страницу того года, когда панк совершил прорыв.
До следующего тура оставалась уйма свободного времени, и я занимался серфингом в теплых водах Северной Каролины, навещал друзей в Вашингтоне, записывал примитивные песни в подвале с Барреттом Джонсом в Сиэтле, летал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться со старыми друзьями Питом и Францем из Scream, которые остались там с того дня, как я присоединился к Nirvana. После распада Scream они начали новую жизнь (и новую группу Wool). То, что изначально задумывалось как неделя жизни на полу в маленьком домике в Долине, превратилось по крайней мере в месяц ежеутренних пробуждений от палящего летнего зноя. К полудню дом без кондиционера превращался в раскаленную печь для пиццы, поэтому единственное, что можно было сделать, чтобы спастись от жары, — это найти бассейн и провести день, купаясь в чужом оазисе, а это как раз по специальности моего приятеля Брайана Брауна.
Я с трепетом смотрел, как мы подъезжаем к дому на Сьело-драйв, понимая, что болезненное очарование, которое я когда-то испытывал к этому дому, теперь вот-вот встретится с жуткой реальностью пребывания в его проклятых стенах. Мы позвонили в звонок на воротах, заехали на подъездную дорожку, вышли из машины и увидели его — в точности как на всех фотографиях с места преступления, которые я рассматривал с юношеским любопытством. По спине пробежали мурашки. Мы подошли к входной двери — ТОЙ САМОЙ входной двери — и постучали. Нас провели внутрь, но мне не нужно было ничего показывать; я знал планировку, как если бы уже бывал там раньше. Я повернул за угол в гостиную, и меня охватила волна ужаса. Каменный камин, деревянные балки, маленький чердак… все точно так же, как в ту ужасную ночь 9 августа 1969 года. За исключением одного: в центре комнаты был большой пульт для звукозаписи.
Здесь записывались Nine Inch Nails.
Я не знал лично Nine Inch Nails, но видел их живые выступления. Я был поклонником индустриальной музыки: подростком слушал Throbbing Gristle, Psychic TV, Einstürzende Neubauten и Current 93. И первый альбом Nine Inch Nails, Pretty Hate Machine, пришелся мне весьма по душе. Неудивительно, что они выбрали дом Мэнсона для записи следующего альбома, учитывая их агрессивное электронно-напряженное звучание и мрачные тексты. Как бы чертовски странно это ни было, это место им идеально подходило, и некоторые из их самых мощных песен были записаны там — «March of the Pigs», «Hurt» и «Closer». Я всегда был твердо убежден в том, что среда, в которой вы записываетесь, определяет результат, и каждый раз, когда я слышу одну из этих песен, я убеждаюсь, что это правда. В этих треках были боль и отчаяние, безусловно наполненные неким потусторонним осмосом. Или болью и отчаянием Трента Резнора. Я плохо его знал, но он блестящий артист и прекрасный человек. Как и другой мой знакомый, блестящий артист и прекрасный человек, который использовал музыку, чтобы бороться с демонами в своей душе.
Через какое-то время пронзительная атмосфера определенно начала накладывать отпечаток на энергетику дома, и я стал чувствовать себя не очень комфортно. Мне было слишком знакомо ощущение темноты, хрупкости и боли, поэтому я поспешил в бассейн, не только чтобы спастись от жары, но и чтобы смыть то чувство, которое испытал, стоя в гостиной.
Темная сторона музыки всегда привлекала меня в плане звука, но я начал понимать — это не то, что характеризовало меня как личность. Музыка всегда была для меня светом и жизнью. Даже счастьем. Я хотел радоваться тому, что мы нашли выход из туннеля. Я хотел гордиться своей индивидуальностью. Я не хотел прятаться. Я мог понять, почему другие могут свернуть в противоположном направлении, возможно, возвращаясь к неразрешенным травмам, но в конце концов почувствовал, что освободился от своих, и это было прекрасно. Будь то песчаные дюны Северной Каролины или спокойствие сонного захолустья Вирджинии, мне нужно было обрести покой, и с этой новообретенной свободой, которую мне дал успех, я собирался потратить все свое время на его поиски.
Оставшееся время в Лос-Анджелесе я провел, катаясь по городу в арендованном белом «Фольксваген Кабриолет» (да, в то время я питал особую страсть к кабриолетам), плавая в чужих бассейнах, гуляя с друзьями и каждые несколько дней связываясь с авиакомпанией, чтобы поменять обратный билет в Сиэтл, продлевая пребывание на раскаленном полу в доме Пита, захватывая еще немножко лета, прежде чем отправиться обратно к серому северному небу. Думаю, в глубине души я знал, что меня там ждет.
В конце концов, в самую последнюю минуту я решил, что пора ехать, бросил все свои веши в кабриолет и помчался в аэропорт Лос-Анджелеса в надежде, что успею на рейс. Я практически ничего не знал о запутанной паутине оживленных автомагистралей, пересекающих огромный город, поэтому вслепую мчался по Долине на опасной скорости, надеясь, что двигаюсь хотя бы приблизительно в направлении нужного съезда. Завернув за угол, я внезапно увидел съезд буквально в нескольких метрах от меня, поэтому резко повернул руль вправо, и… БАМ!
Я врезался в высокий бордюр со скоростью 45 миль в час[46], что не только выбило передние колеса из-под машины, но и заставило сработать подушку безопасности (о существовании которой я даже не знал), взорвавшуюся в десяти дюймах от моего лица, как динамитная шашка. Побитый, я вывалился из машины, кашляя от пыли, вылетевшей, когда подушка ударила меня по лицу, словно бита, и вызвал эвакуатор. (Не дайте себя обмануть рекламе, дамы и господа. Подушка безопасности, хотя и реально спасет вас, совсем не мягкая и шелковистая. Она врежет вам, как правый апперкот от Майка Тайсона.) Когда приехал эвакуатор и сотрудник страховой оценил повреждения (мой левый глаз тем временем начал раздуваться, как гигантский воздушный шар), он объявил, что машина восстановлению не подлежит.
Полностью уничтожив прекрасный кабриолет, который стоил всего 12 долларов в день, я вызвал такси и, поджав хвост, потащился обратно к дому Пита, щеголяя фингалом под глазом, чтобы пожить у него еще неделю. Дополнительная неделя в Лос-Анджелесе дала мне время избавиться от синяка под глазом, а также время подумать о том, что ждет меня впереди. О той пропасти между нами тремя и о том, сможем ли мы перешагнуть ее на этот раз. Мир услышал Nirvana. Мы были чудаками, за которыми сейчас наблюдал мир. Сможем ли мы выжить?
Пришли новости, что Курт находится в реабилитационном центре в Лос-Анджелесе. Хотя и волновался за него, я не был удивлен. Я воспринял