свои танковые и моторизованные дивизии для молниеносного наступления на Москву. Но остатки 19-й, 20-й, 24-й и 32-й армий и группа генерала Болдина более чем на неделю сковали главные силы немецкой 4-й армии и 4-й танковой группы. Это сопротивление дало возможность Советскому Верховному Главнокомандованию перебросить больше вышедших из окружения войск на Можайский рубеж и подтянуть из тыла резервы[51].
К 6 октября немецкие танковые части прорвали оборонительный рубеж Ржев, Вязьма и начали продвигаться к Можайской линии укреплений, примерно в 100 км к западу от Москвы, – которая была наспех создана летом 1941 г. и проходила от Калинина к Калуге, Малоярославцу и Туле. Немногочисленные войска русских, оборонявшие этот рубеж, могли сдержать только передовые части группы армий «Центр», но не главные силы немцев.
В ожидании прибытия на Московский фронт пополнений из Средней Азии и с Дальнего Востока Ставка бросила в бой все наличные резервы. 9 октября сражавшиеся на этом участке пехотные соединения генералов Артемьева и Лелюшенко и танковые части генерала Куркина были переданы в непосредственное подчинение Советскому Верховному Главнокомандованию, На следующий день командующим