— Как смеете государевой воле перечить?! — раскатистым осипшим басом вскричал один из них, что был постарше. В руках он сжимал грамоту, словно это были молнии Зевса, готовые принести погибель наглецам. — К Иоанну Васильевичу призваны мы! Царь-батюшка велел пред очи его явиться! Не сносить вам головы, изверги, за дерзость вашу и неповиновение!
Позади обоза послышался крик раненого. Орн дважды свистнул, дав команду прекратить бойню. Четверо его бойцов отступили, держа топоры наготове. Пронзительный визг искалеченного заполнил лес, многократно повторенный эхом. Опричники испуганно переглянулись, а купец тем временем расправлял грамоту.
— Из коих земель путь держите? — ледяным голосом спросил колдун, не убирая меча.
— Сие не для твоих ушей, опричник! На колени перед волей царя, кто бы ты ни был! — вновь заорал купец. Стрельцы приосанились, выглядывая из-за щитов.
— Я есмь боярин Орн, пес государев, от измены его оберегающий! А посему велю отвечать подобру, из чьих земель пожаловали в град стольный! — загрохотал Орн с такой неистовой силой, что лошади стрельцов, отделявших его от купца с грамотой, невольно попятились. Дав чуть заметный знак своим лучникам, опричник снова взревел: — Ответ держать пред боярином!
— А грамота царева тебе не указ? Она ответ держать станет! — заорал в ответ купец, багровея и содрогаясь всем телом.
Орн кивнул. Один из стрельцов взял свиток из рук купца и, подъехав чуть ближе, кинул его Орну. Ловко поймав его, Орн развернул документ, смотря в него одним глазом и не выпуская из виду обоз и кибитку, возница которой был бледен как полотно. Лучники немца с виду сохраняли спокойствие, но стрелы их соприкасались с тетивами, в любую секунду готовые нести новые смерти.
— Купцы новгородские, стало быть? Везете товары из ливонских пределов?
— Истинно так, государь нас ожидает, посему и грамота охранная нам дадена, — заговорил молодой бородач, что был похож на сына того, кто вез свиток.
— Была нам весть, — мирно начал Орн, — что купцы новгородские удумали заговор творити с врагом ливонским, дабы извести царя-батюшку дарами заморскими погаными, чтоб яд на себе нести государю.
Услыхав слова эти, молодой купец рухнул на колени, воздев руки:
— Господь с тобой, боярин! Мы волю государеву исполняем! Сам светлый царь Иоанн Васильевич снарядил нас доставить ему товар заморский.
— Рта не разевай, купец, покуда я слово свое боярское молвлю! — рявкнул Орн. — И весть сия гласила, что купцы те новгородские к государеву престолу прибыть сбираются, фальшивой грамотой охранной себе кордон отворя, — закончил опричник, чуть заметно дернув рукой.
В тот же миг лучники, молниеносно вскинув свое оружие, пустили стрелы. Двое стрельцов рухнули с лошадей замертво. Отряд опричников с яростным воплем ринулся в атаку, увлекаемый в гущу резни своим командиром. Рывком уклонившись от топора стрельца, Орн на полном скаку мощным ударом рубанул его тяжелым мечом. Пытаясь уклониться, тот ненадолго отсрочил свой конец. Клинок колдуна отсек ему руку у самого плеча. Когда она упала на землю, пес государев уже снес голову калмыку, что кинулся на него с ятаганом, пытаясь ранить коня. Часть отряда мчалась на подмогу тем четверым, что ехали в хвосте обоза, а остальные рубили налево и направо всех, кто был не из их числа.
Но командиру их не было до того никакого дела. Он рвался к кибитке, возница которой в панике бежал. Одним могучим ударом топора разрубив накидку из воловьих шкур, он инстинктивно дернулся в сторону, увернувшись от выпущенной стрелы. И тут же обрушил новый удар в образовавшийся проем. И еще один, пока утробный вопль не донесся из чрева повозки. Сноровисто срубив несколько деревянных дуг, служивших опорой для настила, он откинул искореженную верхнюю часть.
Его взору открылась картина, о которой он без устали грезил в последние дни. Седовласый старец в купеческом одеянии, но чем-то неуловимо походивший на священника, трепыхался в предсмертных судорогах, причиной которых была огромная зияющая рана в груди. Рядом с ним валялась его отрубленная кисть, унизанная драгоценностями. Кровью был залит и сам старик, и кибитка, в глубине которой сидел юноша, оцепеневший от ужаса и выставивший перед собой тяжелый меч, который он сжимал двумя руками. Соскочив с коня и пригнувшись, Орн прыгнул в повозку, держа в руках меч и топор. Глянув на богато одетого белокурого паренька, он улыбнулся, сказав:
— Да ты не страшись меня, беда твоя уж далече.
И легонько, словно играючи, ткнул его клинком в шею. Вскрикнув, тот выронил меч и схватился за горло, натужно хрипя, покачиваясь и силясь зажать рану, из которой алыми толчками выплескивалась его короткая жизнь. Не прошло и нескольких секунд, как чернокнижник выскочил из кибитки, держа в руках залитый кровью ларец, искусно отделанный серебром и камнями. На нем висел массивный замок. Одним ударом топора Орн сбил его и замер. Не видя убийственной вакханалии, что кружилась вокруг него в дьявольском танце, он несмело, будто страшась величия момента, откинул крышку. Выхватив парчовый кисет, запустил в него трясущуюся от возбуждения руку. А спустя мгновение колдун уже жадно надевал перстень. Он был прекрасен! Теперь на руке опричника бриллиантовое солнце соседствовало с сапфировым полумесяцем, а над ними сверкала рубиновая звезда. Светила окружали золотые молнии, вокруг которых вились замысловатые вензеля из переплетенных змей.
С той минуты драгоценности мира перестали занимать Орна, сделавшись лишь вечными спутниками главных сокровищ, которые должны были отныне принадлежать ему и только ему. Имена их — Власть и Бессмертие. В полнолуние, что наступит всего через пару дней, он схватит их разом, чтобы не выпускать из рук целую вечность.
И вот тогда Вечная Власть станет его уделом, вознеся над миром, который содрогнется, глядя на своего нового владыку.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ
Отец Алексий совершал свое паломничество, отмеряя широкими уверенными шагами по двадцать пять километров в день, а иногда и более того. Останавливаясь на постой в домах священников при храмах, он каждый день усердно молился о спасении заблудших душ, не забывая просить Господа, чтобы дал Он ему сил противостоять лукавому, впервые заговорившему с монахом в Калуге. И хотя больше ничего подобного с ним не происходило, монах знал, что тот непременно обратится к нему снова, лишь только выдастся удачный момент. Он не страшился этого. Напротив, с нетерпением ждал новой встречи с дьяволом, как ждет настоящий воин схватки с заклятым врагом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});