Ее немногочисленные слуги считали Лейну безразличной ко всему. Так оно и было, если не считать одной навязчивой мысли, то и дело посещавшей ее на протяжении долгого времени. Она знала, что Димарк был человеком Левиура. Тогда что означала удавка в его руке?.. Лейна цепенела, пугаясь того, к чему могли привести подобные мысли. Не находилось человека, который поставил бы все на свои места.
Старый шут герцога Дилгус появился в поместье Солнак в конце чудесного осеннего дня, когда фруктовый сад шумел под теплым ветром, сбрасывая желтые листья, а дым костров приносил с собой приятную горечь. Все это удивительно гармонировало со старым домом и увядающей хозяйкой.
Дилгус не видел Лейну с тех пор, как она перестала принимать герцога, – то есть очень давно. До этого они соблюдали «нейтралитет», хотя госпожа Солнак настороженно относилась к сомнительным шуткам дурака. Он же считал ее женщиной наивной и неспособной на решительные поступки.
Теперь оба постарели, и все ошибки молодости, главная из которых – нетерпимость, остались в прошлом. Однако шут понимал, что боль прошлого еще ощутима и все можно испортить одним неосторожным словом.
Его встретил старый слуга, имени которого он уже не помнил, и проводил к госпоже. Лейна принимала в большой комнате с темными шторами, где царили полумрак и мягкие оттенки зеленого и серого. Островок покоя, которому не была подвержена только смятенная душа…
Хозяйка была в платье пастельно-розовых тонов, лишенном излишеств и украшений. В ее волосах серебрилась седина. Дилгус склонился перед нею, но она ласково обняла его. Мягкая ладонь коснулась горба и не отдернулась. Он ощутил легкий цветочный аромат духов.
– Вы помните меня, госпожа?
– Конечно, Дилгус, но не верю своим ушам. Ты стал вежливым и официальным! Где твоя дерзость? Что-то случилось?
– К сожалению. Я не посмел бы вторгаться в вашу частную жизнь, если бы нам всем не грозило вторжение гораздо более страшного врага.
Он увидел, как омрачилось ее лицо. Улыбка стала напряженной и заметно похолодела.
– Я слышала, что болтают слуги. Ты говоришь о какой-то войне на юге?
Дилгус колебался. Он все еще хотел сохранить королевство и все еще сомневался, послужит ли этой цели смерть герцога. Однако на самом деле он уже стал марионеткой Оракула, и его визит преследовал совсем другие цели. Мертвая голова, спрятанная в замке Левиур, сильно запутала все дело, и шут не был уверен ни в чем. Он даже не знал точно, чего хотел добиться от госпожи Солнак.
– Да, – ответил он наконец. – Война на юге. Оборотни приближаются к Белфуру. Их ведет человек, родившийся в Скел-Могде.
– Враг короля?
– Если вспомнить о том, что представляет собой король, я бы сказал, скорее, враг герцога.
Ему не нужно было смотреть на Лейну, чтобы ощутить, как она напряглась.
– Это неудивительно, – сказала госпожа Солнак. – Враги есть у всех нас…
– Но если враг – собственный сын, это сильно меняет дело!..
Несколько секунд Лейна смотрела в одну точку на стене. Потом перевела взгляд на шута.
– О чем ты болтаешь, Дилгус? – Она почти в точности повторила фразу герцога.
– О том, что восемнадцать лет назад у Сайра Левиура родился сын, который был украден сразу же после своего рождения, а сейчас он объявился во главе земмурской стаи… Знакомая история, не так ли?
Шут почти с удовольствием наблюдал за сменой настроений на ее лице. Кратковременный приступ боли, сомнение, разочарование, наконец, зрелая и нешуточная ненависть…
– Ах ты, урод!.. – дрожа от гнева, воскликнула Лейна. – Ты решил снова посмеяться надо мной?! Может быть, это ОН прислал тебя? В таком случае я прикажу слугам забить тебя палками до смерти…
– Боюсь! Боюсь! Боюсь!!! – заверещал шут, кривляясь и забираясь в кресло с ногами. Он разыгрывал сценку из былых времен и знал, что ему ничего не угрожает. Он держал бывшую любовницу Левиура на прочном крючке.
– Идиот… – прошептала Лейна и, похоже, некоторое время цеплялась за это объяснение. Потом она поняла, что капля яда, выпущенного шутом, теперь будет непрерывно разъедать ее мозг и душу. Проклятый дурак все-таки разрушил хрупкую невидимую стену, которой она себя окружила. – У тебя есть доказательства? – спросила она небрежно.
– Помилуй, женщина! Доказательства должны быть у того, кто претендует на наследство. Или у того, кто хочет отомстить отцу-убийце…
Она отшатнулась, словно он дал ей пощечину. Дилгусу показалось даже, что Лейна сейчас упадет в обморок. Только глаза остались живыми на неподвижном обескровленном лице.
Шут понял, что попал в самое больное место. Его разговоры с мертвой головой оказались не напрасными.
Он приблизился к госпоже Солнак и с удовольствием отметил про себя, что на ее когда-то безукоризненной коже появились морщины. Что ж, загубленная молодость – еще один прекрасный повод для мести.
– Ты помнишь, что было в руке Димарка? Я могу рассказать тебе, почему Левиур хотел избавиться от внебрачного ребенка… И о том, почему младенец был украден. И почему исчезли твой перстень и простыни…
– Хватит!!!
Шут поразился той легкости, с которой извергал из себя слова Оракула. Сам он не был свидетелем тех событий, но точно знал, что все происходило именно так.
Лейна Солнак дрожала. Пелена самообмана рассеялась, обнажив единственно верное истолкование фактов. Чувства, дремавшие в ней так долго, пробудились с лихорадочной силой… Лейна сама не подозревала, что способна на такую дикую ненависть и нестерпимую жажду мести.
Ее ненависть была написана на исказившемся лице, и шут остался доволен своей работой. Он считал, что нашел инструмент, орудие казни, которым сможет воспользоваться в удобное время и в удобном месте.
– Ты что-то говорил о наследстве? – спросила госпожа Солнак голосом, лишенным оттенков.
– Стая приближается, и вряд ли королевские войска смогут оказать ей серьезное сопротивление. Если будет устранен король, герцог станет главным претендентом на престол. Его дочь исчезла… и вряд ли жива. – Дилгус засмеялся. Кто, как не он, знал об этом!
– Чему ты радуешься, дурак? Если Скел-Могд падет, какое значение будут иметь претензии Левиура и его наследников?
Этот же вопрос задавал себе и Дилгус. И находил единственный ответ: мертвая голова знала то, чего еще не знал он. Существовала причина, по которой оборотням было выгодно разыгрывать в Белфуре «внутриполитическую карту». Эта причина беспокоила шута, но не настолько, чтобы он отступился.
– Тебя не должно интересовать лишнее. Если будешь послушной, я устрою тебе встречу с сыном. Только ничего не предпринимай сама! Он дикарь и вздернет тебя на первом же суку… А теперь я ухожу. – И шут отвесил насмешливый поклон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});