забывал о письме, которое ждало меня. Можно было только догадываться о его содержании.
Вскоре я это узнал.
– Полагаю, к настоящему моменту ты уже убил меня, – послышался голос Констанцы. – Или, по крайней мере, заставил исчезнуть навсегда. Нет, не надо ничего говорить: это не интерактивная запись. Мне нужно лишь немного твоего драгоценного времени.
Я смотрел на экран в своей каюте. Лицо выглядело чуть старше, когда я видел его в последний раз.
– Как ты догадываешься, эта запись была сделана некоторое время назад, – продолжала она. – Я загрузила ее в информационную сеть «Сантьяго». Надо было входить туда каждые шесть месяцев, чтобы письмо не попало к тебе слишком рано. Я знаю, что в последнее время была для тебя как бельмо на глазу. Наверное, скоро ты найдешь способ от меня избавиться.
Я невольно улыбнулся. Помнится, она так настойчиво выпытывала, сколько времени я держу ее в плену…
Браво, Констанца.
– Я позаботилась о том, чтобы копии письма попали к большинству членов экипажа. Разумеется, я не рассчитываю, что все они примут эту информацию всерьез. Наверняка ты уже придумал версию моего исчезновения. Это не важно; мне достаточно заронить сомнения. У тебя еще есть союзники и почитатели, Небесный, но не удивляйся, если не все согласятся слепо подчиняться тебе.
– И это все? – спросил я.
– Кое-что напоследок, – произнесла она, словно ждала этого вопроса. – За последние годы, Небесный, я собрала множество улик против тебя. По большей части косвенного характера; многие могут быть истолкованы неоднозначно. Но это дело всей жизни, и мне будет ужасно жаль, если оно пропадет даром. Поэтому, прежде чем записать это письмо, я спрятала все улики в укромном месте… Мы уже достигли Пункта Назначения, Небесный? Если да, то не старайся найти эти материалы. Не сомневаюсь, они уже на планете.
– Нет.
Констанца улыбнулась:
– Ты можешь прятаться сколько угодно, Небесный, но я всегда буду преследовать тебя, как призрак. Не важно, удастся ли тебе похоронить свое прошлое, не важно, удастся ли выставить себя героем… Мое послание всегда будет там, будет ждать, когда его найдут.
Много, очень много дней спустя я, спотыкаясь, брел через джунгли. Бежать было слишком тяжело, но не из-за того, что я состарился. Просто у меня отсутствовала рука, и тело постоянно забывало об этой противоестественной асимметрии. Я потерял конечность вскоре после того, как оказался в поселении. Трагический несчастный случай, правда, боль, которую я испытал тогда, уже успела стать неясным воспоминанием. Я сжег себе руку, превратил ее в хрупкий обугленный пенек, держа перед раструбом газовой горелки.
Конечно, это вовсе не было несчастным случаем.
Я давным-давно должен был это сделать, но откладывал неизбежное до тех пор, пока мы не спустились на планету. Необходимо было лишиться руки таким образом, чтобы ее не могла вернуть никакая медицина. Это означало, что чистая безболезненная ампутация исключена. И у меня должно было хватить сил, чтобы выдержать эту потерю.
Я провел в больнице три месяца, но выжил. А потом понемногу вернулся к своим обязанностям. Известие об этом случае прокатилось по планете и достигло ушей моих врагов. Постепенно люди привыкли к мысли о том, что у меня одна рука. И никто не подозревал, что потеря конечности была лишь крошечной деталью большого плана, актом предосторожности, которому предстояло дать плоды спустя много лет. И вот настал день, когда можно поблагодарить себя за предусмотрительность, пусть даже теперь, на пороге своего восьмидесятилетия, я стал изгоем.
Поначалу дела в колонии шли неплохо. «Завещание» Констанцы слегка подпортило мне репутацию. Но людям нужен герой, и вскоре эта потребность взяла свое. Рассеялись остатки досадных сомнений насчет моей пригодности на эту роль. Я потерял несколько сторонников, но добился признания толпы – вполне приемлемая сделка. Посылка Констанцы так и не была найдена, и со временем я заподозрил, что ее просто не существовало, – это было психологическое оружие, направленное на мою стойкость.
Сразу после высадки наступила горячая пора. Трех месяцев, которые я обеспечил экипажу «Сантьяго», хватило на создание целой сети маленьких полевых лагерей. К тому моменту, когда остальные корабли повисли на орбите, три поселения были весьма неплохо укреплены. Последним появился Нуэва-Вальпараисо у экватора – когда-нибудь там можно будет построить отменную площадку для космического лифта. И это было лишь начало. Прекрасное начало. Не верилось, что однажды эти люди, кроме горстки преданных соратников, с яростью ополчатся на меня.
Но это произошло.
Впереди, в густой листве джунглей, что-то мелькнуло. Свет, судя по всему, искусственный. Возможно, там мои сторонники, которые должны меня встретить.
Во всяком случае, я на это надеялся. У меня осталось мало сторонников. Те немногие, кто еще пребывал у власти, сумели освободить меня до начала судебного процесса, но не помогли добраться до убежища. Вполне возможно, их расстреляют за измену. Пусть так. Они пожертвовали собой, зная, что это необходимо. На меньшее я и не рассчитывал.
Поначалу было непохоже, что началась война.
«Бразилия» и «Багдад» достигли орбиты, где обнаружили пустой корпус, – все, что осталось от старины «Сантьяго». Шли месяцы, но ничего не происходило. Оба корабля хранили ледяное молчание и наблюдали. Затем выпустили пару шаттлов – судя по траектории, те приземлились на севере Полуострова. Жаль, что я не сохранил на своем корабле малость антивещества, – ровно столько, чтобы ненадолго запустить двигатель и поразить оба шаттла огненным копьем. Я так и не освоил тот фокус с остановкой двигателей.
Шаттлы приземлились, затем совершили несколько рейсов на орбиту и обратно, доставляя на землю «спящих».
И снова потянулись долгие месяцы ожидания.
Потом начались нападения. Небольшие отряды являлись с севера и наносили удары по жилищам колонистов «Сантьяго». Да, население планеты составляло жалкие три тысячи человек, но что с того? Такой численности вполне достаточно, чтобы развязать войну. Маленькую войну, поначалу незаметную, – что позволяет обеим сторонам окопаться, вооружиться… потом наращивать силы…
Это даже войной не назовешь.
Мои соратники все еще намерены казнить меня как военного преступника. Дело не в том, что это позволит установить мир, – чтобы такое произошло, нужно настоящее чудо. Но они считают, что я виноват во всем. И они убьют меня, а потом возобновят драку.
Подлые сукины дети.