— Ты готова?
Она кивнула и прошла вперед, чтобы сесть на Ариэль, маленькую спокойную кобылу, на которой она ездила уже неделю. Кесси, однако, не собиралась вести себя подобно своей смирной лошадке.
— Жаль, что мне нельзя сесть на лошадь так, как это делаете вы, — вслух пробормотала она. Только, разумеется, не на его лошадь, тут же уточнила она свое желание. Черный и сильный жеребец Габриэля выглядел таким же яростным и непокорным, как и его хозяин.
Взлетев в седло, Габриэль повернулся к Кесси и презрительно оттопырил губу:
— Леди не садятся на лошадь по-мужски.
— А-а, но ведь я не леди, не так ли?
Если честно, то Кесси не ожидала ответа на свой выпад. И не получила его. Пока Габриэль ехал впереди, Кесси полностью сосредоточилась на том, чтобы не вывалиться из седла. Если бы это приключилось в компании с Кристофером и Эвелин, она бы только посмеялась и потерла ушибленное место.
Но пережить подобное унижение перед супругом? Да ни за что! Но он ехал медленно, за что она благодарила небеса.
Оказалось, что они направляются в сторону озера. Это было единственное место в поместье, которое Кесси еще предстояло изучить. Недоброе предчувствие вдруг охватило ее. Когда они ездили втроем, то обычно покидали земли усадьбы и выезжали на открытое пространство. Слава Богу — Габриэль направил лошадь мимо озера. Кажется, он решил заехать в небольшую рощицу. Облегченно вздохнув, Кесси принялась с любопытством поглядывать по сторонам.
Габриэль не останавливался до тех пор, пока они не добрались до небольшой поляны. На ней располагалась крошечная, но уютная деревянная беседка, выкрашенная в белый цвет. Кесси даже охнула от восторга, заметив ее.
— Я и не подозревала, что здесь может быть подобная прелесть! Ее ведь совершенно не заметишь из дома, да?
Габриэль кивнул и помог ей спуститься с лошади. На ее губах заиграла довольная улыбка, потому что эта беседка была великолепным убежищем от всего мира. Шумный зяблик даже не обратил внимания на их присутствие и звонко высвистывал свою подругу на свидание. В воздухе стоял дурманящий запах леса. Вот только вид у беседки был заброшенный, краска на ней облупилась, сорняки росли прямо у ступенек, а кое-где проросли и прямо через них.
— Когда-то это, наверное, было очень милое местечко, — вслух размышляла Кесси. — Как жаль, что его так запустили!
Она склонилась над ступенькой и рукой в перчатке смела с нее засохший кусок грязи. Кесси выпрямилась и оглянулась как раз вовремя, чтобы заметить странное выражение грусти, мелькнувшее на лице супруга.
Губы Кесси шевельнулись, высказав вслух догадку.
— Позвольте, — медленно проговорила она, — это беседка вашей матери, да?
Габриэль тут же разозлился на себя. На кой черт он притащил ее сюда? Да, его мать любила этот утолок. Он вспомнил, что ей нравилась уединенность этого места, излучавшего какую-то умиротворенность.
— Да, она часто приходила сюда.
Кесси хотелось поподробнее расспросить его, потому что она часто размышляла о его матери. Она и сама не понимала почему. Возможно, оттого, что ее окружала какая-то аура таинственности… Но лицо Габриэля мгновенно стало замкнутым и отчужденным. Кесси почувствовала, что сейчас неподходящий момент, чтобы лезть к нему в душу.
Он подошел к ней:
— У тебя врожденный талант к верховой езде, янки. Как выясняется, у тебя много талантов.
Кесси облизнула губы. Хотя все это и говорилось как-то походя, без интереса, чувствовалось, что настроение у него препаршивое.
— И вот еще что. Лучше сразу признавайся во всех своих грехах. После того как я снова застал тебя с Кристофером, меня разобрали сомнения. Ты уже отдала ему то, что принадлежит исключительно мне?..
Она уставилась на него в полном замешательстве.
— Не стоит разыгрывать передо мной невинность. Ты уже спала с ним?
— Спала?! — Она даже задохнулась от возмущения. — Боже, да за кого ты меня принимаешь? Говоришь так, словно я…
— Портовая шлюха? Что ж, от грязного прошлого не так-то просто избавиться, дорогая. Но я тебя предупреждаю: я не позволю навесить себе рога. И не потерплю ублюдка в качестве наследника моего состояния.
Он был шокирующе груб… и до ужаса жесток. В эту секунду она возненавидела его всей душой — такой ненависти она еще никогда и ни к кому не испытывала.
— Вы сообщили своему отцу, что спасли меня от тюрьмы. Спасибо! Теперь он тоже ненавидит меня. Почему бы вам не остаться навсегда в Лондоне? Тогда бы никому не пришлось терпеть ваши приступы бешенства!
Она была права. Его темперамент взыграл не на шутку. Он злился на нее за то, что она вынудила его вернуться в Фарли. Еще больше злился на самого себя за то, что сегодня привез ее на место, которое принадлежало исключительно светлой памяти его матери.
— Мое настроение было бы иным, если бы по приезде я не застал тебя в объятиях Кристофера Марли.
— Прекратите! — прошипела она. — Вы хотите меня видеть не больше, чем я вас.
Он поймал ее за руки и двумя рывками стянул с них перчатки. Она почувствовала себя так, словно он обнажил ее душу.
Габриэль резко притянул жену к себе. Ее лицо оказалось как раз перед ним — прекрасное лицо, искаженное яростью.
— В том-то и дело, янки, — хрипловато признался он, — что я вовсе не так уж равнодушен к твоим прелестям.
Он наклонил голову. Его рот поймал ее губы в ловушку. Он снова и снова ласкал шелковистую глубину ее рта; ритм его языка становился все более диким и эротичным. Напрягшиеся руки обхватили ее и подтянули ближе и выше, так что она оказалась прижатой к его бедрам и ногам. Кесси попыталась оттолкнуть его, упершись ему в грудь, но ее попытки оказались слишком слабыми. Господи прости, но происходило нечто совершенно необъяснимое. По всем ее жилам мгновенно распространился странный огонь. Его поцелуи разжигали в ней такое жаркое пламя, что вскоре она запылала. Рот его стал более жадным, а объятия еще более страстными, но при этом и более нежными, и… странно сладостными, так что остатки здравого смысла покидали ее. Она застонала. Звук этот просочился меж их губами и стал как бы знаком того, что она слепо последует за ним, куда бы он ни повел ее.
Как сквозь туман она расслышала, как он удовлетворенно хохотнул. Щеку Кесси обдало его горячим дыханием.
— Ты стоила мне солидную сумму, янки. Так что дай мне убедиться, за что же я все-таки заплатил?
Он стиснул пальцами скрытый бархатом сосок. Она охнула, а сосок мгновенно напрягся. И — Боже праведный! — ощущение отнюдь не было неприятным. И тут она переключилась на его пальцы, такие теплые и ловкие, начавшие в спешке расстегивать крючки ее лифа.