со свидетелем.
Удав не сразу, но отступил с дороги, отвесив издевательский поклон на домбангский манер.
– Ступай. Говори. Он догнивает на крайнем с запада плоту. Пока вы с ним будете восхвалять друг друга, мы позаботимся об охране поселка.
* * *
В Домбанге верховные жрецы Трех жили в отдалении от тех, кого вели за собой, – кроме только Ванг Во, отказавшейся покидать Арену. Укрывшись за высокими храмовыми стенами, окруженные множеством услужливых приверженцев, они появлялись только для проведения обрядов, которые поддерживали гордость и стойкость горожан, после чего снова скрывались за тиковыми воротами. У вуо-тонов не было тиковых досок, и ворот не было. Хижина свидетеля плавала на западном конце поселка, не отмеченная ни девизами, ни гербами. Такая могла принадлежать кому угодно: молодому семейству, вязальщику, рыбаку – если бы не фиалки дельты, буйно цветущие в глиняных горшках перед входом.
Рук постоял молча, собрался с мыслями и шагнул на порог. Он один раз стукнул полой деревянной колотушкой.
Теплая тишина сочилась между связками тростника.
Он постучался еще раз, подождал, а потом снял кожаную петлю с крюков и, отворив дверь, вошел.
Его захлестнула густая мешанина запахов: бульон и пот, моча из неопорожненного горшка, сладкий трубочный дым и что-то плотное, густое и неуместное, в чем Рук заподозрил болезнь. Темнота висела здесь, словно отсыревшая тяжелая одежда на бельевой веревке. Он различил у самой двери глиняные кувшины, прислоненные к стене остроги, в глубине – смутные очертания корзин и там же, на подстилке у дальней стены красновато-черное свечение: свернувшегося, как ребенок, спящего.
Сзади шепотом хлопнула закрывшаяся дверь.
Рук подождал, пока не привыкнут глаза, и шагнул вперед, чтобы встать на колени у циновки.
Сквозь печной жар – слишком сильный, потому что в обычном тепле человеческого тела светилась лихорадка – он видел старческое лицо, сомкнутые веки здорового глаза, рубец пустой глазницы. Рот приоткрыт, с губы стекает ниточка слюны. Рук взял висевшую на краю кувшина у кровати тряпку и бережно стер ее.
– Свидетель, – тихо позвал он.
Старик нахмурился, дернулся во сне, неразборчиво забормотал.
– Свидетель, – так же тихо повторил Рук, тронув ладонью пылающий лоб. – Я вернулся.
Веки единственного глаза затрепетали, несколько отчаянных мгновений старик всматривался в темноту и наконец остановил взгляд на Руке.
– А, – сипло выговорил он и беспомощно улыбнулся. – Кха Лу… Ты не спешил с возвращением. Еще немного, и…
Хриплый влажный кашель ухватил его за грудки, ударил и отшвырнул навзничь на циновки. Свидетель слабо потянулся к тряпке в руке гостя, взял ее, сплюнул и, закрыв глаз, долго прерывисто дышал, прежде чем договорить:
– Ты мог меня и не застать.
Рук удобнее сел, скрестив ноги, перед тощим тюфяком.
За годы служения Эйре он не раз ухаживал за умирающими и знал, что их нужды так же различны, как их лица. Одним хотелось, чтобы их провожали в могилу шуткой, другие слепо, яростно отрицали смерть. Свидетель Вуо-тона никогда не прятал лица от жестокой правды.
– Что я могу сделать? – просто спросил Рук.
Он проверил кувшин – полон или почти полон. А вот миска рядом полупустая, на донышке остывший бульон.
– Принести тебе поесть? Рыбы? Сладкого тростника?
Старик оттопырил губы, будто плюнуть собрался.
– Трубку, – попросил он, указывая полку на стене.
– Дым вредит легким.
– Умирающему, Кха Лу, все во вред. Дай трубку.
Рук, кивнув, снял с полки блестящую трубку.
– Тростник в чашке, – слабо произнес свидетель. – Уголек в горшке.
Подготовить трубку недолго. Рук деревянными щипцами извлек из набитого песком горшка уголек, поднес к губам полую тростинку, втянул сладкий и едкий дым и передал трубку старику.
Свидетель неглубоко затянулся, выдохнул жидкое облачко дыма, выдавил слабое подобие улыбки и повернулся к Руку, зорко прищурив уцелевший глаз.
– Ты растолстел.
Рук подавился смешком.
– Я самый тощий жрец во всем храме.
– Жрецы… – пренебрежительно отмахнулся свидетель. – Они все жирные. Курениями и песнопениями жир из тела не вытопишь.
Он неожиданно ловко крутанул в руках трубку и чубуком ткнул Рука под ребра.
– Толстый, неповоротливый.
Глаза у него радостно блеснули. Впервые за всю жизнь свидетелю удалось пробить защиту Рука. Тот еще ребенком, особенно ребенком, обладал сверхъестественной способностью заранее видеть движение, предугадывать выпад человека с той же легкостью, с какой предвидел бросок змеи. Это не мешало свидетелю тыкать его всякий раз, стоило Руку отвернуться – за едой, в воде, с кормы каноэ… Как видно, старик и перед смертью не лишился двух неразлучных радостей – тяги к борьбе и гордости.
Но еще до следующего хрипящего вздоха взгляд у него потух.
– Это никуда не годится, Кха Лу.
– Я оставил это имя позади вместе с дельтой, – покачал головой Рук.
– Благосклонность богов не скинешь, как жилет, – сдавленно, словно кашлянул, усмехнулся свидетель.
– Я почти двадцать лет не видел Кем Анх и Ханг Лока.
– А эту свою богиню… Эйру? Ее ты когда в последний раз видел?
– Эйра не бродит по дельте, – пояснил Рук. – Ее сила не от…
Он не успел договорить: свидетель поймал его запястье и с лихорадочным усилием выкрутил руку – перевернул ладонью с запекшимися ранками змеиного укуса вверх и хмыкнул, убедившись, что не ошибся.
– Давно?
– Третьего дня. Около полудня.
– Другой на твоем месте уже протух бы.
Рук снова кивнул.
– И готов поспорить, ты до сих пор видишь сквозь тростники и сквозь стены.
– Только тепло, – тихо ответил Рук.
С ним одним, со свидетелем, он поделился своей тайной.
– Это сила, – проворчал тот. – Это дары богов. Теперь тебе понадобятся эти дары, Кха Лу.
– Зачем? – настороженно спросил Рук, уже предвидя грозный ответ.
– Нечто пришло в дельту, – ответил свидетель. – Нечто новое.
– Знаю. Вестники побывали и в городе.
– Я бы их вестниками не назвал, – нахмурился свидетель, – но я могу ошибаться. Вероятно, я слишком состарился и поглупел, чтобы понять их послание.
– Тот, с кем я говорил, нес что-то о Владыке, о каком-то Первом.
– Здешний вовсе не говорил. Мне кажется, они и не владеют речью.
– Они же люди? – опешил Рук. – Нагие красавцы в ошейниках?
Старик мрачно покачал головой:
– Не люди и уж точно не красавцы. Я бы попробовал объяснить, но проще тебе самому посмотреть. – Он, гримасничая, приподнялся на локте. – Помоги-ка мне встать.
* * *
В дельте обитали десятки разновидностей летучих мышей – камышовые и речные, рыжие, косматые, крошечные пушистые, размером с большой палец; парнозубые, кровопийцы и множество других, которых Рук не знал по имени. В сумерках они взлетали из камышей большими темными стаями, мутили последние лучи солнца, а иногда плотной тучей затмевали восходящую луну. Для глаз Рука их теплые мохнатые тельца