было вообще странно, как это всё держится. Юбки же, напротив, выглядели совершенно цыганисто — пышные, непомерно широкие, со множеством оборок, но прелесть, надо понимать, состояла не в самих юбках, а в том, как они задирались, когда девицы принимались скакать и разнообразно закидывать ноги (иногда, натурально, выше головы). Подолами при этом они трясли и размахивали, демонстрируя всем присутствующим свои прелести в прозрачных панталонах. Также я насчитал пять штук, которым панталон не досталось вовсе. Или уж спрос на сих танцорок не так велик, что девчонки решили таким образом в дамки пройти…
Соколову канкан явно нравился, он улыбался, притопывал и поигрывал плечами, подбоченясь.
Под конец выступления танцорки под музыку хлынули со сцены, заполняя пространство зала и в особенности ниши. В нашу набилось штук, наверное, пятнадцать, и так они начали вокруг метлесить, что у меня аж в глазах зарябило. Потом, вроде как, мелькнул капельдинер, и девиц словно вымело, осталось две: одна уж сидела на коленях у Великого князя, хихикая и обтираясь об него своими прелестями, а другая подскочила ко мне, всей своей, так сказать, профессиональной вывеской наружу.
— Тише-тише! — я показал глазами на пустое место: — Сядь вон на стульчик, коли тебе так положено, да посиди спокойно.
Девица отсела, но надула губки:
— Ежли вы намерений не имеете, так я другу вашему компанию составлю, — и шкодливо подмигнула Ивану: — Втроём веселее будет!
Великий князь засмеялся, но кивнул ей на меня:
— Давай-давай, старайся, для чего тебя пригласили!
Тут меня уже заусило:
— Ты, Иван Кириллыч, конечно, высоко летаешь, но в таких вопросах позволь мне за себя решать.
Он аж удивился:
— Неужто у вас в Иркутске такие нравы строгие?
— Строгие-не строгие, а у меня любимая жена есть, и я от неё гулять не собираюсь.
А он всё своё:
— Нешто девочка не понравилась? Это ж местная звезда, прима! А коль хочешь, так мы сейчас свистнем, нам целый строй предоставят — выбирай!
Я аж крякнул:
— Да как тебе объяснить-то⁈ Ну, притащил ты меня в это варьете. Девицы полуголые скачут, прелестями трясут — есть на что посмотреть, как на подбор. Я молодой казак. Понятно, что у меня в штанах уже своё голосование за этих баб идёт. Но это ж не значит, что та голова, которая в штанах, главнее этой, — я постучал себе по лбу пальцем. — Аль тебе нужен такой друг, которого, сиськой поманя, как телка на верёвочке повести можно?
— Ах, какие вы слова правильные говорите, — вдруг вступила в разговор отставленная мной девица. — Молодец какой! Неужели вы уйдёте из нашего весёлого заведения необласканным?
Она провокаторски облизнула полные губы… и тут я её вспомнил, аж навстречу подался:
— Как, говоришь, тебя зовут?
Девица соблазнительно улыбнулась:
— Коко.
— Коко, значит… Ты меня, конечно, не узнала. Так и я тебя признал не сразу.
— А мы с вами где-то уже встречались? — Коко жеманно повела плечами, практически вывалив декольте на стол.
— Встреча-ались, — я дотянулся до бутылки с шампанским, налил почти полный бокал и подвинул ей. Ну и себе немного плеснул. — Только имя у тебя тогда было не куриное. Выпьем за встречу.
Она приняла бокал осторожно, словно чашу с ядом. Неуверенно перевела взгляд на Великого князя и обратно:
— Но я вас совсем не помню.
— А русскую базу в Фарабе?
Улыбка сползла с её лица. Коко резким жестом, почти как водку, опрокинула бокал и встала. Губы её дёргались. Так ничего и не сказав, она резко развернулась и выбежала из ниши.
— Так, — Иван ссадил с колен вторую, совершенно растерянную, красотку и сунул ей красненькую бумажку*: — Иди-ка, после потолкуем.
*Червонец.
Девица ушла, недоумённо оборачиваясь. А Иван отодвинул тарелки и облокотился на стол:
— Ну, колись. Что за база?
В нишу чёртиком из табакерки заскочил капельдинер:
— Господа? Всё в порядке? Может быть, пригласить других девушек?
Я потёр затылок. В голове неприятно… не шумело даже… шелестело, что ли? От шампанского, поди. Настроение сделалось… странное.
— Ты вот что, любезный. Вели нам принести полуштоф* водки. Да закусок к ней. Поживее.
*1/20 ведра (0,616) л.
— Сию секунду-с!
Заказанное появилось мгновенно, вместе с подходящими рюмками. Я разлил.
— Ты, Иван, в настоящий бой когда в первый раз попал?
— Сразу после военно-технического училища, самый хвост Третьей Польской захватили, пару месяцев успели повоевать.
— А мне чуть до пятнадцати не хватало, я с батей на первый контракт поехал, в Среднюю Азию. От Чарджуя на восток километров семнадцать стоит посёлочек. Там и база наша была, пограничная, — чокнулись, выпили. — А на базе, как полагается, отделение терпимости.
— И она там?.. — допёр Великий князь.
— М-гм. Акулина. Ей тогда уж лет восемнадцать было, в самом соку девка. Да и весёлая… была. Как сейчас помню, на левой груди под соском две родинки. Первая она у меня ведь. Ей забавно тогда казалось. Учила меня всяким… постельным забавам.
Иван снова разлил, удивлённо покачал головой:
— Как же она не узнала тебя?
— А чего ей меня узнавать? Изрос, поди, за девять-то лет. Да и за что меня запоминать было? Я тогда, — я усмехнулся, — ни особыми статями не отличался, ни умениями. Пацан зелёный. Да и недолго это было. Заехал как-то к нам хрен один с большими погонами. Акульку увидел, да и сманил. Девки говорили, обещал ей жизнь устроить в столицах. А вот как устроил, значицца…
Выпили, не чокаясь. Иван потёр подбородок:
— Так ей, выходит…
— Тридцатка скоро.
— Для её профессии, считай, край. Вылетит из прим, как пить дать.
— Ещё бы! Поскачи-ка кузнечиком! — как нарочно