— Ничего!
— Я вас просил позволить мне посетить всех наших солдат.
— Я начал с Эль-Ретиро, других я не обходил.
— Теперь вы идете? -Да.
— Держу пари, что они спят.
— Тота! Алькальды и мировые судьи — замечательные солдаты!
— Хорошо, генерал. По какой дороге вы поедете?
— Дель-Бахо, так как я хочу заехать сначала на батарею.
— Хорошо, мы увидимся на маленькой площади форта.
— Но мы поедем вместе!
— Нет, генерал, я пойду проводить моего друга в город. Он хотел провести ночь вместе с нами, но внезапно почувствовал себя не совсем здоровым.
— Тота! Вы все слабаки, нынешние молодые люди!
— Правда, это я и говорил вам сегодня утром.
— Вы не можете провести ночи без сна.
— Как видите!
— Хорошо, ступайте живее, мы увидимся в форте, там и поужинаем.
— Через минуту я буду в вашем распоряжении, генерал!
— Не опоздайте!
Дон Луис, слегка поклонившись генералу Мансилье, последовал за своим другом и они оба минут через десять подошли к дому дона Мигеля. Последний, проводив своего друга, вышел опять, закрыл дверь и снова сел на свою лошадь, лучшую из тех, которые питались альфальфой в безграничных прериях эстансии22 его отца.
Проезжая под большой аркой Recva, он заметил дежурного генерала и его конвой, подъезжавших к площади Двадцать пятого мая. Они снова раскланялись друг с другом на краю крепостного рва и после исполнения военных формальностей въехали вместе в крепость.
Ночь была, как мы уже сказали, очень тихая, поэтому на большом дворе форта и в коридорах было заметное оживление: алькальды, мировые судьи, их лейтенанты и ординарцы стояли группами и курили кому что нравилось, тем же заняты были половина корпуса серенос и почти весь штаб.
В эту ночь весь разношерстный гарнизон крепости, по приказанию генерал-инспектора Пинедо, был под командой Мариньо.
Невозможно описать изумление подполковника Мариньо, когда он заметил дона Мигеля в обществе генерала Мансильи: он полагал, что молодой человек находится в трех лье от города, на вилле.
Дон Мигель не знал, что Мариньо в ту ночь командовал крепостью, однако он не обнаружил никакого удивления и, понимая, что происходило в душе редактора «Торговой газеты», он сказал, обращаясь к дежурному генералу:
— Вот что называется служить, генерал! Сеньор Мариньо оставил перо и взялся за шпагу.
— Это не более чем исполнение долга, дель Кампо! — отвечал Мариньо, еще не оправившись от своего изумления.
— И вот что называется бдительностью: здесь никто не спит! — произнес дежурный генерал.
— Чего мы нигде не видели! — прибавил Мигель, окончательно сбивая с толку Мариньо, который не знал, как ему себя держать.
Командир серенос терялся в догадках. Направляясь в зал, где был приготовлен ужин, Мариньо не удержался и спросил дона Мигеля, от смущения почти не сознавая сам, что он говорит:
— Итак, кабальеро, вы провели эту ночь верхом?
— Почти.
— Ага!
— Я оставался до семи часов вечера у сеньора временного губернатора, а перед тем как присоединиться к генералу, направился к Эль-Ретиро, чтобы прогуляться.
— К Ретиро со стороны Сан-Исидро?
— Вот именно, со стороны Сан-Исидро, но я вспомнил, что у меня есть одно дело в Эль-Сокорро, поэтому я должен был прекратить свою прогулку, от всей души позавидовав всаднику, ехавшему впереди меня, которому, вероятно, не надо было поворачивать с этой дороги.
— Перед вами?
— Да, со стороны Сан-Исидро, по верхней дороге, — отвечал Мигель, окончательно заставляя Мариньо потерять
голову. — Что поделать, — прибавил он, — у нас нет ни минуты отдыха.
— Это правда!
— Ах! Если бы я обладал вашим талантом, сеньор Мариньо, если бы я владел пером так, как вы, то мои досуги были бы посвящены нашему святому делу, а то теперь я бегаю туда и сюда, днем и ночью, не принося пользы Ресторадору.
— Каждый делает то, что может, сеньор дель Кампо! — холодно ответил Мариньо.
— Ах, когда, наконец, у нас будет мир и когда увидим мы торжество тех блестящих федеральных принципов, которые вы проповедуете в своей газете!
— Когда не будет более ни одного унитария ни явного, ни тайного!
В эту минуту адъютант позвал их к генералу. Они направились в зал, где за столом, уставленным аппетитными блюдами и дорогими винами, сидело человек пятнадцать,
— Ну, дель Кампо, чего вы хотите? — сказал генерал Мансилья.
— Я не буду есть, сеньор, но выпью за победу нашего федерального оружия.
— И во славу Ресторадора законов! — прибавил Мансилья.
Стаканы были опрокинуты, но в молчании.
— Подполковник Мариньо!
— Что прикажете, генерал?
— Прикажите всем спать: неизвестно, что может случиться, поэтому не надо напрасно утомлять ваших людей.
— Прикажете поднять мост?
— Нет, не надо!
— Вы думаете, что ничего не произойдет сегодня ночью, генерал?
— Нет, ничего!
— Вы уже уезжаете?
— Да, я должен посетить еще другие казармы, а затем отправлюсь спать.
— У вас надежный спутник.
— Кто это?
— Дель Кампо.
— Этот молодой человек — драгоценная игрушка.
— Из чего, генерал?
— Я не знаю, из золота или из позолоченной меди, но он блестит! — сказал Мансилья, улыбаясь и подавая руку Мариньо.
Когда они вышли из залы, дон Мигель подошел к командиру серенос.
— Я завидую вам, подполковник, — произнес он, — я хотел бы занимать такой же пост, чтобы мог отличиться. Так ли вы страдаете за федерацию, как я страдаю?
— Я перенес бы все, даже неодобрение.
— Неодобрение?
— Да, даже здесь я слышал как, некоторые лица порицали вас.
— Меня?
— Они говорили, что ваш долг требовал, чтобы вы были в крепости к семи часам вечера, вы же прибыли только в одиннадцать.
Мариньо покраснел до самых ушей.
— Кто же говорил это, — спросил он с яростью.
— Ну этого не повторяют, сеньор Мариньо: о чудесах рассказывают, не называя имен святых. Они говорили об этом, следовательно, такие вещи могут дойти до ушей Ресторадора.
Мариньо побледнел.
— Болтовня, — сказал он. — Чушь!
— Конечно, чушь!
— Однако, не повторяйте этого никому, сеньор дель Кампо.
— Даю вам слово, сеньор Мариньо. Я один из тех, кто всего более восторгается вашим талантом, кроме того, я чрезвычайно признателен вам за услугу, которую вы хотели оказать моей кузине.
— Как она себя чувствует, ваша кузина?
— Очень хорошо, благодарю вас.
— Вы ее видели?
— Сегодня после обеда.
— Я слышал, что она покинула Барракас?
— Нет, она поехала на несколько дней в город и вскоре вернется к себе на дачу.