Читать интересную книгу Избранное - Гор Видал

дымящееся ружье в виде проекта, в котором говорится о том, каким образом лучше всего избавить страну от мелких фермеров. Дайер пишет: «В 1962 году Комитет экономического развития собрал около семидесяти пяти наиболее влиятельных руководителей корпораций. Они представляли не только пищевую промышленность, но также нефтяную, газовую индустрию, страховое дело, инвестиционные банки и розничную торговлю. В комитете были представлены почти все группы, которые выигрывали от консолидации. Их доклад („Программа адаптации сельского хозяйства“) включал план уничтожения ферм и фермеров. Доклад подробный и тщательно продуманный». Наряду с этим «еще в 1964 году такие гиганты индустрии, как компании „Пиллсбери“, „Свифт“, „Дженерал фудс“ и „Кэмпбелл суп“, начали уверять конгрессменов, что крупнейшая проблема сельского хозяйства заключается в чрезмерном количестве фермеров». Будучи неплохими психологами, руководители компаний отмечали, что дети фермеров, поступившие в колледжи, редко возвращаются на семейную ферму. Или, как сказал один знаменитый экономист не менее знаменитому сенатору, который жаловался на временной провал при ночном перелете из Нью-Йорка в Лондон, «да, это похлеще, чем при занятии фермерством». Комитет содействовал отправке фермерских детей в колледжи. Никто не сомневался при этом, что большинство домой не вернутся. Затем правительство предложило фермерам сменить род деятельности, чтобы консолидировать их земли в руках все более крупных объединений и конгломератов.

Так начал осуществляться план, призванный заменить джефферсоновский идеал страны, хребтом которой служила бы независимая фермерская семья, на монополии агробизнеса, когда, пишет Дайер, «всего от пяти до восьми межнациональных компаний станут практически единственными скупщиками и перевозчиками не только американского, но и мирового урожая зерна». К 1982 году «эти компании контролировали 96 процентов американского экспорта пшеницы, 95 процентов экспорта американской кукурузы» и так далее, вплоть до оживленных прилавков шикарных «Гристедов», по-домашнему уютных «Ральфов» и симпатичнейших «Пигли Уигли»[85].

Хороша ли такая консолидация для потребителей? В целом нет. Монополии не допускают скидок, и им не приходится проявлять особую заботу о качестве, потому что альтернативы тому, что они предлагают, нет. Разумеется, они враждебно настроены по отношению к профсоюзам и их мало заботят условия труда бывших независимых фермеров, а ныне плохо оплачиваемых наемных рабочих. Те из нас, кто вырос в довоенных Соединенных Штатах, хорошо помнят, что такое бутерброд с настоящей ветчиной. Теперь же ветчина стала безвкусной, похожей на резину, впечатление такое, будто в основном она состоит из розового пластика. Почему? В колоссальных свинарниках свинья содержится на одном месте, на ногах. Она не роет корни, почти не двигается и теряет иммунитет к заболеваниям. Поэтому в организм пленницы закачивается масса лекарств вплоть до ее кончины и преображения в несъедобную ветчину.

В целом антитрестовский закон Шермана[86] давно перестал действовать. Сегодня три компании контролируют 80 процентов всего рынка расфасовки и упаковки мяса. Почему так происходит? Почему обездоленные фермеры не могут обратиться к своим представителям в конгрессе? Почему потребители должны мириться с загадочным ценообразованием на продукты, качество которых заметно снизилось за последние десятилетия в сравнении с прошлым? Ответ Дайера прост, но убедителен. Через своих лоббистов руководители корпораций, принявшие «Программу адаптации сельского хозяйства», ныне владеют конгрессменами и президентами, нанимают, а то и запугивают их. А что касается судов, то в них председательствуют бывшие лоббисты корпораций, нескончаемая вереница прислужников в белых воротничках, тем более что две трети всех адвокатов на нашей маленькой планете – американцы. Наконец, народ в целом не представлен в правительстве, в отличие от корпораций, представленных в нем более чем широко.

Что же делать? По мнению Дайера, помочь может только одно: реформа финансирования избирательных кампаний. Но те, кому выгодна нынешняя система, никогда не проголосуют за самоизгнание из органов власти. Поэтому между канадской и мексиканской границами города и деревни приходят в упадок, а в массах обездоленного сельского населения зреют отчаяние и гнев. Отсюда апокалиптический тон целого ряда нерелигиозных журналистских расследований и анализов, с неподдельным ужасом констатирующих отчуждение одной группы за другой в Соединенных Штатах Америки.

Поскольку энциклопедия «Британика» – это «Британика», а не «Американа», то неудивительно, что статья «Билль о правах, Соединенные Штаты» занимает всего одну колонку, столько же, сколько «Билль о торговле» – документ, очевидно, гораздо более значимый для составителей энциклопедии с Британских островoв. Но даже если так, они сообщают, что наши права произрастают из Великой хартии вольностей и что Билль о правах, добавленный в виде десяти поправок к нашей конституции в 1791 году, – в основном дело рук Джеймса Мэдисона, который, в свою очередь, следовал Декларации прав Виргинии 1776 года. Сначала эти десять поправок применялись к американским гражданам только как гражданам Соединенных Штатов в целом, а не гражданам Виргинии или Нью-Йорка, где законы штата могли иметь преимущество над федеральными в соответствии с правами штатов, что признавалось в Десятой из оригинальных поправок. И только в 1868 году Четырнадцатая поправка запретила штатам принимать законы, противоречащие изначальному Биллю. Таким образом каждому гражданину Соединенных Штатов гарантировались в его родном штате свобода «слова и печати или право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями», а также свобода от «установления религии». Что касается Второй поправки, то создается впечатление, будто ее наряду с револьверами и чадолюбивыми «узи» принес нам Чарлтон Хестон, получив ее на горе Де Милля[87]. Первоначально право гражданского ополчения носить оружие предназначалось для острастки постоянной армии штата или страны и защиты от бед, которые вооруженный штат мог причинить людям, желавшим жить не под сенью винтовки, а мирно, где-нибудь в лесной глуши в горах Руби-Ридж.

Сейчас Четвертая поправка пребывает в процессе распада «в силу военной необходимости» – эту конституционную формулу использовал Линкольн для оправдания Гражданской войны, отмены Закона о неприкосновенности личности, закрытия газет и освобождения рабов на Юге. Четвертая поправка гарантирует «право народа на неприкосновенность личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов… никакие ордера не должны выдаваться иначе как при достаточных к тому основаниях, подтвержденных присягой или заявлением, с подробным описанием места, подлежащего обыску, и лиц или предметов, подлежащих аресту». Четвертая поправка – это главное средство защиты от тоталитарного правительства, и эта поправка ныне каждодневно попирается законодательными актами и действиями.

В книге «Утерянные права», изданной в 1994 году, Джеймс Бовард собрал огромное количество материалов о том, что намерены предпринять наши правоохранительные службы в ходе повседневной войны с наркотиками и терроризмом, победа в которой недостижима. Тем не менее власти ведут неустанную борьбу с американцами в их домах и автомобилях, в автобусах и самолетах, там, где могут каким-либо способом до них добраться. Военная