Несмотря на её худобу, у меня начинают затекать руки, но тут снова появляется Рорг в сопровождении старшей из служанок, несущей на подносе чашку с ароматно пахнущим бульоном и горкой ломтей свежайшего хлеба. Значит, пора будить. Тихонько дую её в макушку:
– Девочка… Девочка, просыпайся. Надо поесть. Ау, малышка…
Она вдруг дёргается с силой, которую невозможно представить в теле, перенёсшем столь длительную голодовку. Распахивает глаза, в которых плещется смертельный ужас, вскрикивает, и я со всей силой стискиваю её в объятиях, чтобы не выбилась:
– Всё, солнышко! Всё! Успокойся! Я же обещал, что больше ничего страшного с тобой не случится!
Саури замирает, потом её огромные глаза проясняются, и вроде бы в них проявляется узнавание.
– А? Ты?
Хвала богам! Пришла в себя. Очень бережно опускаю её на кровать, пододвигаю к высокой деревянной спинке, подкладываю под спину девушки подушки, поправляю покрывало и шкуру.
– Ну что, очнулась?
Она с трудом кивает. Потом спрашивает:
– Что?
– Тебе надо поесть. Сварили кайе[2], это лучшая пища для тебя сейчас. В твоём состоянии.
Беру поднос у служанки, усаживаюсь рядом с саури, зачерпываю первую ложку, пробую сам – нормально. Чуть дую, потом аккуратно начинаю кормить девушку. Она жадно глотает, оживая буквально на глазах. Единственное, чего я боюсь, – что её снова вырвет, но, хвала богам, обходится без приключений. Наевшись, саури смотрит на меня осоловевшим взглядом. Снова засыпает? Да. Перекладываю её в нормальное положение.
– Поспи. А у меня дел полно.
– Да. Вы идите. Не волнуйтесь.
Вижу, что она с трудом произносит эти слова. Значит… а что значит? Две недели голодовки высосали из неё все силы. Надеюсь, что желудок ещё работает, несмотря на долгую голодовку, и сможет усвоить бульон, в который я накрошил хлеба. Но время… Время! Столько нужно всего! Кошусь на застывшую неподвижно служанку, которую так никто и не отпустил.
– Как тебя зовут?
– Дара, сьере барон. – Опускает голову под чёрным платком.
Чёрный цвет – цвет старой девы. Не смогла в своё время найти себе мужа, и после достижения тридцати лет пришлось надеть. Белый платок – знак замужней женщины. Коричневый – вдовий. Алый либо вообще отсутствие покрывала на голове – невеста…
– Останешься здесь. Будешь приглядывать за ней, пока я не освобожусь. Чтобы не было скучно, вымой полы, протри стены, мебель и окна. Всё понятно?
– А оно…
– Не оно, мать твою! Девушка тоже человек! Только из очень дальних краёв! Такие, как она, живут на Северных островах! И ничего тебе бедная девочка не сделает! Понятно?
– Простите, сьере барон! Мы не знали…
– Ясно, что не знали… – Машу рукой. – Короче, присматривай за ней. Если что – сразу найди меня и скажи.
Она кланяется, сложив на животе руки. Странно. Вроде красивая, и даже фигура сохранилась. Чего ей не повезло? Эх, жизнь такая штука… Ладно. Надо идти. Разворачиваюсь, выхожу из комнаты. Груду мусора из бывшей спальни маркиза уже почти вынесли. Осталось чуть-чуть. А вот и парнишка!
– Эй, Арк!
Он тут же бросает два больших деревянных ведра, в которых таскал мусор, подбегает ко мне и сгибается в поклоне:
– Слушаю, ваша милость!
– Выпрямись. Я не всегда злой.
Подросток снова занимает вертикальное положение, и я показываю на соседнее помещение:
– Что здесь?
Арк краснеет:
– Так… покои для девок маркизовых, ваша светлость.
– Для девок?
Парнишка мнётся:
– Там, сьере, прежний маркиз своих полюбовниц пользовал. Да и тех, кого ему притаскивали…
Значит, не брезговал висельник и таким…
– А там?
– Кладовые, ваша милость. Под одежду, посуду дорогую, ткани и прочее, что ценное.
– Ладно. Продолжай уборку.
Арк хватает лопату и, поклонившись, остервенело нагружает брошенные вёдра перепревшей соломой и прочим дерьмом. Я же подхожу к комнатке для утех и толкаю дверь. Та открывается, вхожу внутрь. И сразу вижу обнажённое девичье тело, прикованное к кровати за руки и за ноги. Как ни странно, девушка жива. При виде меня её глаза загораются ненавистью, она что-то пытается сказать, но из горла вырывается лишь сипение. Справившись с замешательством, прыжком подлетаю к кровати, срываю со стены гобелен и прикрываю её. Потом убеждаюсь, что цепи закрыты на замки. Возиться и искать ключ некогда, а по виду оковы из сырого железа. Поэтому тянусь за мечом, затем бросаю:
– Закрой глаза!
Она послушно опускает веки, сообразив, что всё не так просто. Молниеносный удар – и одна из цепей рубится. Неожиданно легко. Второй замах. Третий. Четвёртый… Девчонка рывком усаживается, затем плотно закутывается в ткань картины. Осматривается, наконец с трудом выдавливает из себя:
– Воды!
– Арк! Арк!!!
Грохот перевёрнутого ведра – и в комнату влетает мальчишка.
– Воды! Живо!
– Сей момент…
Спустя минуту, пока я рассматриваю новую жертву повешенного маркиза и раздумываю, что отпустил того на тот свет слишком легко, Арк появляется с ковшом воды. Спасённая жадно пьёт, задыхаясь. Когда ковш полностью опустошён, отдаю его парнишке:
– Иди работай дальше.
Тот кланяется, убегает. Я же присаживаюсь на стоящий рядом с койкой резной табурет довольно тонкой работы.
– Кто вы, доса, и как попали в лапы этого скота?
Девчонка опускает голову:
– Я Марика дель Тарон, дочь барона дель Тарона. Мы с Запада, сьере…
Дель Тарон… Так-так, что-то знакомое… Точно! Приходила ориентировка для Льян, она меня с ней знакомила. Объявлен в розыск за предательство. Значит…
– А где ваш отец, доса Марика? Его же зовут Идиго? Идиго дель Тарон?
– Откуда вы знаете?! Встречались раньше?
Я молчу, и девчонка отворачивается к стене, потом нехотя буркает:
– Мой отец оставил меня здесь. Договорился с маркизом, что тот меня спрячет от Неукротимого. Два дня было хорошо. Ко мне относились согласно моему статусу. А вчера вечером вдруг схватили, раздели и приковали к этой кровати…
– И?
– Никто не пришёл, если вы об этом…
Она выделяет последнюю фразу. Потом, по-видимому, спохватывается:
– Простите, сьере, а, собственно, кто вы такой? И по какому праву распоряжаетесь в замке Ниро?
– Ваш спаситель, доса Марика. Но если вам так интересно, то могу представиться – Серг дель Стел, барон Ниро. Новый лорд этих земель. Прежний барон повешен по моему приказу.
– По какому праву?! – Она едва ли не визжит, забыв о своём положении и состоянии.
Приходится разом её приструнить:
– Император Атти Неукротимый подарил мне эти земли за успешное завершение Восточного похода.
Марика дёргается, словно ужаленная. Затем несколько мгновений сидит неподвижно, только по её щекам разливается мертвенная бледность, и она шепчет:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});