Читать интересную книгу Бандитская губерния - Евгений Сухов

— Посмотрите, господа, какой великолепный ридикюль!

— Где? — подошел к ней Воловцов. Пескова рядом с ним не было: он предпочел все же покинуть лавку и подождать снаружи.

— Да вот же! — указала она на холщовый мешочек.

— А-а, — протянул Иван Федорович. — На солдатскую котомку похож. Только маленькую.

— Да что вы, это же последний писк моды! — едва не возмутилась «солдатской котомкой» Перелескова.

— Писк? — удивленно посмотрел на нее Иван Федорович.

— Да, — ответила Апполинария Карловна.

— И в какую цену этот писк? — перевел взгляд на приказчика Воловцов.

— Семнадцать рублей с полтиною, — последовал ответ.

— Сколько?!

— Семнадцать рублей с полтиною-с, — учтиво повторил приказчик.

Такие деньги у судебного следователя по наиважнейшим делам имелись, поэтому он кивнул со словами:

— Я покупаю!

— Может, не стоит, Иван Федорович? — нерешительно промолвила Апполинария Карловна.

— Стоит, — безапелляционно произнес Воловцов.

Когда они вышли из лавки, Песков, увидев их, просиял:

— Ну, что, все?

— Все, — устало произнес Иван Федорович. — Может, ко мне? Поговорим про завтрашний день…

— Нет, я домой, — попробовал улыбнуться Виталий Викторович, но у него не получилось. — Сегодня был слишком трудный день.

— Понимаю, — согласно кивнул Иван Федорович и покосился на светившуюся радостью Апполинарию Карловну. — Встречаемся завтра в десять в околоточном участке…

— Хорошо, — произнес Песков и, быстро распрощавшись с Перелесковой и Воловцовым, ретировался, растворившись в вечерней мгле.

А Иван Федорович, взяв извозчика, еще долго выслушивал щебетанье довольной проведенным променажем и подарками Апполинарии Карловны.

«Да, нет», — машинально отвечал он на вопросы Перелесковой, трясясь рядом с ней в коляске. Он чувствовал себя каторжанином, только что вернувшимся из забоя шахты и мечтающим как можно скорее улечься на свою шконку и забыться сном. И когда они подъехали к дому Кокошиной, Воловцов, подав руку Перелесковой, дабы помочь ей выйти из коляски, так же, как до этого Виталий Викторович, поспешил ретироваться.

— Ты чего такой измученный? — спросила Феодора Силантьевна, когда племянник с усталым видом ввалился в дом. — Как будто весь день на тебе пахали.

— Сегодня был слишком трудный день, — ответил Иван Федорович слово в слово, как перед этим ответил ему Песков. И, не раздеваясь, повалился на свою кровать…

В участок Воловцов приехал не один и в закрытой коляске. Околоточный Петухов, посвященный в план Ивана Федоровича, самолично открыл черный ход, и Воловцов с человеком в мужской накидке с капюшоном вошел в участок, никем не замеченный. Оставив своего таинственного попутчика в кабинете Петухова, Иван Федорович медленно прошел по длинному коридору участка к арестантским комнатам. Их было несколько. В самой ближней к выходу сидел Калмыков, а самую дальнюю занимал дворник Ефимка, так что переговариваться, даже азбукой перестукивания, они не имели никакой возможности. Да и не знали они таковой азбуки… Пройдя до конца коридора и, похоже, считая шаги, Воловцов вернулся в кабинет к Петухову и таинственному посетителю участка.

В половине одиннадцатого из дежурной комнаты протопал в самый конец коридора полицейский стражник. Он подошел к двери последней камеры, глянул сначала в дверной глазок на безучастно лежащего и неотрывно смотрящего в потолок Ефимку и лязгнул отпираемым запором:

— Давай, выходь на допрос к господину околоточному надзирателю! А то, ишь, разлегся, будто это ему не участок полицейский, а санаторий какой.

Ефимка вышел, сделал шаг по коридору, другой. И тут из кабинета околоточного надзирателя вывели барышню в черной шелковой тальме и повели к выходу. Лица ее Ефимке разглядеть не удалось, поскольку мешала спина стражника, поэтому он стал выглядывать из-за нее и даже толкнул в спину полицейского, чтобы разглядеть барышню получше. Стражник обернулся и гаркнул в самое лицо Ефимки:

— А ну, малец, не балуй! Не то… — И сунул ему под нос огромный кулачище с толстыми рыжими волосами на пальцах.

В это время Ефимка ясно увидел знакомый профиль: Лара! На ней была та самая шляпка, в которой она приходила к нему в последний раз, купленная в магазине «Модные дамские шляпки» Антона Чикина на Астраханской улице. Из-под тальмы выглядывало знакомое платье малинового цвета, на руках были коричневые шелковые перчатки, а в руке — о боже! — барышня держала ридикюль благородного коричневого бархата на шелковом шнуре, что Ефимка купил ей месяц назад на скопленные им деньги.

Лара! Несомненно, это была она! Но как им удалось найти ее! Ведь он наказал ей сидеть дома и никуда не выходить!

Верно, не послушалась его…

Сволочи… Сволочи!

Сдавленный рык вырвался наружу сам собой. Ефимка боднул стражника в грудь и, обойдя его, бросился вперед по коридору. И тут из кабинета околоточного надзирателя вышел Воловцов…

— Ты?! — вскричал Ефимка.

— Я, — спокойно, с легкой усмешкой ответил Иван Федорович.

— Ненавижу! — ринулся на него дворник, но тут его схватил за шкирку подоспевший полицейский стражник и приподнял. Какое-то время Ефимка висел над полом, извиваясь, ругаясь самыми непотребными словами и брызгая слюной в бессильной злобе.

— Извиняйте, господин околоточный надзиратель, — виновато произнес стражник, когда Петухов, проводив барышню до самого крыльца участка, вернулся к своему кабинету. — Не углядел малость…

— Смотри у меня, — строго сказал Петухов и добавил: — Давай его в мой кабинет.

Стражник поставил Ефимку на пол и втолкнул в кабинет околоточного надзирателя. Следом за дворником вошли Петухов и Иван Федорович. Сидевший в кабинете титулярный советник Песков поднялся с кресла и, как радушный хозяин, широко раскинул руки:

— Добро пожаловать, Ефим Афанасьевич!

Допрос был недолог…

— Ефим Афанасьевич, вы признаете себя виновным в убийстве вашей хозяйки Марьи Степановны Кокошиной и похищении у нее денег, серебряных часов и процентных бумаг на сумму восемнадцать тысяч рублей? — спросил Виталий Викторович.

Ефимка молчал.

— А вы знаете, что ваш родственник Иван Ерофеич Калмыков, обманным путем вовлеченный вами в совершение указанного выше преступления, дал против вас признательные показания? — продолжал делать свою работу судебный следователь Песков.

— Дурак он, этот мой родственничек, — наконец разлепил губы Ефимка. — Если бы он не стал деньгами сорить да процентными бумагами перед шлюхами хвастать, хрен бы вы до чего докопались, псы легавые! — Он повернул перекошенное злобной гримасой лицо и в упор посмотрел на Воловцова: — Повезло вам просто. Ничего, оттуда, куда вы меня упечете, я сбегу обязательно. И тогда, — криво ухмыльнулся Ефимка, — мы с тобой поквитаемся. Так что ты жди, — зловеще добавил он.

— Хорошо, — спокойно ответил Иван Федорович. — Буду с нетерпением тебя поджидать. Только сначала в очередь встань…

— Так вы признаете себя виновным в организации и убийстве Марьи Степановны Кокошиной? — продолжал гнуть свою линию судебный следователь Песков. — Ваша подружка, да вы ее видели, оказалась весьма разговорчивой и много чего интересного о вас рассказала. К примеру, поведала нам, что вы…

— Плевать мне на то, что она вам тут рассказала! — взорвался дворник. — Да, я это! Я убил, пишите… Задушил ее сначала, а потом облил керосином и поджег. Живую еще… — Он обвел присутствующих дикими от бессильной ярости глазами: — А зачем старухе деньги? Она уже одной ногой в могиле. Что, с собой она их возьмет? А мне — жить! Я молодой. Другие вон — гуляют! А мне что, хорошая жизнь заказана?!

Говорить что-либо далее было бесполезно. И тошно было на него смотреть. Даже непробиваемый Петухов отвел взгляд в сторону: брезговал.

Когда убийцу увели, все трое какое-то время угрюмо молчали. Потом стражник, тоже принимавший участие в пьесе, придуманной Иваном Федоровичем, привел Наталью Квасникову, выряженную барышней. Песков посмотрел на нее, затем на Воловцова и, не удержавшись, спросил:

— А как это тебе пришло в голову выдать Наталью Григорьевну за барышню Ефимки?

— Да, — поддакнул околоточный надзиратель Петухов. — Я тоже хотел у вас спросить.

— Да как-то само в голову пришло. — Кажется, Ивану Федоровичу было немного неловко. — Ведь барышня эта, что приходила к Ефимке просить денег сразу после убийства Кокошиной, наверняка знала про него все. Кто он таков, чем дышит, что собой представляет. И что это он убил — тоже знала. Иначе зачем ей просить денег у нищего дворника?

— Ну, это-то понятно, — промолвил озабоченно Песков. — Но почему тебе понадобилась именно Наталья?

— Когда я спрашивал у нашей общей знакомой, Апполинарии Карловны, — Воловцов насмешливо посмотрел на Виталия Викторовича, и тот невольно сморщился, — приметы барышни, которая приходила к дворнику, и во что она была одета, то Перелескова обмолвилась, что барышня эта такого же роста, как Наталья, и чем-то на нее похожа. И будет еще более похожа, если ее, как она выразилась, «приодеть». Тогда я не придал этому особого значения. Ну, похожи люди между собой… Бывает. Но вот еще один факт. После совершения преступления дворник, когда пришло время поднимать шум, побежал именно к ней. А почему к ней? Ведь она живет во флигеле. Ближе, да и логичнее для него самого, было бы постучаться к отставному унтеру Кирьяну Петровичу Корноухову, или к той же Апполинарии Карловне, или к фартовому парню Попенченко, наконец. Но дворник пошел к Наталье Квасниковой. Так почему же? Потому что она похожа на его барышню, которую он скрывал. А барышня эта — единственный человек, которым дворник в большей или меньшей степени дорожит. Ведь то, что он совершил, его все же страшило. И ему была нужна поддержка. А у кого ее найти? У Корноухова? Перелесковой? Попенченко? Нет, поддержку находят только у близкого человека. А в нашем случае — у человека, похожего на самого близкого человека. Вот он и пошел к Наталье. За поддержкой. Просто сработал инстинкт…