открывалась перспектива.
Смычка
«Видно, я устарел и потому не вижу окончательной цели», — думал Петр Петрович, заходя в Сельсовет выпить кипятку. Дома печку еще не затопили, а желудок требует согрева. Болит, и аппетита нет.
За столом сидел представитель центра, что-то писал.
«Новые недостачи», — думал про себя Петр Петрович, пропуская в горло воды по чуть-чуть. Доктора нет, а хозяйство и в немощи надо ставить на ноги. Болезнь — это полная неизвестность. Все бредят туберкулезом. Скверно, если это он и есть. Время уходит на пустяки, под страхом смерти серьезная работа плохо движется.
— Кто таков? — оторвался от писанины представитель центра.
— Петр Петров, член партии, зампред ВИКа.
— Удилов. — Представитель центра потряс ему руку. И пошло: то не послано туда, се не послано сюда, задолженность по трудодням возросла на 14 процентов. С кого взимаем?
— Покумекаем…
— Город не ждет. Его кормить надо.
— А деревне помирать, что ли? Я хоть и не боюсь смерти, но пожить хочу. Больно уж хороша жизнь со всеми ея приключениями.
— Могу вас обрадовать, товарищ Петров. Кронштадт взят.
— Поздравляю! — сказал Петр Петрович, а про себя подумал: «Поставим дом в Пахони, и сорванное на нервах здоровье поправится».
— Меж тем это позавчерашняя новость, — поддел его Удилов. — Газеты надо читать. Это наш идеологический компас. По нему происходит смычка города и деревни.
— Смычку держим, товарищ Удилов. Однако газеты порой поступают с опозданием.
— Это я проверю. Так что, накумекали про издержки?
— Товарищ Удилов, дайте весну прожить! — взмолился Петр Петрович. — Тяжелая она случилась.
— Мятеж тоже случился. Сообща обуздали. Для великой цели можно обуздать и природу. Высушить болота, сровнять возвышенности с низменностями. Сровнять под одну гребенку горы, в конце-то концов.
— Да, великое нас ждет будущее, — согласился Петр Петрович. — А покамест надо платить налог и на удобрение, и на приобретение клевера… У нас за неделю две лошади пали.
— Важен результат, — перебил его Удилов. — А он — в неуклонном стремлении крестьянских масс отдавать все свои усилия будущему. Без остатка.
— Отдаем, — вздохнул Петр Петрович. — Волнуемся, напрягаем силы, изнашиваемся, а починить некому.
— Административные посты должны занимать люди целые! — заключил Удилов и покинул Сельсовет без прощального рукопожатия.
«Что ж, — подумал Петр Петрович, — много я всякой пакости переносил, и все проходило, — ворочусь-ка к циркуляру». И тут сникла в нем всякая энергия.
Розарий
В ночь на 29 октября Владимир Абрамович утопал в цветах. Высокие белые астры, стоящие на его рабочем столе, украшали изголовье. Сквозь них юной Поле в дорогом платье, проданном за сколько-то ленинок, весь муж виден не был, взгляд упирался в заостренный небытием нос и темные ресницы смеженных век.
Поля-вдова в белой ночной рубашке стояла чуть поодаль, за забором из тех же высоких астр, создававших преграду к телу, покрытому до подбородка и обложенному со всех сторон крупными георгинами, фуксиями и душистой настурцией. Никаких альпийских фиалок. В кабинет снесли все имеющиеся в доме цветы в горшках, и он превратился в розарий, правда, без роз. Их Владимир Абрамович отказался любить по написании пьесы «Соловей и роза».
Кажется, он так и не понял, зачем все это было, но, отмучившись, обрел покой и умиротворение. Огромные его глаза не сумели закрыться полностью, в растворе у нижних век виднелись темные зрачки, взгляд их, если можно такое сказать о зеницах в хладном теле, был все еще живым.
Это была совершенно необыкновенная ночь наедине. Поля то ходила вдоль астр, то присаживалась под хризантемами, то замирала почти у самой его щеки, то тянулась рукой к усам, обрамляющим прекрасный изгиб верхней губы. Где бы Поля ни оказывалась, она чувствовала на себе его взгляд.
Устав, она присаживалась на стул у подножия одра, откуда, из-за высоких цветов, заплетенных в двухэтажную гирлянду, Владимиру Абрамовичу ее видно не было, и предавалась иным мыслям. О процедуре похорон, о господине Люблинском, которому предстояло читать некролог, о Давиде, который непонятно по какой причине возложил на Люблинского эту миссию. Лева и Ляля со служанкой и подругой Леки неделю тому назад отправлены в Сестрорецк на внеочередные каникулы. Еще будет Яков Абрамович с семьей… Надо бы написать список.
Но стоило ей подняться со стула, суетные мысли разбивались о реальную нереальность произошедшего. С завтрашнего утра у нее не будет мужа. Это их последняя ночь в его кабинете, запертом от всех на ключ.
Некролог
Павел Исаевич Люблинский, человек не только большого дарования, но доброго сердца и независимого характера, павший жертвой несчастного случая, как будет сказано о нем в некрологе, опубликованном в 1939