Читать интересную книгу Товарищ маузер - Гунар Цирулис

Упеслаце побросала в наволочку ножи, вилки и ложки, которые всего лишь дважды появлялись на столе — на ее свадьбе и в день конфирмации Мейнхарда, — и вышла в переднюю. Вдруг она вздрогнула от неожиданности. В передней стояли двое юношей. Один из них, поменьше ростом, был в гимназической форме, другой — в тужурке с блестящими пуговицами, которую Упеслаце в суматохе приняла за мундир школьника.

— Соседи, наверное, прислали вас помочь мне вынести вещи? — догадалась Упеслаце. — Награди вас бог за ваше доброе сердце.

Брачка подмигнул Робису. «Все идет как по маслу», — говорил его взгляд. Но Робис понял, что это еще ничего не значит. Соседка должна подтвердить, что они — одноклассники сына. Иначе не поможет ни гимназическая форма на Брачке, ни его тужурка, к которой подошла бы фуражка Мейнхарда.

Перевоплощаясь в гимназистов, они рассчитывали не столько на свой моложавый вид, сколько на поддержку соседки, которой еще надо было заручиться.

— Вот, ребята, беритесь. Не тяжело ли будет? — Упеслаце сдернула с кровати матрац и одеяла.

— Да что ты, мамаша, не видишь? — В голосе Мейнхарда послышался восторг.

Только теперь Упеслаце заметила, с каким восхищением ее сын смотрит на пришельцев. Их лица были взволнованны, глаза горели. Такими она всегда представляла себе мучеников, идущих на смерть во имя своей веры.

— Господи, спаси меня, грешную! — Матрац выпал у нее из рук. — Ступайте, ступайте прочь! Не навлекайте на нас беду!

Ее лицо изображало такой страх, что Брачка отвернулся и разочарованно бросил:

— Да, тут нам искать нечего!

— Куда вы? Куда?

— Известно, куда. К святому Петру! Старичок давно дожидается, чтобы открыть нам врата рая.

Даже в такую минуту Брачка был способен улыбаться. И эта улыбка победила Упеслаце. «Ведь совсем еще мальчик, — подумала она. — Сидеть бы им обоим с Мейнхардом за школьной партой. Если я их прогоню, они погибнут, и брат никогда мне этого не простит. А ну как полицейские дознаются, кто они такие? Тогда конец. Что делать?…» Словно прося поддержки у бога, она возвела очи к распятию.

— От вашей молитвы нам легче не станет! — заметив ее взгляд, сказал резко Робис. — Вы ведь жена рабочего. Уж если такие, как вы, отказываются нам помочь, тогда, выходит, зря мы боролись. И не так уж важно, умрем мы или останемся живы.

Упеслаце опустила голову. Чугунное распятие безмолвствовало, а у самой решимости не хватало. Видать, не ради себя затеяли борьбу эти пареньки. Они думали о других, о ее брате Эдуарде, о всех сиротах, о том, чтобы для Мейнхарда настала жизнь получше… Мейнхард!.. Может быть, придет время, когда и ему придется стучаться за помощью в чужую дверь. Но тут ее снова одолел страх. Что будет, если революционеров опознают? Тогда уведут и ее сына.

— Зачем вы меня мучаете? Ну что я могу сделать?! — с отчаянием сказала Упеслаце.

— Да вам и делать-то ничего не надо, тетенька. Мы всё сами, — подбадривал ее Брачка. — Вы только скажите, что все мы трое — школьные товарищи. Никакого риску, тетенька! Если Робис еще наденет фуражку вашего сынка, тогда и сам Регус поклянется, что все мы из одной гимназии.

Не говоря ни слова, Мейнхард снял фуражку и уже протянул ее Робису, но Упеслаце сердито вырвала ее из рук сына. Как он смеет вмешиваться не в свое дело! Ведь ребенок еще, несмышленыш, не знает, что ему за это грозит. Но как быть? Как быть?! Страшно подумать, что из-за нее могут повесить этих пареньков. Но так же страшно пожертвовать из-за них собой и сыном.

Робис и Брачка не спускали глаз с осунувшегося, серого лица женщины. Они понимали, какая внутренняя борьба раздирает ее душу, знали, что ее отказ принесет им гибель.

Вдруг наружная дверь отворилась. На пороге появилась женщина с тяжелой люстрой в руках.

— Что мешкаете, соседка? Бегите скорее! Вот-вот из пушек стрелять начнут, — поторопила она, с удивлением взглянув на незнакомых гимназистов.

— Это… это товарищи Мейнхарда… из одного класса, — неожиданно для себя солгала Упеслаце. Да и что она в конце концов могла сказать? Она ведь жена рабочего, а в нынешние трудные времена нельзя думать только о себе.

Но, когда на лестнице она встретилась с Муйжниеками, тащившими из мансарды свои жалкие пожитки, сердце Упеслаце дрогнуло — ведь ее могут выдать соседи. Хотя бы вот этот грузчик из порта, с которым Упеслаце не здоровалась с тех пор, как его Альфред выстрелил из рогатки в окно ее кухни. Знай она раньше, как много будет зависеть от Муйжниека, разве задала бы она трепку его мальчишке? Тем более, что сейчас и так все стекла перебиты…

Муйжниек прошел мимо нее, обернулся и бросил на Упеслаце такой взгляд, что у нее затряслись колени. Потом он вдруг улыбнулся и сказал:

— А вы, Упеслаце, хороший человек!

6

Как раз в этот момент на месте происшествия появился Шампион. Преодолевая на своем пути всевозможные преграды, он потерял уйму времени и теперь горел нетерпением наверстать упущенное. Растолкав теснившихся в подворотне солдат, он было проскочил во двор, но унтер-офицер тут же затащил его обратно.

— Опасно, — пояснил он, указав на окна флигеля.

Шампион беглым взглядом окинул дом и записал в своем блокноте:

«Стекла на втором и третьем этажах как швейцарский сыр — сплошь в дырках. На подоконниках нижнего этажа стоят цветы, словно на похоронах. Тишина, как на кладбище».

Да, эта тишина наполняла Шампиона недобрыми предчувствиями. Неужели все уже кончилось, неужели он явился слишком поздно? И единственное, что он еще в состоянии сделать, — это сообщить Русениеку о гибели его друзей.

— Все убиты? — спросил он встретившегося ему унтера. Видя, что тот не понял вопроса, добавил: — Пиф-паф?

Унтер показал на пушку, которую Шампион впопыхах не заметил.

«Сопротивление еще не сломлено, — записал он в блокноте. — Уже прошло шесть часов, как горстка героев бросила вызов чуть ли не всему рижскому гарнизону. Однако сейчас наступит решительный перелом. Можно сказать, что революционеры одной ногой уже в могиле…»

Во двор вошли два человека. По белому фартуку и раскрытой домовой книге в одном из них легко было угадать дворника. Двухнедельный опыт очевидца революционных событий позволил Шампиону без труда определить во втором шпика. «Неужели боевики, если они живы, не поднимут стрельбу?» — подумал корреспондент. Но окна продолжали оставаться немыми. Из флигеля вышли первые жильцы с узлами. Один за другим они покидали дом, обреченный на разрушение. Кто-то толкал перед собой детскую коляску с гремевшей в ней посудой; мужчина задыхался под тяжестью огромного кожаного кресла; многие надели на себя по две-три пары одежды и походили теперь на участников полярной экспедиции Нансена. Дворник, которому было поручено проследить, чтобы среди жильцов не затесались подозрительные личности, глядел то в книгу, то на людей и называл их агенту:

— Цеховой меховщик Аболингс из первой квартиры с мадам и их барышня… Муйжниеки из девятой… Так что задолжали хозяину за два месяца, но уж пусть их идут…

Последней вышла мамаша с тремя гимназистами. Один из них был по крайней мере на голову выше остальных.

— Жена слесаря Упеслаце с «Униона» и сын ихний.

— А эти двое? — поинтересовался шпик.

— Школьные товарищи моего сына, — поспешила объяснить Упеслаце. — Зашли, чтобы в школу вместе идти, а тут аккурат все и началось, выйти побоялись.

Шпик равнодушно отвернулся и спросил;

— Все, что ли?

— Все. Кроме Криевиней из третьей и пятой.

— Там они и останутся!.. — усмехнулся шпик. — Унтер, примите и пересчитайте!

Унтер-офицер, призвав на помощь пальцы, сосчитал людей и пропустил в подворотню, где их тут же окружили солдаты. Вместе с дворником оказалось всего сорок один человек. Под аркой ворот, где артиллеристы еще возились со своей пушкой, было невозможно повернуться. Толпа мешала артиллеристам, но никто не уходил, боясь оказаться под выстрелами. Не желая очутиться в свалке, шпик хотел было зайти в дом, но тут снова запели пули, и он шмыгнул назад.

Едва загремели выстрелы, как Шампион ринулся вперед, локтями прокладывая себе путь. Он не оглядывался по сторонам и чуть не угодил в подвальный люк, где не было защитной решетки. Споткнувшись, корреспондент схватился за одного из гимназистов.

— Пардон! — извинился он.

— Мерси! — ни к селу ни к городу ответил озорной голос.

Шампион, собираясь проталкиваться дальше, пристально взглянул на парня и опешил. Знакомое лицо! И этот долговязый рядом, честное слово, боевик, руководивший нападением на банк! Спаслись! Гениально!.. Хотелось пожать им руки, обнять, но разве можно показать, что он узнал их? И Шампион ограничился тем, что облек свою радость в соответствующий заголовок: «Боевики блестяще выдержали экзамен на аттестат зрелости!»