Читать интересную книгу "Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

—  Да и я к тебе не ломлюсь, мне своих полян хватает.

—   Ну ладно, побегу. Приятно было повидаться.

—  Давай. Пока.

Я предложила Волчице и Кабану (разумеется, весь их диалог задан Татья­ной через обмен ролями, это же ее личные "внутренние звери") обме­няться каким-нибудь ритуальным жестом, которым они, как правило, здо­роваются и прощаются. Мы же все понимаем, что это не обычные живот­ные, почему бы им не иметь своих традиций и этикета? На эту мысль меня навело то, как они стоят во время разговора: очень достойно, краси­во, несколько официально — так на дипломатическом приеме могут дер­жаться "очень важные персоны" равного статуса. И Секач с Волчицей об­мениваются затейливыми мушкетерскими поклонами, неизвестно откуда взявшимися в этом "диком, диком лесу". Волчица удаляется. А я спраши­ваю у Секача:

—  Что ты скажешь Тане, хозяйке зоопарка? Давай-ка туда заглянем. (В роли Тани все это время оставалась исполнительница роли Хрюшки — Хрюшка-то превратилась в Поросенка, а потом и в Се­кача уже после обмена ролями. Зоопарк остался таким, каким и был — только Хрюшкина клетка пустая. И вот что сказал Секач.)

—   Здесь надо сломать клетки. Особенно вот эту. Не нравится она мне. (Догадываетесь, какая клетка особенно не нравится Секачу? Обмен ролями; Таня, уже как Таня, обращается к Секачу, в которо­го, естественно, с превеликим удовольствием перевоплощается исполнительница роли Хрюшки):

—  Покажи, как это сделать.

—  Показать? Легко!

Клетку у нас обозначает, естественно, наш обычный многофункциональ­ный стул — серенький такой, складной. Секач, поигрывая могучими мыш­цами, — а сама Таня, надо заметить, женщина стройная и крепкая, сложена прекрасно, и не как нынешние фотомодели, а примерно как голливудские звезды пятидесятых, "все при ней" — подходит к клетке. К той самой, где в "первом действии" валялась в луже нелюбимая и беспомощная Хрюшка. Грозно так подходит, но сдержанно; примеривается... и ка-ак швырнет этот ненавистный стул о дальнюю свободную стенку! Кто-то из аудитории аж пискнул — не от страха, а от восторга.

—   Вот так, примерно. Еще показать?

И мы повторяем это и второй, и третий раз — да так, что стул пару раз крутанулся в воздухе. Поменялись ролями — понятно, что ломать клетку было сподручнее из роли Секача — и Таня, уже сама от себя, говорит:

—  Я бы хотела, чтобы они все вместе, синхронно и слаженно слома­ли все клетки! И эту — еще разочек, только медленней. И все вместе.

Что звери и сделали. Секач, Волчица, Слон, Жираф и Коала. Уже без грохо­та и больших усилий, зато вместе, синхронно и красиво. И мы догадываем­ся, что речь идет о воссоединении изолированных частей, о превращении "зверинца" в какую-то более естественную среду, где у каждого есть свои права и границы.

Когда группа делилась с Татьяной чувствами, возникавшими по ходу ее работы, было сказано много важных вещей, в самой работе остававшихся "в подтексте". Например, об опыте саморазрушения — скверной едой или идиотскими же диетами, трудоголическими подвигами или жизнью с ежедневно унижающим партнером. Например, о своих внутренних Жерт­ве и Агрессоре — у кого же их нет? — и о том, откуда они взялись имен­но такие; что называется, кто научил. О контакте со своей детской или подростковой — особенно подростковой — частью; о нежелании быть женщиной именно в этот период. О том, что некоторых из нас материн­ство — одобряемая, "санкционированная" обществом роль — примиряет с нелюбимыми, неприемлемыми аспектами женской жизни, словно дает раз­решение быть женщиной... Но "почему-то" как раз в этой роли мы порой становимся агрессивны, поедом едим себя и других. О непростых отноше­ниях с менструальным циклом, чувстве брезгливости и страха перед нор­мальным функционированием своего тела — и вновь о том, откуда такое немилосердное отношение к своей женской природе, где и от кого мы на­брались представлений о "грязной" телесной сущности. О депрессии, ког­да хочется повернуться спиной ко всему миру. О спасительной любозна­тельности. Об отношении к внутренней мужской части — если бывает "внутренний ребенок", то как же без "внутреннего мужчины"? В общем, о важных и разных вещах.

Как и любая другая, эта работа могла повернуть совсем в другом направле­нии: не появись яркий образ дикого Поросенка, я все равно спросила бы, давно ли Хрюшка сидит в клетке и как она туда попала; "детская" тематика от нас никуда бы не делась. А может быть, мы вышли бы на прямой разго­вор пленницы и самой Татьяны — наверняка им нашлось бы, что сказать друг другу. Когда мы разыгрываем наши истории, "ключ" не столько в тео­риях и интерпретациях, сколько в реакциях, спонтанно возникающих чув­ствах и ассоциациях героини: холодно... теплее... горячо, вот оно! Могло быть пять других историй, но родилась все-таки эта. Между прочим, непов­торимость процесса — часть его ценности: мы же все понимаем, что в дру­гой группе или в другой день Татьяна рассказала бы другую сказку — и в ней тоже была бы своя правда. Но в этот раз все получилось на одном ды­хании — с одышливым трудным вдохом и резким взрывным выдохом. Вся работа заняла меньше часа, нас в тот день ждали еще четыре.

Может, мне бы и хотелось сказать, что "с тех пор они жили счастливо", а Таня питается одними полезными продуктами и больше не нуждается в "вечернем жоре", но... не скажу. Во-первых, я этого просто не знаю, по­скольку работа из недавних, а жизнь продолжается. А во-вторых... Сама Та­тьяна в конце дня сказала:

— Для меня это была история не про еду, а про право на жизнь. Вот даже так.

Но разве бывают истории просто про еду? Конечно, нет. Во всяком случае, в нашей работе. Желание увидеть больше — вот что приводит в группу самых разных женщин, это наш "общий знаменатель". Те, кто настроен ре­шать проблемы в том виде, в каком они обнаружились, ищут других спосо­бов. Есть таблетки для снижения аппетита, есть аналогичные "таблетки" для всего на свете — они гораздо популярнее, их много, о них легче рас­сказывать знакомым. Обсуждать новую диету или любое другое принятое средство можно без особых усилий и почти с кем угодно. Обсуждать свою работу в группе, несмотря на то, что при ней присутствовали и в ней уча­ствовали другие люди, — почти невозможно. Или незачем. Не все пути ве­дут в темный лес. Туда обычно отправляются либо те, кто искушен в таких путешествиях и знаком с их возможностями, либо те, кому именно сейчас туда почему-то очень нужно попасть. До зарезу...

ИСТОРИЯ ВАРИНОГО ВЕЕРА

Ни слова о любви!

Но я о ней — ни слова...

Белла Ахмадуллина

Варя — очень красивая молодая женщина. Второй брак, второе высшее об­разование, неброская грация в каждом движении, светящийся в глазах ум и то, что англичане без обиняков называют "породой". В группах таких жен­щин выбирают на роли благородных героинь, волшебниц и загадочных со­перниц. Чувствуется некоторый отзвук строгого воспитания на кавказский манер, склонность промолчать, отвести глаза, сдержаться — возможно, себе во вред. Собственно, и тема ее работы — невозможность выражать чувства.

Вредная приставала-ведущая, то есть ваша покорная слуга: Что, любые?

Варя (глядя в сторону): Ну, лирические.

Ведущая: Это какие?

Варя: Ну, любви (краснеет). Я встречаюсь с одним человеком, у него семья, у меня семья, я ничего не хочу разрушать, но почему я ска­зать-то ему не могу? Сразу ком в горле, как будто душит.

Ведущая: Что бы могло быть для тебя результатом твоей работы?

Варя: Понять, что душит. С любовью я, может, и сама разберусь. Есть две меня — одна на публике, где я остроумна, общительна, душа компании. Он, между прочим, тоже. И есть я придушенная, слова сказать не могу...

Ведущая: Давай посмотрим, как это. Где будешь ты — Блестящая, Душа компании?

Варя: Вот здесь. Я свободна, защищена, как будто у меня есть... не знаю, ширма? Маска?.. Большой веер!

Ведущая: Кто мог бы сейчас стать твоим Веером? (Варя выбирает из группы Веер, меняется ролями.)

Варя (в роли Веера обращается к воображаемой публике): На мне столько всего нарисовано, я переливаюсь, играю. Смотрите все, какие мы красивые, разные, подвижные!

Ведущая: Веер, скажи своей хозяйке, что у тебя с изнанки.

"Веер" (поворачиваясь к "Варе"): Я защищаю тебя. Без меня ты беспо­мощна, тебе страшно. Я с тобой много лет.

Ведущая: Давай увидим, что же без него — когда хочется сказать о важных для тебя чувствах, но не получается.