Однажды после одного из занятий он позвал меня на кафедру якобы, чтобы помочь ему донести стопки отчетов.
— Я все понимаю, вы не глупая девушка и, судя по всему, неплохая. Я все знаю. И ректор знает. Вы у него не первая… гхм… ученица. — Слышать это было на редкость неприятно. — Спору нет, учитель он хороший. Та, другая теперь работает на Манфреда Монацелли. — У меня перехватило дыхание. — Но, как вы, наверное, уже поняли, я не одобряю подобного рода отношений между преподавателем и студенткой. Это первое. А второе, вы-то сами уверены, что вас все устраивает? Вам нужен не такой человек, как ректор. Я его знаю очень давно. Подумайте о том, что делаете, еще раз, мисс Конелл.
Это был первый раз, когда я подумала, а правда, не стоит ли мне уйти от Шона? Потому что Роберт Клегг озвучил жуткую правду — Картер злобный робот и ничего не меняется. Я хотела быть любимой женщиной, а не мебелью. И я не хотела навечно застрять в должности подружки Шона Картера.
Но ректор будто почувствовал мои сомнения:
— Я улетаю на три недели в Италию. — Мне оставалось лишь кивнуть. — У нас намечается небольшой проект, в рамках которого сюда прилетит один человек — Такаши Мияки. Знаешь кто это?
У меня отнялся дар речи, я могла только стоять и ловить ртом воздух. Шону моя реакция, однако, понравилась.
— Думаю, вас стоит познакомиться. И да, в мое отсутствие можешь тут делать что угодно, если, конечно, ничего не сломаешь.
После таких слов я, разумеется, оставила мысли о том, чтобы с Шоном порвать.
Без Шона дом был слишком пуст, и потому я пригласила Керри. Только переступив порог, она деловито прошлась по всем комнатам и объявила, что ничего-то особенного в доме ректора нет. Вот так ему, так. Я до слез хохотала. А потом мы с ней сидели, попивая шикарное вино и кофе из запасов Шона. Пару раз порезались по сети в стрелялки, затем с огромным удовольствием пустили на металлолом несколько сотен американских машин во Flatout[3]. Было весело. И тогда, здесь, в окружении вещей, которые характеризовали Шона, как ничто иное, я почувствовала, что почти люблю его, что хочу быть с ним и дальше. Я была такой непрошибаемой идиоткой, что вот хоть веревку мылить иди!
Но в то время по ночам я безумно скучала по Шону. Утыкалась носом в его подушку, нюхала его лосьон после бритья. В общем, мне его не хватало во всех смыслах. До него такого со мной не случалось никогда. Ну то есть пока его рядом не было, я сумела уверить саму себя в том, что хочу быть с ним, что все у нас хорошо. Иногда это умение очень полезное, но, временами, выживанию не способствует. И в день, когда он возвращался, я запекла утку, приготовила свой любимый лаймовый пирог. Тысячу раз успела пересчитать, во сколько он приедет, места себе не находила. Даже надела красивое белье.
Когда хлопнула дверь, я бросилась туда и даже сначала не поняла, что происходит. Шон едва на ногах стоял, бледный, с кругами под глазами. Это потом я уже узнала, что у него от перепадов давления на высоте начинается мигрень, но тогда в ужас пришла. Едва к нему не бросилась помогать, но вдруг он повернулся ко мне, и лицо его исказила такая досада вперемешку с презрением, что я, напротив, буквально отпрыгнула и ударилась спиной о косяк. Очень больно. А Шон произнес:
— Испекли мне пирожок любви, мисс Конелл? Обрядились в шелка и кружево. Образцовый пример жены, только с той разницей, что ты мне не жена. Я устал и не нуждаюсь в компании. Проваливай, и чтобы я тебя сегодня не видел!
— Кто первый на защиту? — вместо приветствия спросил Шон на следующий день.
Я оглядела аудиторию, но жаждой первооткрывательства никто не горел. А вот у меня отчет был готов, так как я знала, что Шон обязательно прикопается, если не подготовлюсь, так что первой села на скамью подсудимого, как ласково мы прозвали место защищавшегося.
Я аккуратно положила отчет на стол и уже открыла рот, чтобы начать рассказ, но Шон вырвал бумагу прямо у меня из-под пальцев и стал небрежно перелистывать страницы. Он не стал смотреть теорию, сразу перешел к коду. Его глаза переползали по строчкам вниз и вверх, очевидно создавая в воображении намного более качественный способ организации. И хотя я все старалась сделать идеально, Шон вдруг ткнул пальцем в одну из строчек и прорычал:
— Что это?
— Вычисление косинуса… — удивилась я. Ну что можно найти критичного в обыкновенном косинусе?
— Я не слеп, мисс Конелл! — рявкнул он. — Что он здесь делает?
Я нервно оглянулась на одногруппников, но все как-то сразу стали значительно меньше и незаметнее. Это казалось совершенно невероятным, но при том, что в аудитории находилось человек двенадцать, она вдруг… опустела.
— Вычисляется, — тупо ответила я.
И тут-то и рвануло!
— А вы хоть представляете сколько времени вычисляется косинус?! — заорал Шон. Я было подумала, что это шутка, но у него на виске даже жилка пульсировала. Господи, это был такой ужас! — Вы, помнится, тянете на красный диплом?!
— Д-да, — пробормотала я под нос себе, однако в тот момент не была уверена, что вообще хочу учиться где-либо, на кого-либо и как-либо.
— Что? — отчет хлопнулся на стол, но в тишине казалось, что это не бумага по дереву ударила, а пушечный залп прогремел…
— Да, — я не осмеливалась больше поднять на него взгляд. — Профессор.
— И, стало быть, у вас по математическому анализу стоит отлично, так?!
— Д-да, — я сжала пальцами сидение стула. — Профессор.
— Как компьютерно вычисляется косинус, мисс Конелл? — этот мягкий тон меня добил.
— Осмелюсь предположить, что через разложение в ряд Фурье[4]… сэр.
— Вы правильно делаете, что осмеливаетесь. — Я бросила на него быстрый взгляд, но это было ошибкой. — А почему вы глупее разработчиков, мисс Конелл?
— Но я не могу задать точ…
— Точность?! Вы пишете программу, результаты которой не повлияют на вращение Земли. И, судя по всему, никогда не напишете ничего, что на это бы повлияло! Тогда на кой вам эта точность?! — он схватил мой отчет и разорвал его напополам, а потом швырнул в мусорку и даже руки стряхнул. — Вон из аудитории…
Я не могла в это поверить. Сколько не пыталась — не могла в это, черт подери, поверить. Меня выгнали с пары за то, что я не подумала разложить косинус в ряд Фурье в практический работе, которую никогда, никто и нигде больше не увидит. Я шла по коридорам университета и смеялась сквозь слезы. У Шона отвратительный характер. Всегда был, есть и будет! И при случае он этим не стесняется пользоваться!
А если разложить по Фурье поведение Шона Картера с поправками на время и дополнительные знания, то, выходит все максимально просто: в Италии он наслаждался ли нет ли обществом пани, в которую был влюблен… И тут возвращается в серую действительность, где дома его встречает совершенно посторонняя девушка, не такая роскошная, не такая успешная, а проще говоря, нежеланная. Да еще и с какими-то претензиями. Вот и вся наука.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});